Аннотация - Николай Инодин

Взрослых дикарей не приручить даже с учётом талантов и умений Этайн, но жеребят можно захомутать. И несколько молодых крепких кобыл оставить для случки. Остальных отпустить обратно в пущу, пусть размножаются. Есть и проблема - дикие лошади постоянно пасутся рядом со стадом чёрных длиннорогих быков, как ни прикидывал Роман, под облаву попадут и те и другие.

- Ладно, в загоне отсортируем как-нибудь, правда, Маха?

Всей реакции - дёрнулось ухо с кисточкой. Не любит рыся домашнюю скотину. Инстинкт требует убить и съесть, вожак запрещает - одно расстройство. С горя приходится ночами ходить в пущу, отводить душу. С тех пор как в прайде появилась новая самка, Роман почти перестал охотиться, гон у него. В последнее время и Маху часто охватывает какое-то непонятное томление, вроде как ждёт чего-то.

- Не зря мы с тобой ноги били, всё я продумал, пора домой возвращаться. Будем делать загон для облавы.

Шишагов намотал просохшие портянки, натянул сапоги, затянул шнуровку и направился на восход, оставив за спиной пасущиеся на берегах лесного озера стада.

***

Растолкав нахальные серые мордашки Этайн вытерла руки о передник, пошла к забору, у которого ждёт её Ромхайн.

- Стригунки здоровые, все четверо. Мелкие, но крепкие. На них сена не жалко. Тора сразу нужно пускать к кобылам, ему Вальки мало. Одна кобыла больна, хромает, и суставы на ноге горячие. Может и зашибла, но возиться не будем - пустим на мясо. Можно было и больше десяти отобрать, Тор жеребец славный, он и полтора десятка кобыл покроет.

- А телят ты зачем оставила? Такие коровы молока дадут, как коза. На мясо?

- Бычки молока не дают. Ты собирался пахать землю. Пара крепких волов для этого лучше, чем четыре таких лошади.

Ромхайн отвечает, а сам краем глаза следит за недалёкой опушкой леса:

- Хорошо, что ты у меня есть, умница и красавица. Я про волов не подумал, наши крестьяне на лошадях пахали, - и, тем же голосом: - Не вылезай из-за забора. Укройся за мной. Если там враги, беги к реке и за кустами вдоль берега лети домой.

Потом в лес, громко:

- Долго прятаться будете? Я топот услышал, когда вы через овраг перебирались!

Выходят. Не сканды - издалека видны голые подбородки и смыслянские щиты. Много - под три десятка. Копья несут железом в зенит.

Подошли, стали в ряд - хоть на парад веди. Рубахи новые, вышитые, даже волосы стрижены. Вильцы говорят - стрехой постригли, голова после стрижки похожа на соломенную крышу. И цвет такой же. У многих на поясах кинжалы скандской работы. Не бедствуют ребятушки, серебром блестят, кое у кого выставлены напоказ и золотые цацки. К чему бы это?

- Мир в дом, хозяин! Хозяйке наше почтение! Кобырь я, это ватага моя. А ты, Роман, и в самом деле вещун - мы ещё не выступили, а тут уже жеребятину на угощение готовят! Дело у нас к тебе есть.

Ватажок уже не молод, за тридцать перевалило. Морщинки в углах глаз, фигурой похож не на ясень, на дуб, что растёт посреди луга, на приволье.

- Про вещуна врут больше, чем знают. Не ждал я сегодня гостей, жеребят для дела ловил. Без того найдём, чем гостей покормить. За столом и потолкуем. Прошу к жилью, пока с дороги умоетесь, пока познакомимся - как раз угощенье накроют.

Снова бойники пожаловали. Эти умнее - подошли с уважением. Шагая рядом с мужем, Этайн прислушивается к гостям. В ватаге два оборотня, у обоих зверь не силён, посажен на цепь, как собака, на волю вырывается, только если отпустят. Ни у кого чёрных мыслей в голове нет, чего-то хотят от мужа, но не уверены, сомневаются. Драки не будет, а накормить накормим, парного мяса после облавы хватает. Быков и лошадей Ромхайн бить запретил, но и без них под облаву попало много дичи. Кабанов целое стадо перебили.

Этайн краем глаза посматривает на мужа - её мужчина спокоен, только у самого жилья улыбнулся - не зря гонял людей на случай внезапного нападения. Наблюдатель не проворонил, поднял тревогу. Ставни на окнах закрыты, бабы и девки по улице не бегают, поперёк дороги выстроили стену щитов старшие дружинники. Всего десяток - не все сегодня работают в селище, но доведись ратиться, неизвестно, чья будет победа. Все свои в бронях и шлемах, со щитами, щедро окованными по краю, сверкают на солнце стальные умбоны. Ноги и руки тоже закрыты железом. Если бы у отца были такие доспехи, не подворачивал бы сейчас пустой рукав на левой руке. Младшие дружинники, бездоспешные, встали дальше, наложили тяжёлые стрелы на плетёные тетивы своих луков. Ждут.

- Отбой! - машет рукой Ромхайн, и поднимаются вверх уставленные копья, щиты открывают лица. Опускаются луки. Отсюда не видно, но и в домах не одна рука перестала теребить тетиву, которую готова была рвануть к уху, чтобы выпустить навстречу врагу оперённую смерть. Некоторые бабы не хотят отставать от мужчин, хоть не каждая может управиться с боевым луком.

Пир удался, а разговор - нет. Кобырь надувал щёки, принимал гордые позы, речи вёл туманные, "со смыслом". Роман заскучал на пятой минуте - и так ясно, хотят дармового оружия и военной науки. С их точки зрения, Шишагов обязан по-братски поделиться, нормальные же ребята, пришли как люди. Уважь! На случай, если колдун сволочь, нормального обращения не понимает, запаслись выгодным предложением - пусть поможет подмять под ватагу один из поморянских родов. Всего работы - сотню или две тамошних мужичков вырезать, освободить правильным бойникам место. А они, как нормальные пацаны, отдадут половину скотины Шишагову. Своих сил ватаге не хватает, а вместе с Романом - раз плюнуть.

Когда ватажок выкладывал свой гениальный план, такая тоска взяла Романа, хоть вой. Захотелось придушить хитроумного собеседника - ему ведь ничего не объяснить. Знает, что прав, и всё тут. Аргумент один, зато непробиваемый: "А мне надо". ЕМУ надо, а на остальных плевал Кобырь с высокой колокольни. Поэтому сидел Шишагов, кивал в нужных местах, дожидаясь, когда ватажок иссякнет. По сторонам смотреть не забывал. Сглупил собеседник, хотел Шишагову пыль в глаза пустить, силу ватаги показать. Лучше бы один пришёл. Его люди с Ромиными вперемешку оказались. И тоже разговоры ведут. Даже у Ваги собеседник нашёлся, причём внимательный. Ого! Вага вышел в боевой режим, и тут же обратно. А чуть позже - ещё раз, видно, по просьбе собеседника.

- Нет, Кобырь, не пойдут мои люди невинных людей резать, чтоб тебе сладко жить было.

- Почему?- отказывается понимать ватажок.

- Потому что я запрещу. Не для того учил.

Эк, тебя, болезный, проняло - чуть не обратился. Да не красней ты так, инсульт штука неприятная, в здешних краях наверняка не лечится. Вот, молодец, продышался. Теперь наверно, пугать будешь.

- Ты, хозяин, думай, что кому говоришь!