Дочь лучшего друга (СИ) - Евдокимова Антонина "Феникс31"

Шантажист позвонил в начале двенадцатого. Встреча была назначена на севере Москвы на заброшенном складе. Еще каких-то пятьдесят минут. И все будет кончено.

Сесть за руль было не просто. После смерти дочери я ни разу не водил машину. Просто не мог. Но сейчас мне пришлось экстренно справляться с собственными страхами. Меня вел навигатор. Всю дорогу я пытался понять, кто меня шантажировал. На ум не приходил никто. Точнее кандидатов было не мало. Но я отказывался верить, что кто-то из них способен на такое.

Я был на месте за несколько минут до полуночи. Осмотрелся. Тишина. Ни машины, ни других следов присутствия кого-либо внутри. Сумка с деньгами была тяжелой. Я нервно сжимал ручки. Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть и выругаться.

— Да! — рявкнул я раздраженно.

— М, не стоит так нервничать. Вы же не на казнь приехали, господин Левинский.

— Где Вы?

— Войдите внутрь.

Я подчинился. Склад был заброшен и не охраняем. Внутри ржавело какое-то оборудование.

— Что дальше?

— Видите сумку в центре?

— Да.

— Переложите в нее деньги.

— Зачем?

— Не люблю сюрпризы.

Идея Скворцова положить на дно включенный телефон, по которому можно было отследить шантажиста, накрылась медным тазом. Пока я перекладывал упругие бумажные пачки, в трубке слышалось только дыхание.

— Что дальше? — спросил я, закончив. — Где флешка?

— Садитесь в машину и уезжайте, господин Левинский.

— Где флешка?! — заорал я взбешенно.

— Вы получите ее после того, как я смогу убедиться, что Вы меня не обманули.

— Я не обманывал. Со мной пять миллионов евро. Я выполнил все Ваши требования. Мне нужна флешка.

— А мне — гарантии безопасности, господин Левинский. Вы получите флешку. Но позже.

И он оставил меня одного, ночью, черт знает где, в полном отчаянии. С досады я пнул пустую сумку. Попытки дозвониться не дали результатов. Телефон был выключен. Мне не оставалось ничего, как уехать и надеяться на честность шантажиста.

— Я передал ему деньги, — сообщил я Скворцову.

— Вы видели его? Кто он?

— Нет, его там не было. Он не собирался приезжать. И твоя идея с телефоном провалилась. Он велел переложить деньги в другую сумку.

— Я сейчас же отправлю туда людей.

— Нет, — рявкнул я, включая дворники. Откуда взялся этот ливень? Погода еще час назад не собиралась портиться. — Никаких людей. Иначе он не вернет флешку.

— То есть он Вам ее не отдал?

— Нет.

— Плохо.

— Знаю. Остается только ждать. И ищи, Андрей, ищи! Достань мне его из-под земли. Я уверен, что знаю его, что мы когда-то встречались. Иначе все бессмысленно.

— Я занимаюсь этим. Но пока ничего. Я уже начинаю думать, что он просто искатель легкой наживы, посторонний человек.

— Он должен был где-то наследить. Он должен был оставить хоть какие-то следы!

— Я найду его!

Я отключился и бросил телефон на соседнее сиденье. Он отскочил и упал на пол.

— Черт! — выругался я. Нервы были на пределе. Дождь усиливался. Но впереди, кажется, не было машин. Я остановил машину и потянулся за телефоном, собираясь сделать это быстро. Мне нужно было всего пару секунд. Пальцы нащупали гладкий корпус. Сильный удар отбросил меня назад. Позвоночник пронзило болью, когда подушки безопасности выполнили свою работу. Кажется, машина падала, потому что я чувствовал себя, как в центрифуге стиральной машины в режиме отжима. Никакая жизнь не проносится перед глазами в такой момент. Смерть просто не оставляет на это время.

ГЛАВА 16

Рита

Улететь в Москву я смогла только на следующий день. Эти сутки показались мне вечностью, наполненной отчаянием, слезами и молитвами. Ресторан остался на Мартине.

Все время перелета меня не отпускал страх. Страх, что уже поздно. Что я прилечу в Москву, а мне скажут, что Игоря больше нет. Это сводило с ума. Лишало мыслей. Заставляло сердце почти останавливаться.

— Он в тяжелом состоянии. Врачи борются за его жизнь, — кажется, это сказала мама.

Господи, теперь я знаю, что чувствовал Игорь, когда умирала его дочь. Как он смог с этим справиться?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В Москве было солнечно. Погоде было невдомек, что где-то сейчас, возможно, переставало биться сердце моего любимого человека.

Нет, не думать об этом! Нельзя! Не допускать даже мысли! Игорь сильный. Он обязательно справится!

— Рита? — встретил меня дома удивленный вопрос мамы. — Что ты здесь делаешь?

— Где он? В какой он больнице? — сумка с вещами выпала из моих рук. Я даже не помнила, что кидала в нее, собираясь.

— Рита, с ним все будет хорошо. Там твой отец. Он найдет лучших врачей. Не стоило тебе приезжать.

Она не понимала.

— Мама, в какой он больнице?

— В Склифе.

Это все, что мне нужно было знать.

— Потерпи, прошу тебя потерпи. Только дождись меня. Скоро я буду рядом. И все будет хорошо, — я твердила это всю дорогу, как магическую мантру. Она помогала мне не сойти с ума.

— Рита? — отец был удивлен не меньше мамы. Он отвлекся от разговора с незнакомым мне мужчиной и направился ко мне. — Что ты здесь делаешь?

— Как он? Что с ним? Что случилось?

— Игорь еще не пришел в сознание. Операция закончилась несколько часов назад. Он в коме.

— Господи, — мне не хватало воздуха. — Он… Он… Он будет жить?

— Врачи не дают никаких прогнозов.

— Я хочу его увидеть, — решительно заявила я. Возражения не принимались.

— Рита, он без сознания.

— Я хочу его увидеть.

— Послушай, уже вечер. Давай приедем завтра, — пытался уговорить меня отец.

— Я хочу увидеть его сейчас.

— Хорошо, — сдался он.

Это был не мой Игорь. Это был совершенно другой, незнакомый мне человек. Чужой. И безжизненный. Повязка на голове. Паутина проводов. Вены капельниц. И мерный писк приборов. Именно он доказывал, что Игорь еще жив.

Я боялась подойти. Мне было страшно прикоснуться к нему. И больно смотреть.

— Он… Как он? — спросила я медсестру. Она снимала показания с приборов.

— У него разрыв селезенки. Черепно-мозговая травма. Сломаны ребра и позвоночник.

— Позвоночник? — вскинула я на нее испуганный взгляд.

— Вам лучше поговорить с врачом.

Я подошла ближе.

— Я могу… Могу взять его за руку?

— Конечно. Ему это не повредит.

Кожа Игоря была горячей и сухой.

— Почему он такой горячий?

— У него высокая температура. Мы пытаемся ее сбить.

— Он слышит?

Медсестра остановилась на пороге.

— Не знаю. Но поговорите с ним. Иногда это помогает.

Я не знала, что сказать. Мне хотелось сказать так много, что я не знала с чего начать. Слезы душили, прорываясь через все мои усилия. Я не хотела плакать. Не хотела, чтобы Игорь видел мои слезы. А они все не прекращались.

— Я люблю тебя, — это все, что я смогла сказать. — Люблю тебя, слышишь. Прошу тебя очнись. Пожалуйста.

У меня начиналась истерика. Я задыхалась, чувствуя в груди острую боль.

— Рита, нам пора уходить, — мне на плечо легла рука отца.

— Я не уйду.

— Рита, мы не можем остаться. Мы ничем не можем ему помочь. Надо ждать.

— Я не могу его оставить одного здесь.

— Он не один. Здесь врачи и медсестры. Они присмотрят за ним. Пойдем.

— А что, если… Если он…, - я не могла произнести этого вслух.

— Все будет хорошо. Игорь справится. Просто ему нужно время. Пойдем.

— Не хочу.

— Рита, пойдем. Ты не можешь здесь остаться. Мне и так пришлось договариваться с врачом, чтобы тебя пропустили. Это же реанимация. Сюда никого не пускают. Завтра мы приедем. Обещаю. Идем.

Я позволила отцу увести себя, но мое сердце осталось там, рядом с Игорем.

— Подожди меня здесь. Мне нужно поговорить с врачом Игоря, — отец оставил меня в коридоре и скрылся за поворотом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Маргарита Максимовна?

Я вздрогнула и оглянулась. Передо мной стоял мужчина, которого я видела в фойе рядом с отцом.