Кураж. В родном городе. Рецепт убийства - Дик Фрэнсис

— И ты допустил, чтобы его убили, Эллистер, не так ли? — крикнула женщина. — Нет, вы только подумайте! Всего несколько минут назад он уговаривал меня скрыть, что я своевременно передала ему ваше сообщение.

— А вы большой перестраховщик, — продолжал я, снова обращаясь к Эллистеру. — Вы подумали, что вам предоставляется возможность похоронить прошлое, и решили полностью воспользоваться ею. В этом мнении вас особенно укрепило мое сообщение о смерти Солта. Вы сейчас же примчались в Уайлдвуд, застали там бесчувственного Гарланда и тут же придушили его, поскольку он был последним или, точнее говоря, предпоследним, свидетелем против вас. После этого вы возвратились в город, взяли с собой Хэнсона и как ни в чем не бывало снова отправились в Уайлдвуд, где обнаружили Гарланда, удушенного «неизвестно кем». Таким образом, у вас остался один, но наиболее трудный противник — Керх. Он располагал убийственными материалами против вас, хранившимися у него в сейфе в «Кэтклубе». Правда, вы понимали, что даже физическое устранение Керха еще ничего не решает, так как до нужных вам материалов вы добраться бы не смогли. Я не мог не заметить, как вы нервничали во время нашей встречи и в полиции. Естественно поэтому, когда я сообщил вам комбинацию от замка сейфа Керха, вы восприняли это как манну, нежданно и негаданно свалившуюся с небес. К вам сразу вернулись уверенность, самообладание и все такое, не правда ли?

— Да, да, — расстроенно подтвердил Эллистер. — И я зашел слишком далеко…

— Вы зашли далеко еще несколько лет назад. Вот и сегодня, отправляясь свести счеты с Керхом, вы уже настолько оторвались от всего человеческого, что никто не мог считать себя в безопасности от вас. Все люди, по вашему мнению, давно стали вашими врагами. Конечно, Керх потерял право жить среди порядочных людей, и никто оплакивать его не будет. После убийства Керха вы опять совершили серьезную ошибку. Услыхав выстрел, в кабинет вбежала Карла Кауфман, желая узнать, что произошло. Она была вашей доброй приятельницей, однако ее появление было опасно для вас, и поэтому Карла тоже должна была быть уничтожена. Вам стало все проще убивать…

— Довольно! Я не могу больше слышать…

— Я сейчас заканчиваю, Карла не умерла, Эллистер, и еще сможет выступать свидетельницей на вашем процессе. Выстрелив в Карлу, вы схватили конверт с бумагами и выбежали из кабинета. Почти все ваши враги были мертвы, кроме Фрэнси, которая очень много знала о вас. Вот вы и явились к ней с прощальным визитом, наивно полагая, что оружием можно решить все что угодно на земле.

— Для него этот визит, конечно, прощальный. Я с удовлетворением буду читать в газетах о суде над ним.

— Прогоните ее отсюда, — жалобно взмолился Эллистер.

— Довольно! — крикнул я им обоим.

— Вы сообщите, наконец, в полицию? — спросила женщина.

— Сообщу, когда найду нужным, хотя это в нашем городе и бесполезно. Где его пистолет?

Миссис Зонтаг вынула пистолет из кармана и показала мне.

— Я оставлю его у себя. Так я чувствую себя безопаснее.

— Пожалуйста, оставляйте, если умеете обращаться с ним. Где у вас телефон?

— В прихожей, рядом с дверью.

Я вышел, оставив их вдвоем, и позвонил Хэнсону.

— Говорит Вэзер. Я у Зонтаг в «Домах Гарви». Жду вас здесь.

— Это еще зачем?..

— Преступник тут, со мной.

— Какой там еще преступник?

— Эллистер. Он готов дать показания об убийстве моего отца.

— Фримен Эллистер?! — взволнованно переспросил Хэнсон. — Невозможно! Это какая-то ошибка!

— Никакая это не ошибка. Вы приедете?

— Выезжаю, — быстро ответил он.

Я повесил трубку, и почти в то же мгновение в соседней комнате прогремел выстрел. Я вбежал туда. Эллистер лежал на полу, а женщина стояла, наклонившись над ним. Глаза у нее блестели.

— Я вижу, что убийство стало здесь такой же инфекционной болезнью, как, например, чума.

— Я действовала в порядке самообороны, а это не убийство… — заговорила было женщина, но я не стал ее дальше слушать и резко отвернулся, так как мне все опротивело, и я вдруг почувствовал себя больным, очень уставшим и постаревшим.

Я подошел к окну, распахнул его. Я был болен не физически, а духовно, оттого, что мир вокруг меня обезумел. Улица внизу подо мной была единственной бесспорной реальностью, но даже если бы армия крыс появилась из-за угла и промаршировала перед «Домами Гарви», я бы не удивился и молча глядел на них.

Это был гадкий город, слишком гадкий для такой девушки, как Карла. Слишком гадкий даже для тех мужчин и женщин, которые сделали его таким. Если мы с Карлой что-то значили друг для друга, нам оставаться здесь было нельзя. Я не сомневался, что Карла, как только поправится, согласится уехать со мной.

Но был ли я сам готов бежать? Не правильнее ли остаться и сделать попытку переменить здесь все? Но что я мог сделать один? В одиночку нельзя построить в США Град Господень. Но ведь нужно что-то предпринять, чтобы разрушить город, который пожирает все человеческое?! Город должен быть таким, чтобы в нем могли жить люди. Если я решу остаться, я должен поискать хороших людей, которые тут, конечно, есть. Людей, жаждущих и могущих бороться за нечто большее, чем кусок филе на ужин, чем женщины в постелях, чем обладание властью ради собственных интересов. Десять раундов в одиночку свалили меня с ног, но бок о бок с хорошими людьми я мог бы продержаться и семьдесят пять и добиться многого.

С.-П. Доннел

Рецепт убийства

Так же, как и вилла, утопавшая в цветах, вовсе не была тем, чего он ожидал, хозяйка этой виллы одним лишь видом своим внесла сумятицу в его расчеты и предварительные соображения. Мадам Шалон, сорока лет, не соответствовала обычным представлениям о женщине-убийце: она не напоминала ни Клеопатру, ни, напротив, ведьму… Скорее Минерва, богиня мудрости, сказал он себе, любуясь ее большими влажными глазами, почти не уступавшими в яркости синевы кобальтовой глади Средиземного моря — оно блестело за высокими окнами гостиной, в которой они сидели.

— Рюмочку дюбоннэ, инспектор Мирон? — Ожидая его ответа, она приготовилась разливать вино.

Инспектор колебался, и в глазах ее засветилась беззлобная усмешка; воспитанность, однако же, не позволила ей улыбнуться открыто.

— Спасибо, с удовольствием. — Недовольный собой, он произнес эти слова неестественно громко.

Мадам Шалон первая сделала маленький глоток, как бы едва заметно намекая: «Вот видите, мосье Мирон, вам ничто не угрожает». Это было сделано искусно. Не слишком ли искусно?

Затем с полуулыбкой она сказала:

— Вы пришли, чтобы выяснить, как я отравила своих мужей.

— Мадам! — Опять он колебался, приведенный в замешательство. — Мадам, я…

— В префектуре вы наверняка уже были. А вся Вильяфранка считает меня отравительницей, — спокойно сказала она.

Инспектор решил перейти на строгий, официальный тон:

— Мадам, я пришел просить разрешения извлечь из могилы тело Шарля Вессера, умершего в январе 1939 года, а также тело Этьена Шалона, умершего в мае 1946 года, с целью судебно-медицинского исследования некоторых внутренних органов. Вы отказали в этом разрешении сержанту Люшеру из местной полиции. Почему?

— Люшер — грубый человек. Я нашла его просто отвратительным. В отличие от вас он полностью лишен тонкости. Так что я отказала человеку, а не закону. — Она поднесла рюмку к полным губам. — Вам я не откажу, инспектор Мирон. — Она смотрела на него чуть ли не с восхищением.

— Вы мне льстите.

— Потому что, — негромко продолжала она, — я совершенно уверена, зная методы парижской полиции, что эксгумация уже проведена втайне от меня. — Она притворилась, что не замечает краски смущения на его лице. — И анализы не установили присутствия какого-либо яда. Вы в растерянности? Ничего не найдено — что делать дальше? И вот вы, новый человек в расследовании этого дела, приехали ко мне, чтобы оценить меня, мой характер, мою способность к самоконтролю и чтобы выведать в разговоре со мной хотя бы косвенные доказательства моей вины.

Стрелы так точно поразили цель, что не имело смысла что-либо отрицать. Лучше прибегнуть к обезоруживающей прямоте, быстро решил Мирон.

— Совершенно верно, мадам Шалон. Вы не ошиблись. Но, — он внимательно посмотрел на нее, — если умирают один за другим два мужа — оба пожилые, но еще вовсе не старые, оба от острого пищеварительного расстройства, оба меньше чем через два года после свадьбы, причем оба оставляют вдове немалые деньги… вы меня понимаете?

— Конечно. — Мадам Шалон подошла к окну, и на фоне голубой воды еще нежнее, казалось, стал ее профиль, еще изящнее плавная линия груди. — Хотите услышать мое признание, инспектор Мирон?