Буря на Волге - Алексей Салмин

И немного помолчав, старик спросил Надю:

— Ты-то зачем едешь в деревню?

— К мужу, — ответила она, отводя взор в сторону.

— Наверное, он там в продотрядниках шурует с мужиками, хлебушко отбирает? Да и ты-то, видать, ему едешь помогать?

— Нет, дедушка, я этим не занимаюсь.

— Пока вы в дороге, все так говорите, а как на место приедете, так там другое поете...

Выпалив сразу весь заряд, старик выдохся. И только покрикивал на лошадь, крутя вожжами. Когда перевалили Волгу к горной стороне, у Нади стали зябнуть ноги, она сказала:

— Останови, дедушка, я немножко побегаю, погрею ноги.

Когда Надя спрыгнула с саней, старик свистнул, закрутил вожжами и погнал лошадь. Надя начала отставать, а мешок остался на санях.

— Подожди! Подожди, дедушка! Мешок-то я возьму! — кричала Надя.

Старик оглянулся, швырнул ногой мешок с саней и хлестнул кнутом лошадь.

— Ах, старый хрыч, чуть было мешок не увез, — ворчала Надя, закидывая мешок за плечи. — Ну их, всех попутчиков, я и пешком хорошо дойду.

Уже стемнело, когда она подходила к небольшому лесу, где дорога сворачивала к деревню. Усталая, она поднималась в гору по знакомой тропинке, по обеим сторонам которой стояли покрытые инеем яблони, груши, а на пригорке высоко поднимался огромный дуб, казавшийся фабричной трубой. Надя вспомнила, что по этой же тропинке ходила с Васей на рыбалку. Радостные мысли кружили ей голову: осталось несколько минут до встречи с любимым.

Вот уже и дом знакомый. Сердце ее радостно забилось, когда увидела сквозь заиндевевшие стекла тусклый огонек.

— «Видимо, еще не спят», — подумала Надя и, подойдя к избенке, тихо постучала в окно.

Встретив ее, Ильинична всплеснула руками:

— Милая, да как это ты ночью?! Мороз-то какой, наверное, вся ознобилась?

— Вася-то дома ли?

— Спят оба на лежанке, и Вася, и Сережа, — ответила Ильинична, помогая снохе сиять мешок с плеч.

Надя сбросила шинель и валенки и быстро залезла на печку.

— Бабушка, чего ты меня прижала! — запищал спросонок Сережа.

А Чилим, протирая кулаками глаза, не сразу сообразил, что все это он видит наяву.

После, когда Ильинична позвала к столу, Василий с Надей сели рядом, обнявшись, улыбающиеся, счастливые.

Ильинична отворачивалась, вытирая фартуком набегавшие слезы:

— Слава тебе, господи, все устроилось, теперь все вместе.

После того, как поделились всеми своими новостями, Надя неожиданно спросила:

— Скажи, Вася, как ты сумел разорить своего бывшего хозяина?

— Какого хозяина? — в недоумении спросил Чилим.

— Да, видимо, того самого, у которого работал.

— В жизни никогда не думал никого разорять. А почему ты меня спрашиваешь? — взглянул он пристально в лицо Наде.

— А вот почему. Из города я ехала с одним мужиком. Он подвез меня от Больших Отар до Ташевки и всю дорогу проклинал все на свете, а вместе с тем и тебя.

— Видишь ли, как получилось, Надюша. Когда я приехал домой, пришел ко мне Трофим, мой старый друг. Рассказал мне, как идут у них рыболовные дела и что они хотят организовать рыболовную артель. Пригласил и меня вступить в эту артель. Я согласился и на первом же собрании, действительно, говорил, что теперь, пожалуй, мы и одни, без хозяина, справимся. Вот об этом-то он, по-видимому, и говорил тебе.

— Значит, ты снова хочешь заняться рыболовными делами. Вот это хорошо! А мы с Сережкой будем ходить к тебе на Волгу. Наверное, уху сваришь. Помнишь, какую тогда варил? — улыбнулась Надя.

Чилим, качнув головой, прижал к себе Надю.

— Все помню, моя дорогая, только вот замуж-то как ты выходила, я не знаю.

— А ты наслушался бабьих сплетен и дулся три года, молчал, пока сама не написала, — с обидой в голосе проговорила Надя и тихонько дернула Чилима за ухо, вот тебе за это!

— Ах, Надя, Надя, право, зря ты на меня обижаешься. Я тебе уже говорил, почему не хотел писать. Думал, и в самом деле вышла замуж. Думал, узнает об этом письме муж, заест из ревности. Жаль было, Как ни говори, а я ведь любил тебя.

— А теперь?

— Ну что теперь? Теперь я еще больше люблю, да к тому же у нас и Сережка.

Надя прижалась пылающей щекой к Васиной щеке:

— Ну, хватит, милый, пойдем-ка спать, — уже светает.

Надя осталась жить у Чилима. Он сам каждое утро уходил в артель. Там работали, чинили старый расщепинский невод, готовили для подледного лова весенней путины. Надя то помогала по хозяйству Ильиничне, то играла с Сережкой. Приближалась весна. С каждым днем становилось теплее. Однажды Чилим вернулся вечером усталый и за ужином сказал:

— Досталось нам сегодня порядком, проруби били в затоне, завтра пойдем тянуть.

— Наверное, принесешь на уху? — спросила Надя. — Сколько времени у тебя живу, а ты еще рыбой ни разу не накормил.

— Если завтра наловим, обязательно самой хорошей принесу. Завтра у нас будет настоящий экзамен, впервые без хозяина. Попробуем. Расщепин все ждет, что мы к нему кланяться придем. Вряд ли. Пожалуй, не дождется. Мы тоже не лыком шиты, кое-что соображаем...

На следующее утро рыболовная артель неводчиков во главе с Трофимом Кривым уже была на льду затона с привезенным на санях неводом. Двое рыбаков с лопатами пошли расчищать проруби, остальные занялись своим привычным делом по запуску невода под лед. Чилим наводкой гнал под льдом от проруби к проруби длинный шест с привязанной бечевой. Другие вынимали урез из проруби и тянули по льду. Третьи в широкую майну запускали невод. Работа шла хорошо, но ближе к притонку невод застрял, за что-то задел. Стали брать все двенадцать человек за одно крыло, но невод не двигался.

— Что за черт! Ведь осенью тянули тут, и ни единого задева не было. Как же под лед-то коряга попала? — в раздумье ворчал Трофим.— Ага, понятно. Эй, вы. Сюда! С пешнями, с лопатками! — крикнул он рыбакам.

Отмеряя шагами длину невода, он показал, где расчищать снег. Пятеро рыбаков принялись за расчистку снега,

— Хватит! — снова крикнул Трофим. — Вот он! Видали, ишь, как ловко подстроили... Аккурат на самой середине.

Сбежавшиеся рыбаки увидели вмороженный дубовый кол.

— Кто бы это мог сделать? — в недоумении развел руками Трофим. — Это мог сделать только тот, кто хорошо знает тони.

— А кто, кроме бывшего хозяина? — подсказал Трофиму подошедший Чилим.

— Да, ты, пожалуй, прав, что он нам по злости насолил.

Двое рыбаков выбили пешнями лед, вытащили кол, и невод дальше пошел легко.

— Ну, как теперь? — спросил Трофим.

— Идет! — кричали рыбаки, подтягивая к притонку.

— Рыба пошла!

— Грузи лучше, грузи! — подбадривал Трофим.

— Ого, здорово задели! — кричали рыбаки, хватая саки и вычерпывая из мотни рыбу на лед.

— Трофим! Беги скорее к Расщепину, пусть придет поучиться, как надо ловить рыбу, — шутили рыбаки, повеселев от хорошего улова.

— К Расщепину-то, положим, я не пойду, а в деревню-то все-таки идти придется, надо лошадей доставать да рыбу отправлять в город. Подвод пять, пожалуй, хватит? — спросил он рыбаков.

— Пудов сто будет, на пять возов, чай, уложим, — определили улов рыбаки.

Так началась весенняя путина подледного лова.

Чилим вернулся веселый и счастливый — артельное дело пошло хорошо.

— А мы с Сережкой все время с горы глядели, как вы рыбачите, — сказала Надя, встречая Чилима.

— А чего ты, рыбак, не пришел нам помогать? — подняв на руки малыша, спросил Чилим.

— У меня удочки нет. Ты, папка, удочку мне сделаешь?

— Еще какую, самую хорошую!

— А рыбачить вместе пойдем?

— Обязательно.

Надя сама сварила уху из судака, нажарила полную сковородку рыбы. Эта рыба всем им показалась особенно вкусной.

Глава тринадцатая

После сдачи большого количества рыбы в «Загот-сельдь» рыбаки артели повеселели и решили обзавестись снастями на весенний и летний лов. Однажды вечером, возвращаясь с тяги, Трофим сказал Чилиму:

— Вот чего, Василий, тебе надо бы съездить в город, получить на складе управления снасти. Получишь невод, сетей плавных и ставных подберешь десятка полтора-два, ты ведь знаешь, какие подобрать.

— Да уж сумею, не впервой мне заниматься сетями. А когда ехать?

— Надо торопиться, пока дорога не испортилась. Езжай завтра.

— Ладно, — сказал Чилим и подумал: «Кстати, и Надю с Сережкой отвезу».

Надя, прожив у Чилима больше месяца, решила вернуться в город, успокоить свою мамашу, да и Сережка одолел с вопросом: «Когда, мама, поедем в Казань?».

Утром следующего мартовского дня по натертой полозьями волжской дороге бойкой рысью бежал артельный Буланка, запряженный в розвальни, набитые душистым луговым сеном. В передке саней сидел Сережа, закутанный в ватник, повязанный материнским пуховым платком поверх шапочки. Он, как галчонок в гнезде, высовывал голову из ватника, поглядывал по сторонам то на обрыв горы с нависшими снежными увалами, то на широкое волжское полотно с торчащими из-под снега глыбами льда. Надя сидела рядом с Чилимом.