Буря на Волге - Алексей Салмин

Надя, прожив у Чилима больше месяца, решила вернуться в город, успокоить свою мамашу, да и Сережка одолел с вопросом: «Когда, мама, поедем в Казань?».

Утром следующего мартовского дня по натертой полозьями волжской дороге бойкой рысью бежал артельный Буланка, запряженный в розвальни, набитые душистым луговым сеном. В передке саней сидел Сережа, закутанный в ватник, повязанный материнским пуховым платком поверх шапочки. Он, как галчонок в гнезде, высовывал голову из ватника, поглядывал по сторонам то на обрыв горы с нависшими снежными увалами, то на широкое волжское полотно с торчащими из-под снега глыбами льда. Надя сидела рядом с Чилимом.

— Вот и опять пролетели наши счастливые денечки, — вздохнув, сказал он.

— Чего ты вздыхаешь? — спросила Надя, ласково взглянув в лицо Чилиму.

— Сама знаешь чего. Когда теперь встретимся?

— Как сады зацветут, я приеду. Да и сам заходи, когда в город поедешь.

— Твоя мать с тетей Дусей все время на меня косо глядят.

Так, разговаривая, добрались до города. На постоялом дворе Чилим распростился с Надей и Сережей, которые пошли домой, а сам он отправился разузнать о снастях.

— Ты что это, милая, заехала не знай куда, да и торчишь там, — укоризненно ворчала мать, встретив Надю.

— Все холодно было, куда бы я с ним поехала, — оправдывалась Надя.

— Ишь, какой большой вырос, постреленок, — потрепав по спине Сережу, проговорила Белицина.

С того дня в доме Белициных поселился новый квартирант. Он прыгал, скакал по просторным комнатам, всюду лазил, обо всем спрашивал. Евдокия Петровна все время ворчала:

— Вот нарыскала, теперь и нянчись...

Но сама Белицина относилась к Сереже более снисходительно:

— Посмотри, как он вырос из этой курточки, сходила бы новую купила, — говорила она Наде.

— Все купим, скоро я начну работать.

— То-то, чай, у нас денег нет, надо идти работать, — сердито возразила мать.

В управлении Чилиму выдали накладные на рыболовные снасти, на складе он все получил и, погрузив на сани, возвратился в деревню. Трофим еще на дороге встретил его и весело крикнул:

— Ну, как, Васек, все в порядке?

— Снастей хватит, дело только за рыбой, — ответил Чилим, соскакивая с саней.

Прибежавшие рыбаки помогли сгрузить все снасти в сарайчик на дворе у Трофима.

— Ну, валяй, отдыхай, а с завтрашнего дня начинай подготавливать плавные сети, всеми снастями начнем ловить, — сказал Чилиму Трофим.

Пока артель занималась подготовкой снастей и лодок, Волга очистилась ото льда. Рыбаки приступили к промыслу.

Начав так удачно подледный лов, после ледохода, рыбаки вскоре потерпели большую неудачу, Закинули невод на самую лучшую тоню и на этот раз зацепили рыбы порядочно; но когда подтянули к притонку, оказалось, что мотня невода разорвана.

— Как же так, черт побери, на ледовой тянули невод — стопудовый улов выдержал, а вот здесь пе задевали, да и невод шел плавно, а мотня расползлась в клочья! — кричал Трофим, разводя руками.

Когда начали пробовать дель оставшейся части мотни, она распалась от легкого прикосновения руки.

— Вот так нас и надо учить, чтобы ухо не вешали. Вперед будем умнее, надо охранять невод. Нам опять подсолили... сказал Трофим собравшимся на берегу рыбакам. — Значит, в нашей артели есть такие люди, которые нам чинят зло.

— А в чем дело? — спросил Коротков.

— Дело в том, что мы прозевали. Невод нам серной кислотой полили, — ответил Трофим. — Давайте его на сушку, да весь проверьте и приступайте чинить.

— Кто бы мог сделать? — спрашивали друг друга рыбаки.

— Конечно, не пойман — не вор. А кроме нашего бывшего хозяина сделать некому, — сказал Чилим.

— Да, ты, пожалуй, прав, — согласились рыбаки.

После этого случая рыбаки больше не стали оставлять невод без охраны.

Рыба в эту весну и летом шла хорошо. Рыбаки радовались, что все теперь у них есть: и плес свой, и снастей достаточно. Семья у каждого сыта. После спада весеннего паводка Чилим переключился на свой любимый лов плавными сетями. Тут тоже получалось неплохо, всегда привозил он сдавать много рыбы.

— Рад я за тебя, Василий, — говорил ему Трофим. — За что ты ни возьмешься, все получается замечательно.

— Чай, для себя стараемся, не больно для хозяина, — отвечал, улыбаясь, Чилим.

Все шло хорошо, но вот однажды ночью Чилим уплыл далеко в нижний плес. Ночь была тихая, теплая, рыбы наловил он порядочно. На душе было радостно: днем должна приехать из города Надя. Но проплывая до конца плес, он услышал, где-то далеко внизу, как прогрохотали четыре пушечных выстрела.

«Что за черт, кажись, стреляют?» — подумал он и, перестав работать веслами, начал снова прислушиваться.

Но выстрелы больше не повторились. На востоке уже появилась алая полоска, звезды начали потухать. Чилим вытащил сеть и быстро поплыл к своей ватаге, где каждое утро сдавал рыбу. Поднимаясь горной стороной, заводями, он все время думал: неужели и в самом деле была стрельба? Нет, наверное, на зорьке задремал, вот и почудилось.

Приехав домой, Чилим отдохнул. День был праздничный, Ильинична прибрала почище в избенке, наварила ухи, приготовила поджарку, ожидая гостью из Казани. Сразу после обеда Чилим отправился на пристань. Пароход еще только появился из-за островка, а Чилим уже подходил к пристани.

Были первые дни августа, погода стояла тихая, теплая. Чилим сел на лужайку на бугорке, недалеко от конторки. Спину припекало солнце, от Волги веяло прохладой. Чилим размечтался о предстоящей встрече. Пароход уже дал привальный свисток и быстро причалил к пристани. На мостках появились первые пассажиры. Чилим нетерпеливо ожидал, как выйдет его любимая. Но почти все пассажиры сошли, а Нади не было.

«Что такое, ведь обещала, а не приехала?» — думал он, все еще не теряя надежды увидеть Надю. Вдруг он заулыбался, увидя знакомые фигуры солдат — Ильяса и Бабкина, и, вскочив с бугра, торопливо направился им навстречу.

— Ба, друзья! С приездом! — крикнул он, обнимая подошедших.

— Здравствуй, Вася. Как это ты узнал, что мы приедем? — спросил Бабкин.

— Да, видимо, сердце чуяло, — соврал он друзьям. Он разговаривал с солдатами, а сам все еще оглядывался на мостки.

— Ну, как, мои любезные, совсем отвоевались?

— Да, вроде, — нехотя отвечали те, — Здоровье-то как твое?

— Теперь ничего, поправился.

— Наверное, рыбачишь. Мы думаем к тебе на уху зайти.

— Да я и сам знаю, что мимо бы не прошли. Пойдемте, все будет.

— Ишь, какой ты молодец стал, совсем не то, что был после ранения.

Так, перекидываясь словами, дошли они до чилимовой избенки.

— Мама! Гости пришли! — крикнул Чилим, входя в сенцы.

Ильинична уже вытирала губы, намереваясь расцеловать Надю, а в избенку ввалились два солдата.

— Снимайте мешки, присаживайтесь к столу, — приглашал Чилим.

Мать накрыла на стол, налила ухи, подала сковородку с поджаркой и, подозвав Чилима, тихонько спросила:

— А где Надя?

— То-то не приехала, — так же шепотом ответил Чилим.

— Стоп, подожди, — сказал Бабкин и, развязав мешок, вытащил фляжку. — Мамаша, подай-ка нам стаканчики да холодной воды, у нас тут есть кое-что...

— Где это вы раздобыли? — спросил Чилим.

— Заработали, — сказал Ильяс. — Ящики на спирт-заводе перегружали. Вот мы и сохранили, думаем, надо проведать друга да угостить.

— Кстати пришли, а у нас сегодня праздник, — сказал Чилим.

— Ну, вот и хорошо, заодно и отпразднуем, — наливая в стаканы, проговорил Бабкин.

— Со свиданьем и за наше будущее! — чокаясь, произнес Чилим.

— А-яй, хорошо! — потер под ложечкой Ильяс.

— Мама! А ты чего спряталась? — крикнул Чилим.— Иди, выпей немножко!

— Да куда уж мне, я старуха. Сами-то пейте на здоровье.

— Иди, иди, мамаша, тряхнешь стариной, — шутил Ефим.

Еще выпили по стаканчику, повеселели, вспомнили фронтовые дела.

— А ведь дела-то дрянь, Вася. Мы хоть и закончили войну, а все-таки воевать нам снова придется. Мы вот с Ильясом кое-что слыхали на пароходе и не особенно для нас приятное... — сказал Ефим.

— От кого слыхали? — спросил Чилим, пристально глядя на Бабкина.

— Баскаков рассказывал, что от Симбирска белые идут, наверное, скоро здесь будут. Он на «Услонском» теперь работает, а раньше на «Кондратье» был. Говорит, что «Кондратия» белые в плен взяли. Около Тетюш припыжили два буксиряка белых да как саданут из шестидюймовой и прямо «Кондратью» под руль. Нагнал, говорит, их «Архип», пулеметчики наводят пулеметы, а с мостика кричит в рупор офицер, сам хозяин парохода Стрижов: «На «Кондратье»! Поднимай белый флаг!» Баскаков отвечает ему: «Нет у нас белого-то, один только, красный!» Офицер матерится. Пароход все-таки поставили на якорь. Тут же начали проверять документы, подозрительных сразу к борту да на мушку.