Монтер путей господних - Ирина Владимировна Сыромятникова

сделал наше возвращение невозможным! И сегодняшняя ситуация — отголосок той ошибки. Набрать исполнителей будет не сложно, особенно когда Лунное Причастие можно будет совершать без оглядки на надзор.

Аинар пристыженно замолчал, а Лаванда возбудилась.

«Что это за экскурсы в историю? Впрочем, сожжение библиотек — очень характерный признак, не отметились ли они и там со своим ритуалом?»

Великий Посвященный отдыхал от разговора с собратьями, удобно устроившись в глубоком кресле и задумчиво поглаживая большого белого кота, а мысли Лаванды метались как шальные: «Как он может так поступать? Что за извращенное наслаждение — предавать и убивать своих? Он ведь нервничает (вон как кота тискает!), значит: физиологически нормален. В чем же секрет?»

Белый может совершать нетипичные поступки, если убежден в своей правоте. Лаванда сама так делала, она способна была на многое ради Ингерники, которую воспринимала как свое дитя — порой невыносимое, но нуждающееся в защите, и повода разочароваться не находилось — любимый ребенок креп и хорошел год от года. Какие бы странные вещи ни творил Хаино, в его системе ценностей они так же были верны. Шпионка желала знать, из каких корней растет дерево, приносящее столь странные плоды, к свету каких истин оно тянется и на какие допущения опираются ветви его планов. Занятая восхитительной игрой, Лаванда непрерывно находилась в приподнятом настроении и не замечала бытовой неустроенности, отравляющей жизнь остальным сектантам. Неизвестно, как толковал ее поведение Посвященный, но посиделки за чаем стали превращаться в длинные монологи, в которых Хаино излагал какие-то запутанные философские притчи и непонятные теории (на другие темы развести его не удавалось).

«Ничего, — спокойно улыбалась Лаванда, — теперь счет идет в мою пользу. Он признал меня своей, хотя упорствовал почти три года. Впрочем, это нормальный срок для внедрения на такой уровень. Рано или поздно, его прорвет на откровенность. Странно, что он ничего не рассказывает о семье. Или бездарность Сэма его смущает?»

Рядовые сектанты все чаще обращались со своими проблемами к Лаванде (Хаино начинали откровенно бояться), а таинственные гости (некоторые из них приходили к Посвященному в шарфах и масках) забывали прервать разговор при появлении шпионки. Теперь ей стали приоткрываться стратегические планы секты.

— Нашего заморского друга мы можем не дождаться, — сообщал один из тех, кто не пожелал открывать лицо. — Из штаба Зертака сообщают, что островные гарнизоны атаковали неизвестное судно, отказавшееся остановиться для досмотра. И это при том, что шаланды эмигрантов минуют острова едва ли не караванами!

— Профессионалы, — недовольно пробормотал Хаино. — Степень угрозы определили с лету. Тех, кто плывет в шаландах, они отлавливают уже на берегу.

Задрапированный собеседник Посвященного покачал головой:

— Если так пойдет, создать необходимую для захвата побережья группировку к весне не получится.

— Не получится к весне, получится летом, — отмахнулся Хаино. — У наших заморских друзей нет выбора. Необходимо спланировать кампанию в прессе — это помешает жандармерии вывозить эмигрантов с побережья. После окончания штормов критической массы удастся достигнуть за несколько недель.

— Михельсон может не поддаться давлению.

— Тогда этот эпизод ляжет в копилку общественного недовольства! Лояльность общества надзору — вот наша цель. Каждая ошибка Михельсона должна вызывать бурную истерику, а посмевшие его поддержать — подвергаться суровой обструкции.

— Мы работаем над этим.

— Плохо работаете.

Увы, на этом месте Лаванда закончила разливать чай и вынуждена была удалиться.

То, что для внутренних ингернийских разборок Искусники привлекают внешних агрессоров, возмутило армейского полковника Килозо до глубины души.

«Ничего святого!!! Слабые и беспомощные, ха! А возвращение, подразумевается, во власть? Правильно их Роланд гонял, жаль, что не добил. Увертливые, гады!»

На взгляд Лаванды, в Ингернике жилось просто замечательно, а ей было, с чем сравнивать. В реформации а-ля Хаино страна не нуждалась.

«Надо разобраться, что это у них там за «главная цель». Нечто такое, что одним махом изменит расстановку сил и позволит им творить все, что вздумается. Пугающая перспектива. И еще этот артефакт, открывающий дорогу Потустороннему… Такой, как Хаино, его скорее активирует, чем уничтожит. Впрочем, верить сказанному Посвященным — себя не уважать. Просто мозги узлом завязываются! Нет, нельзя сейчас уходить».

И Лаванда продолжала заваривать чай, поддакивать Хаино и ободрять сектантов. Настоящий шпион может ждать своего часа десятки лет, но почему-то белая была уверена, что все разрешится намного раньше.

«Невозможно колебаться на грани до бесконечности. Да и у «заморских друзей», если это са-ориотцы, столько времени нет. Этот год будет решающим!»

Еще пару месяцев потерпеть беспокойных сумасшедших Лаванда была в состоянии. Она не сомневалась, что на этот раз секта будет истреблена до корня, а Посвященный метался по Ингернике, пытаясь убежать от своих следов.

Просвещенное ингернийское общество лихорадило.

Журналисты взахлеб обсуждали промахи правительства и недостатки внешней политики, но Ларкес воспринимал происходящее как простую сумму противостояния двух сил. Шумные каштадарцы, мрачно-раздраженные беженцы и даже нежити, тупо хотящие жрать, — все представлялось ему в виде фишек, совершающих тот или иной ход в игре. Любой эмпат в два счета объяснил бы старшему координатору, насколько мир сложнее его представлений, именно поэтому к эмпатам Ларкес не обращался. Аспекты реальности, не имевшие отношения к совершаемой мести, черного мага не интересовали.

Однако есть в жизни события, которые даже одержимый игнорировать не может. Например, визит конкурентов.

Это был один из немногих случаев, когда расширенное заседание министерского Круга состоялось вне стен замка Деренкорф. И Ларкес знал почему: помещения крепости спешно оборудовались защитой от летучих ядов и зачарованных диверсантов, а вот учебный центр НЗАМИПС северо-западного региона (тот, что под Дрейзелом) к новым угрозам оказался готов если не полностью, то весьма и весьма. Собирать столько ответственных лиц в любом другом месте было бы преступлением.

И вот теперь Ларкес с тихой гордостью приветствовал гостей (особенно черных). Что может быть лучшим доказательством его способностей как старшего координатора региона, чем проявление такого доверия? Имелось в положении хозяина и другое преимущество: Ларкес заранее знал, кого ждать. Это давало время подумать над подбором участников заседания, который был странным, очень странным.

Понятно, когда за одним столом сидят координаторы регионов, шеф жандармов и главный цензор (они почти всегда собирались в таком составе). Неплохо вписывались в компанию представители армейского командования, худо-бедно можно объяснить присутствие министра целительных практик (его подчиненные сплошь военнообязанные), к министру алхимии и ремесел тоже наверняка возникнут вопросы. А вот что тут делать Курту Дайхангу, министру общественного воспитания? Если только его ведомство, опекающее не только школы и приюты, но и тюрьмы, не решено считать в некоторой степени силовым. И уже совсем странно выглядела среди мужчин Алия Саванти, министр общественных