Глория - Вадим Михальчук

Вхожу под арку стрельчатую перед входом. Темно и прохладно. Двери наши железные проржавленные выломаны, одна половина на земле лежит, вторая на одной петле вывернутой висит. Вижу — лежит в пыли перед входом обрез Арчера, стволы толстым слоем ржавчины покрыты. Беру его в руки. Оба курка спущены, бойки капсюли придавили. Пытаюсь открыть затвор, со второй попытки мне это удается и со скрежетом я переламываю стволы. В стволах — две гильзы пустые.

Представляю себе, как Арчер видит, как на меня напали, как бегут к нему твари страшные. Я знаю, что испугаться он не мог. Я знаю и просто вижу, как Арчер стоит на пороге нашего дома и спокойно целится в приближающуюся Формику, как стреляет два раза.

— Значит, ты дрался до последнего, да, Арчер? — говорю я и это мои первые слова, произнесенные вслух после возвращения.

Вытираю слезы и вхожу в дом, прижимая к груди обрез, как ребенка грудного. Дом встречает меня тишиной и хаосом. Стол в зале опрокинут, стулья разбросаны, как будто в комнате что-то взорвалось. Я обхожу комнаты первого этажа, заглядываю в пустую кухню. Везде — такой же беспорядок и толстый слой пыли. Тяжелый запах брошенного дома, покинутого жилья.

Поднимаюсь по лестнице наверх. Вхожу в свою комнату. Окно разбито, на полу и стенах подтеки от воды. У меня нет сил, я ложусь на кровать и проваливаюсь в тяжелый сон, успев прошептать в тишину:

— Я вернулся...

Я просыпаюсь ночью, оттого, что меня кто-то зовет.

— Алекс, Алекс! — слышится голос.

— Я здесь, — кричу, — я здесь!

— Алекс, Алекс!

Я бегаю в темноте по всему дому, спотыкаюсь о перевернутую мебель, падаю, поднимаюсь, бегу, снова падаю. Я кричу:

— Рива! Марта! Артур! Арчер!

Кто-то продолжает звать меня. Когда я бегаю по первому этажу, голос доносится сверху, когда поднимаюсь на второй — голос снизу.

Я вбегаю в свою комнату и падаю на пол. Чьи-то холодные руки гладят меня по голове, кто-то пытается приподнять меня. Я встаю на колени и вижу Марту и Артура, рядом с ними стоит Арчер, впереди — Рива. Это она гладила меня по голове. Рива, моя маленькая Рива, почему у тебя такие холодные руки?

«Потому, что меня нет, Аль», она молчит, но я слышу ее ласковый голос у себя в голове.

— Я вернулся, Рива! — кричу я.

«Мы рады, что с тобой все в порядке, малыш», — голос Артура.

«Ты неплохо дрался, братишка» — это уже Арчер.

«Ты так вырос, Алька» — печально улыбается мне Марта.

— Почему вы такие, почему?! — кричу я.

«Потому, что нас здесь нет», отвечает Марта.

— Почему вы такие прозрачные, почему я вас вижу в темноте?!

Они молчат и смотрят на меня. В их взглядах нет укора, только печаль и жалость и еще что-то, не могу понять что.

— Вы умерли?!

Они молчат.

— Что с вами? Где вы? — шепчу я и слезы текут из глаз. — Почему вы молчите?

Они ничего не отвечают мне.

— Я не виноват, что вышел к Никишу, Рива! Я должен был выйти, я должен был взглянуть в лицо своему самому страшному врагу! Ведь Никиш был моим отражением наизнанку — он не видел снов, а я видел, он ненавидел — я любил! Я знаю, я не должен был оставлять тебя! Господи, Рива, не проходило ни дня, ни одной ночи, чтобы я не мечтал, чтобы ты была со мной! Каждую ночь я говорил себе: «Ты идиот, Аль, ты променял свою единственную любовь на возможность воткнуть нож в своего врага. Ты потерял свою любовь, потому что твой старый страх был сильнее твоей любви». Каждую ночь я видел, как я успеваю добежать до дома. Каждую ночь я добегал до дома, чтобы успеть защитить тебя, Рива, чтобы мы были друг с другом до конца, каким бы страшным он ни был! Как же я ненавидел Никиша тогда, как же я его ненавидел! Мне казалось, что с его смертью пришла смерть нашего мира, что когда его бешеное сердце перестало биться, то разорвалось наше небо! Как же я ненавижу себя, Рива! Я ненавижу себя за то, что вышел из дома. Нужно было взять у Арчера обрез и снести Никишу башку, но я не мог стрелять в него, Рива, у него не было пистолета, только нож, понимаешь, Рива?! Прости меня, Рива, пожалуйста, прости меня, прости!

Я падаю на пол и плачу, мое сердце разрывается на части, мне просто не хочется жить. Я такой маленький, я хочу уйти, закрыть глаза и никогда их больше не открывать.

«Мой бедный Аль, мой бедный любимый Аль» — холодная призрачная рука гладит меня по голове. Другие холодные бесплотные руки гладят меня — «бедный Аль».

Мне стыдно смотреть им в глаза, я виноват перед ними, их нет, а я есть, они мертвые — я живой.

Такая знакомая любимая ладонь приподнимает мой подбородок. Мне кажется или теперь рука стала немного теплее?

«Ты ни в чем не виноват, любимый».

Я смотрю в ее глаза и понимаю то чувство, которое я видел в их глазах и не мог понять — это чувство сострадания.

«Не вини себя ни в чем, ты ни в чем не виноват. Просто так вышло».

«Ты выжил, это главное, малыш» — голос Артура.

«Ты вырос» — Марта.

«Ты прошел такой длинный путь, брат. Ты совершил невозможное, смог вернуться. Я рад за тебя, братишка» — голос Арчера.

— Я взял твое имя, — говорю я, глядя в его черные глаза.

«Я знаю, смотри — не потеряй», улыбается Арчер. «Неплохое имя, правда?»

— Правда, — улыбаюсь я сквозь слезы.

«Прощай, малыш» — Марта и Артур стоят у дальней стены, Артур поднимает руку, Марта обнимает его и плачет.

«Прощай, брат» — Арчер медленно поднимает руку.

«Прощай, любимый» — Рива смотрит на меня с такой грустью, что мне больно внутри.

Они исчезают, а я продолжаю стоять на коленях. Я шепчу в темноту:

— Простите меня, простите...

Потом я задираю голову вверх так, что хрустят шейные позвонки и кричу что есть силы, кричу от боли, от горечи, от отчаяния и одиночества, кричу, пока хватает воздуха в легких:

— Рива!

Потом набираю воздуха в легкие и снова кричу, и снова, и снова, и снова...

Эпилог

Я покидаю дом с наступлением утра. Я просто не могу в нем больше оставаться. Дом помнит меня, он помнит всех, кого я любил и продолжаю любить. Стены кричат мне голосами моих любимых, стены кричат от боли. Я не могу терпеть эту боль, не могу терпеть боль моего дома. Мне хватает своей боли. Я думал, что со временем воспоминания станут менее яркими и боль прекратится, но, когда я вернулся домой, воспоминания стали настолько яркими, что могут свести с ума, а боль стала еще сильнее.

Я ухожу, но знаю, что когда-нибудь смогу вернуться. И я вернусь...

Я живу в своем корабле, не замечая течения времени. Я просыпаюсь утром, завтракаю, работаю с компьютером.

Много времени провожу внутри старого Корабля. Давным-давно, на Земле, его назвали «Атлант». На моей планете он, в какой-то мере, оправдывает свое имя, он — самая высокая башня Города и мне кажется, что он держит небо на своих плечах. Я запустил его силовую установку и в его темных коридорах снова горит спокойный свет. Из недр памяти компьютера «Атланта» я узнаю его судьбу, узнаю историю заселения моей планеты, страшную и дикую историю. Но Корабль в этом не виноват, вещи и механизмы, созданные человеческими руками не несут ответственность за дела людские. Вещи не виноваты в том, что делают люди с их помощью. Они — просто вещи. Я читаю временные хроники Корабля и мне жаль людей, которые оказались под пятой команды Корабля. Я ненавижу капитана корабля и экипаж, но эта ненависть не сводит меня с ума. Нельзя ненавидеть тех, кто стал прахом за полторы сотни лет до моего рождения. Я провожу в лабиринтах «Атланта» две недели и отключаю его компьютер. Свет гаснет и я закрываю за собой все люки. Корабль стоит недвижимо, все что ему осталось — это держать небо на своих плечах...

Мне все еще больно. Я не знаю, видел ли я на самом деле своих любимых в ту ночь в своем доме и это терзает меня. Может, это был сон?...

Много дней я провожу в каком-то странном состоянии оцепенения. Мне ничего не хочется делать, я просто ем и сплю. Ем — потому, что нельзя не есть, сплю — чтобы не видеть опустевший Город. Это назойливое состояние и я никак не могу из него выйти. Мне надо что-то сделать, чтобы прекратить этот замкнутый цикл одноклеточного создания — есть и спать. Я знаю, что мне надо сделать то, ради чего я прилетел сюда. Там, на Земле, в институте Эйнштейна, все казалось таким простым — я вернусь домой и все будет в порядке. Здесь же все не кажется таким простым...

Мне снится Рива, мы лежим рядом в постели. Она спит, а я смотрю на нее. Светает, скоро утро. Она просыпается, потягивается, как маленький котенок, рассеянно целует меня. Встает с кровати, на ней тоненькая ночная рубашка. Она подходит к окну, раскрывает его и говорит мне: «Посмотри на небо. Смотри, какой будет прекрасный день!» И я просыпаюсь. Мне удивительно хорошо и легко. Я улыбаюсь — день действительно будет прекрасный.

Я медленно одеваюсь, вхожу в рубку, она находится рядом с моей каютой. Включаю компьютер. Он спрашивает меня своей обычной строкой на экране: «Какие будут приказания?» Сегодня я порадую его. Улыбаясь, я запускаю программу возвращения. Компьютер радостно кричит: «Вас понял. Выполняю».