Глория - Вадим Михальчук

Оставшиеся деньги я в фонд заселения и развития моей планеты, который основали мы с Гордеевым (он — официально, я — анонимно), отправил. Знал я, что рано или поздно, кто-нибудь ушлый заинтересовался бы тем, что у пилота такие деньжищи на счетах лежат. Знал я, что рано или поздно, а нагрянул бы мне кто-то с ордером на обыск и ревизию. Кто-то бы мне руки за спину заломал и начал бы орать: «Признавайся, подлец, откуда у тебя такие деньги?! Откуда взял? А что ты знаешь про вооруженное ограбление на Терамениусе? А?» Все равно, кто-то бы моей биографией заинтересовался, а так кому я нужен? Обычный пилот обычной почтовой службы — и все.

А планету свою я правильно институту отдал. Надеюсь я на то, что ученые мои не смогут на планете моей диктатуру или феодальный строй устроить. Верю я в них, воспитание у них не то. Лучше они, чем Чистильщики или корпорации какие-нибудь. Не захотят ученые гробить свой собственный дом, не захотят атмосферу гадостью радиоактивной заражать и землю гробить химией не будут. Они разберутся, что к чему, что надо и можно делать, а что — категорически запретить. Они — ученые, умные люди, вся мудрость веков и поколений бесчисленных опыт в их распоряжении, смогут они ошибок вечных не повторить, смогут, я верю.

Так что не жалею я ни капельки, что все им отдал. Лучше им, чем солдатам и генералам.

Знаю наверняка, что есть у вас еще один вопрос, самый главный и самый страшный — «Как же ты мог, Алекс, деньги эти заполучить ценой воровства и убийств? Как ты мог из-за кучи денег убить столько народу на Терамениусе?»

Правильный это вопрос, никуда мне от него не уйти. Я и сам его себе задавал и не раз. Отвечу по пунктам.

Во-первых, мы изначально никого не хотели убивать. Я на этот план только поэтому и согласился, что думал обойтись без всяких убийств.

Во-вторых, люди, которых я убил, просто горели желанием меня убить. К тому же, я в них не стрелял и специально вездеходом никого не давил, а то, что кордон тот полицейский мне пришлось разнести — так там у меня никакого выбора не было. Или удирай, или сдохни. Конечно, я полицейских понять могу — кощунство мы совершили, идол священный осквернили, на куски порезали. Да только есть у меня такая мыслишка, гаденькая, конечно, а все же есть — «Что, если на Терамениусе узнали бы, что статуя почти целиком из гелиоса состоит? А? Да распилили бы ее сразу же, никто бы и пикнуть не успел». Хотя я сам себя не оправдываю за то, что я совершил.

В-третьих, нас никто даже не пытался арестовать, нас пытались убить. С Андреем и Джеком у них это чертовски здорово вышло. А то, что я выжить пытался, обвиняйте меня как хотите.

В-четвертых — где бы я, по-вашему, смог честным путем столько денег заработать? Я не гений, не ученый, не финансист, золото из воздуха делать не научился, а на зарплату пилота я бы и пятнадцати минут работы Яхве купить не смог бы.

И в-последних — я ведь на все эти деньги смог планету свою найти и себе я ее не забрал. Хотя был один прецедент — лет двести назад один купец-торговец, Ларс фамилия его была, смог в личное пользование целую планету отхватить. Все документы необходимые оформил, кучу денег и налогов заплатил и вступил в полное единоличное пользование своей планетой. Начал землей торговать, ценными металлами, в общем, продавал все, что только мог, а денежки в свой личный банк складывал. Кажется, ситуация — сказка, хозяин планеты, деньги можно просто из воздуха делать. Ага, сейчас! У Ларса этого столько врагов объявилось, что пришлось ему личную армию создавать для охраны своей, проверять еду, питье и даже воздух окружающий на предмет отравляющих веществ или бактерий вредных. Пришлось дом-крепость отстроить, рабочих менять через каждые два месяца, чтобы тайну расположения комнат сберечь, да и жить в этом доме безвылазно, чтобы покушений на собственную жизнь избежать. Так Ларс этот и жил — собственных слуг опасаясь, собственной охране не доверяя, всего боялся и дрожал. Долго он не протянул, помер от инфаркта, да так помер, что нашли его только через пятеро суток в его спальне, где все бронированное было — пол, стены и потолок. Пришлось дверь лазером разрезать, часов десять резали. Вот так вот, сказка с моралью.

Мне это было ни к чему, я ведь просто вернулся домой. Я хочу закончить с этими вопросами фразой, которую сказал мне Лис, перед тем, как умер: «Я ведь был не только вор и убийца»...

Я теперь просто жду. Я сделал все, что мог. Я вернулся домой и дом мой скоро опять людьми заполнится. Скоро смогут они жить здесь хорошо, будут у них земли плодородные и река живая, океан вечный, жизнь дающий и небо над головой чистое. Смогут они заниматься делами своими спокойно, жениться и замуж выходить, детей рожать и за будущее детей своих не бояться. И у всех детей будут добрые и любящие родители, и не будет сирот, а если беда какая случится, то обязательно найдутся врачи добрые, как мой доктор Бауэр, который будет здесь больницей будущей руководить, и люди добрые найдутся, которые помогут и словом добрым и делом, добрые люди всегда есть, их гораздо больше, чем злых, и это правильно.

И Город примет людей его с любовью, и будут дома Его хранить покой и сон людской, и будут улицы с радостью принимать людей, и площади наполнятся народом. И башни Города будут небо подпирать и будут насосы старинные исправно воду чистую людям подавать, и река великая Дисса, омоет Город, и волны океанские будут к берегам стремиться, чтобы посмотреть на людей счастливых и подарить им вечный шум прибоя и силу свою. И будут люди жить счастливо и долго.

А я буду им почту привозить. Я ведь долго без огня не протяну, притянуло пламя меня к себе накрепко и навсегда. Я буду работать, буду спокойным и к людям внимательным, утону я в людях и в работе, будут мне сниться спокойные сны. Когда буду отдыхать от полетов, буду жить в своем доме, в своей старой комнате и непременно в доме моем будут жить люди, которые тоже будут мой дом своим называть. Я буду знать, что в доме этом останутся навсегда те, кто был мне дорог.

Будут там жить мама и папа, отец будет свои рассказы писать, мама обеды готовить и шить людям красивую одежду. Будут жить Артур и Марта, Артур будет сидеть во дворе, курить толстые сигары и пить кофе, будет рассказывать детворе истории страшные на ночь и гулко смеяться, потому что Артур уже старый будет. Марта будет по кухне хлопотать, носы сопливые малышне вытирать и обо всем доме будет заботится, как всегда заботилась. И будут у них с Артуром дети и внуки и правнуки. Любо будет на гитаре играть, петь свои песни добрые для людей, и Мона его любимая будет петь вместе с ним. И Саймон никогда больше не будет просить милостыню, а будет учить людей тому, что зрение в жизни — не главное, а самое главное — сердце доброе и милосердное. Ихор и Мига какой-нибудь мелкой торговлей займутся. Нино станет пилотом первого класса и улетит к звездам, но всегда будет возвращаться домой. Пако станет патрульным полицейским, будет порядок в Городе поддерживать. Блэк по-прежнему будет лошадьми заниматься. Арчер будет девчонку свою растить и навсегда выбросит оружие и никогда больше к нему не притронется. Чарли станет мудрым и справедливым городским головой, а Роза будет любить его и заботиться о нем.

В доме этом для всех хватит места, ведь это мой дом.

Вы спросите меня, как же насчет Ривы?

Я люблю ее, я никогда не забуду ее, даже когда стану стариком, когда не могу водить корабль и когда подойдет старость. Я буду помнить ее всегда. Но кто знает, может быть появится в моей жизни кто-то, кто заменит ее? Заменит, но не изгонит мою маленькую, любимую, нежную, любящую Риву ни из моего сердца, ни из моей души, ни из моей памяти. Потому что никогда не сможешь забыть ту, первую, самую добрую, самую любящую, самую нежную. Никогда не сможешь забыть ту, которая шепнула тебе ночью в самый первый раз «Люблю тебя». Не сможешь никогда забыть свою первую настоящую любовь. Ты не сможешь любить ту, которой больше нет, не сможешь вечно любить ушедших навсегда людей, вечной любви нет. Но ты никогда не сможешь забыть тех, кого ты по-настоящему любил, никогда не сможешь забыть тех, кто по-настоящему любил тебя. В такую вечную любовь я верю и я верю, и продолжаю надеяться, что последними моими словами, когда я буду умирать, будут:

— Я люблю тебя, Рива.

Как насчет Ривы — спрашиваете вы?

Ривы у меня больше нет, зато есть «Глория»...