Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник - Джим Батчер

В огнях разорительных пожаров, зажженных титаншей в моем городе, ее тлеющий глаз сочился ненавистью. Никогда прежде я не встречал такой древней, таинственной и смертоносной силы, по сравнению с которой многочисленные шеренги фоморов казались эфемерными и хрупкими, как мимолетные полуденные тени.

Я с трудом отвел взгляд.

Баттерс тоже глазел на Этне, сжимая рукоятку спящего Фиделаккиуса с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Я ткнул его в бок. Он вздрогнул и повернул ко мне бледное лицо.

– По сравнению с Этне не такая уж она и страшная, эта армия, верно? – спросил я.

Пару секунд он смотрел на меня, а затем приподнял уголки губ в чудовищной ухмылке человека, у которого не все дома.

– Хе. Хе-хе. Хе-хе-хе. – Эти прерывистые выдохи были в нашей ситуации, пожалуй, единственным из доступных эквивалентов смеха.

Этне и Мэб синхронно выступили вперед.

– Оставайтесь на местах, – негромко обронила Мэб, когда мертвенно-невозмутимый единорог прошел мимо и занял позицию между нами и Этне. – И приготовьтесь.

Я прекрасно знал, насколько страшна Королева Воздуха и Тьмы.

Признаюсь, когда единорог встал перед нами с таким видом, будто намеревался остановить локомотив, меня обуял благоговейный ужас, и весь я покрылся мурашками. Мэб вздернула подбородок, подняла тонкую бледную руку, и над лужайкой раскатился ее холодный голос, резкий и грозный, будто треск речного льда:

– Остановись, карга. Дальше ты не пройдешь.

Секунду-другую Этне молча обдумывала это предупреждение.

А затем улыбнулась и сделала шаг вперед.

Двое монстров смотрели друг на друга – казалось, это мгновение длится вечно, – а затем в ночном воздухе запульсировал голос Этне, и от этого звука завибрировали все мои кости, а в зубах появилось какое-то неприятное жужжание.

– В начале пути ты была смертным ничтожеством. – Этот оглушительный, напитанный невероятной мощью голос прозвучал не только над лужайкой, но и у меня в голове. Перед таким голосом склоняется сама реальность. – И таким же ничтожеством закончишь свой путь. Несмотря на все твое могущество, ты порождение нового мира, а он молод и слаб.

– Этот мир отвернулся от тебя! – насмешливо и звонко крикнула Мэб, бросая вызов стоявшему перед ней воплощению всевластья.

– Вероломная ведьмочка! – Этне сделала еще один шаг вперед. Глаз Балора разгорелся ярче, и этот свет объял ее голову малиновым ореолом. – Ты не склонилась перед моим отцом, но склонишься передо мной, или я испепелю тебя!

И тут Мэб исполнила номер из моего репертуара.

Она запрокинула голову и заливисто расхохоталась.

Под натиском этого хохота удушливая ночная тишина разлетелась вдребезги. Презрением полнился этот хохот, а еще неподдельным весельем – холодным, нечеловеческим весельем паучихи. При первых раскатах этого хохота в рядах фоморов воцарилось смятение. Все, включая закованных в броню штурмовиков, побросали оружие и стали хвататься длинными руками за шлемы.

– Как погляжу, ты плохо меня знаешь, – наконец молвила Мэб, и в ее голосе продолжал звенеть этот оглушительный смех.

Этне угрожающе подступила еще на шаг.

– Твои жалкие союзники или бросили тебя, или ждут смерти. Из телохранителей у тебя осталась лишь пара червей. А смертные успеют разве что на панихиду по своим мертвецам.

Под натиском ее голоса Баттерс охнул и отшатнулся. Из одной ноздри у него начала сочиться кровь. Я схватил его за плечо и снова утянул в тень Мэб и ее единорога.

– Гарри, – хрипло прошептал он, – какого черта мы здесь стоим? Нам тут не место!

Я чувствовал в точности то же самое. На этой лужайке сошлись силы куда древнее Чикаго, да и современного мира. Эти существа прожили невообразимое количество лет и воочию повидали события, о которых нам известно лишь по мифам и легендам. Для них эта ночь была заурядной стычкой, а не апокалипсисом городского масштаба, в котором сгинули уже десятки тысяч людей и, вероятно, еще сотни тысяч сгинут таким же образом.

А где-то за спиной у меня была моя дочь.

Страх, гнев и другие эмоции, которые до сей поры я успешно держал под замком, сосредоточились вокруг единственной фигурки – возможно, спавшей в одной из комнат безопасного дома Карпентеров. Этот образ вспыхнул бесконечно малой искрой, тут же отыскавшей в глубинах моей души подходящее топливо и разгоревшейся до жара крошечной звезды.

Мэгги.

Я не допущу, чтобы эта стерва причинила вред моей дочери.

Едва во мне затеплилась эта мысль, как атам на бедре запульсировал медленным, ровным, беззвучным пульсом.

У него забилось сердце.

– Стоять, – рыкнул я. – Наше место именно здесь.

Гигантская Этне продолжала приближаться такими шагами, что по сравнению с ними мои показались бы шажками карапуза.

– Сдавайся! – прогремела она с такой силой, что подол боевого облачения Мэб затрепетал на внезапном ветру – вместе с ее волосами, озаренными красноватым звездным светом, и неуместно шелковистыми гривой и хвостом единорога. – Склонись!

При этом слове вокруг Мэб сгустилась такая сила воли, что я испугался, как бы что-нибудь не сломалось. Например, Вселенная. Сфера психического давления была настолько плотной, что будь она направлена на мой разум – тот съежился бы до ничтожных размеров, перестал функционировать и превратился бы в графит, сжатый до состояния инертного алмаза.

Я, можно сказать, оппозиционно настроен, имею склонность дерзить начальству и не всегда поступаю как велено. Допускаю, что меня можно назвать смутьяном.

Но эта воля не оставила бы от моей ничего, кроме мокрого места.

Точка.

Это не был вопрос силы или слабости. Речь шла о порядке могущества, которому я не мог противостоять. Даже не будучи мишенью этой воли, я прилагал все усилия, чтобы не упасть на колени с мольбами о пощаде перед лицом всепоглощающего гнева.

Баттерс отличается рациональнейшим складом ума, но он, в отличие от меня, не прошел интенсивного тренинга по ментальной защите, а поэтому всхлипнул от крайнего отчаяния и упал бы, не поймай я его за плечо. Я опустился на колено и помог ему удержаться на ногах. Все его тело дрожало крупной дрожью.

За исключением одной руки. Той, что сжимала рукоятку меча.

Не знаю, какими силами владела Мэб, какие знания приобрела, какие муки ей довелось пережить и чем пришлось пожертвовать, но факт остается фактом: она сумела превозмочь безграничную силу воли Этне.

Хотя ее плечи согнулись под неописуемым грузом, хотя единорог Зимы едва устоял на ногах, Мэб осталась собой. Она успокоила своего скакуна, и лицо ее превратилось в холодную непроницаемую маску. Превозмогая плотность сплюснутого волей титанши воздуха, Мэб вздохнула во всю грудь и прямолинейно ответила:

– Нет.

Ее выдох превратился в студеный шлейф, и категорический отказ рассек его клинком непреложной истины.

Воля Этне отпрянула и разбилась, будто