Повесть о чекисте - Виктор Михайлов

— Н-да! — протянул Рябошапченко. — Стало быть, вор у вора?..

— Стало быть. И учти, Иван Александрович, у немцев чемоданное настроение, но перед уходом они будут, как всегда, жечь и взрывать то, что не успели вывезти. В Одессу начали прибывать части «Эйнзатцгруппе», близится кровавая расправа с населением. Нам следует подумать об убежище, где могло бы человек пять отсидеться несколько дней перед вступлением в город наших войск. Я думаю, что лучше места, чем у тебя на Тенистой, не придумаешь. Сегодня вечером мы с Валерием заглянем к тебе, посмотрим, посоветуемся...

— Хорошо, буду вас ждать.

— Как с подрывом «Весселя»?

— Есть один парень, Тимка Козлов, корешок Васи Тихонина. Он грузчик, работает на двадцать втором причале.

— Постарайся сегодня же с ним встретиться. Прощупай его, чем он дышит, и решай. Сам решай. «Уголек» у тебя есть?..

— Целых три.

— Они нам еще пригодятся.

Внизу, возле лебедок эллинга, появился посыльный дирекции и стал подавать какие-то знаки. Гефт вышел из рубки на верхнюю палубу тральщика и спросил:

— Ты меня?

— Да, Николай Артурович. К вам пришли.

— Передай, что я сейчас буду.

«Наверное, Лия Краснощек», — подумал он.

Недавно он встретил своего приятеля, еще по Институту инженеров водного транспорта, Сашу Краснощек. Инженер служил продавцом в булочной. Николай узнал его нерадостную историю: жена, Лия, кончила перед войной исторический факультет пединститута, но гитлеровцы «делали историю» заново, и при оккупантах Лия не нашла себе применения. На руках маленький ребенок. Словом, нужда. Вспомнив распоряжение Загнера, он предложил ей должность секретаря.

В приемной дирекции его действительно дожидалась Лия Краснощек.

Гефт передал в секретариат ее документы на оформление и посвятил Лию в круг несложных обязанностей.

Телефон городской линии связи в его кабинете уже действовал. Поставили еще один стол, и секретарь приступила к работе.

Во вторник четырнадцатого марта, уже поздним вечером, к Гефтам пришла Зина Семашко. По ее лицу было видно, что привели ее чрезвычайные обстоятельства.

Отца не было дома, а мать, увидев Зину, увлекла ее к себе в комнату, расспрашивая о домашних. На ходу, здороваясь с Николаем, она успела передать ему сложенную словно аптекарский порошок бумажку и шепнула:

— Приняла вчера ночью...

Николай остался в своей комнате, развернул бумагу и прочел:

«Войска 3-го Украинского фронта, форсировав реку Днепр в нижнем течении, 13 марта в результате уличных боев овладели городом Херсон — крупным узлом железнодорожных и водных коммуникаций и важным опорным пунктом обороны немцев у устья реки Днепр»[41].

«Такое важное сообщение держать до воскресенья нельзя. Сводку надо сегодня же отпечатать и расклеить», — решил он.

Николай надел тужурку и зашел в комнату матери проститься с Зиной, но, увидев его одетым, девушка заторопилась, сказав, что в это время боится ходить одна и, пользуясь тем, что Николай все равно идет из дома, просит проводить ее...

В этот вечер не удалось отпечатать сводку: дома была Юлина мать, а главное — господин Пирог крутился возле дома, заглядывал в окна.

Пришлось перенести на завтра. Но завтра вклинились новые события: власть в городе перешла к немцам во главе с генералом Ауленом. Всем румынам было предложено выехать в королевство, осталось лишь небольшое число чиновников. Полицию сменила фельджандармерия. Выдача пропусков на выезд из города прекращена. Судоремонтный завод заняли немцы и выставили военную охрану. В кабинете шефа Купфера расположился баурат, в кабинете главного инженера — Вагнер, главного механика — Гефт.

Весь день Николай принимал оборудование по уже знакомой описи. Только поздно вечером ему удалось вырваться домой. Надо было прочесть номер «Дер штюрмера» (нюрнбергский листок, издающийся Штрейхером). Газету он до утра взял у майора Загнера. Было интересно проследить за тем, как печать рейха освещает военные события на Восточном фронте.

Только Николай открыл газету, как явился отец, в довольно приподнятом настроении. Старик запер входную дверь на ключ, демонстративно поставил напротив него стул, сел и решительно начал:

— Я хочу, сын, внести в наши отношения ясность...

Предисловие было многообещающим. Николай понял, что отделаться шуткой не удастся.

— Ты читаешь «Дер штюрмер»?! — Он только теперь разобрал заголовок. — Этот вонючий, погромный листок?!

— Иногда и из такого листка можно извлечь полезные сведения.

Готовый снова вспыхнуть, Артур Готлибович взял себя в руки и, понизив голос, спросил:

— Ты знаешь, что советские войска два дня тому назад взяли Херсон?

— Знаю.

— Ты знаешь, что вот-вот они могут быть в Одессе?

— Знаю.

— Что будет с тобой?

— Я свободно вздохну. Выпишу Аню с ребятами, отдохну около них неделю-другую и... новое задание... Если бы ты, отец, знал, как я устал...

— Так что же выходит?.. Все это время ты... — У старика перехватило дыхание, он судорожно втянул в себя воздух, вынул платок и вытер слезу.

— Все это время... — согласился Николай.

— Но почему же?.. Почему ты это скрыл от меня, от отца? Ведь с той поры, как ты вернулся в Одессу, я стыдился моих старых друзей... Я не мог им честно смотреть в глаза!..

— Я опасался, отец, что ради права открыто смотреть в глаза ты все расскажешь своим друзьям... Я видел, что ты болезненно переживаешь мою работу на гитлеровцев, но ничего не мог поделать. Ты человек эмоциональный, работа в театре наложила на тебя свой отпечаток...

— Почему же ты решил сказать об этом теперь?

— После моего вызова в гестапо ты стал догадываться сам, да и кроме того... Ты только не волнуйся, отец, но... Если в «Зеетранспортштелле» будут настаивать на твоей эвакуации в Германию, ты должен согласиться. Иначе ты провалишь меня...

— Что ты говоришь, Коля! — Старик схватился за голову.

— Это неизбежно. Когда все кончится, вы вернетесь...

— Страшно. Мать себя плохо чувствует. Не по силам нам такой переезд. Не те годы...

— Я не вижу другого выхода...

В дверь постучали: это вернулась домой мать. Только взглянув на них, Вера Иосифовна поняла, что был крупный разговор.

— Что вы опять не поделили? — спросила она.

— Вот, Вера, наш сын... Коля настаивает на эвакуации...

— Куда?

— В Германию...

Наступила пауза. Вера Иосифовна начала собирать ужин. Она разожгла примус, поставила кофейник, потом подошла к Артуру Готлибовичу, положила ему руки на плечи и сказала так просто, словно речь шла о поездке на Большой Фонтан:

— Если сын считает, что мы должны эвакуироваться в Германию, стало быть, так нужно. Ну, ну, Артур Готлибович, выше голову! Не хныкать!