Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4 января 1942 года
Ходила к Мане Соколовой. Снесла ей на хранение вещи. Мане подарили новый фланелевый халат, шарфик и два полотенца. Она была очень рада этим подаркам и в особенности халату, так приятно видеть, что люди все же могут радоваться в такое тяжелое время.
– Носи на здоровье, хороший халат, – ответила я. Маня дала мне с собой немного риса и одну конфету для И. И., а меня напоила чаем с сахаром и хлебом с хлопковым маслом. Ее жиличка Лиза принесла ребятам из дет. очага баночку каши, и Маня сделала ей резкое замечание по этому поводу, что, мол, тащат от ребят и т. д. Мне даже сделалось неловко. Но ребятишки ели кашу с большой жадностью. Лиза жаловалась, что у нее последние ботинки разорвались и нечего надеть, чтобы отдать их в ремонт. Она тут же повалилась на диван и прикрылась пальто. Да, сурова их жизнь. Надо в следующий раз не забыть принести им что-нибудь [Е. С-ва].
Сегодня поел около 12 часов, а следующая порция кормежки ожидается часов около шести, так что имею немного времени. Чтобы не думать о еде и немного отвлечься от спазм в желудке, сел писать. Решил хотя бы немного восстановить ход событий за последние два-три месяца.
В октябре – мой день рождения. Продовольственное положение более или менее ничего. Работа нормальная. Продолжительность рабочей смены 11 часов. Непрерывные бомбежки. Ежедневно после работы два-три часа хождений по закоулкам под грохот зениток, свист и разрывы фугасок, под звон вылетающих стекол. Дорогу освещает зарево пожаров.
Ноябрь. 250 г хлеба (почти глины) в день, артобстрелы, отсутствие жиров, конфет, мяса. Последний сытный обед под грохот рвущихся дальнобойных снарядов, во время круглосуточного дежурства на заводе 7-го и 8-го ноября. Потом изо дня в день неизменный кусочек хлеба и кипяток с солью. Одиннадцать часов безделья в холодном и мертвом цеху и 13–14 км пути по морозу на завод и обратно.
Декабрь и того хуже. Порвались ботинки. С дырявой подошвой на морозе погрузка или выгрузка угля, расчистка проездов от снега. И все те же 250 г. Правда, более съедобного. И вдруг 25 декабря – ошеломляющая новость. Как раз был выходной, и я решил пойти постоять и достать хотя бы мяса. Утром встал около четырех часов, собрался и в пять помчался в магазин. Ну, у входной двери как всегда толпа. Около часа постоял, а в шесть началось столпотворение. Кое-как ворвался в магазин, занял очередь за мясом и слышу объявление: прибавили 100 г хлеба. Скорее побежал, выбил чек и первым получил свою новую норму. Ну а там подошла моя очередь, взял килограмм мяса. Вернулся домой, сообщил новость домашним. Взял их карточки и побежал за хлебом. Выкупил хлеб. Дома устроили целый пир. Поджарили по кусочку мяса, и в первый раз за все время я почуял в своем доме аромат жареного мяса.
Подошел Новый год. Встречали его с чашкой кипяченой воды, куском хлеба и ложечкой повидла.
Сейчас я сижу на бюллетене дома. Тощий, ослабевший, имеющий силы лишь для ходьбы по квартире. Дрова кончаются. Взять неоткуда. Впереди весь январь и февраль. Еще два месяца мерзнуть. Завтра надо идти в больницу на прием к врачу. Наверное, выпишет на работу. Сейчас по городу дикая смертность. Ежедневно умирает 4–5 тысяч человек. Уже не хоронят. Довезут до кладбища и бросают трупы на произвол судьбы. Только бы выжить. Помоги мне, Господи! [В. М-ла].
5 января 1942 года
Со вчерашнего дня чувствую себя очень плохо. В ногах свинцовая тяжесть, как будто к ногам привязаны чугунные гири.
В Ленинграде проведен переучет всех мужчин от 18 до 50 лет. Вчера я ходил переучитываться в отделение милиции за шесть километров от дома. <…>
В магазинах по карточкам ничего не дают. Все, что получили за первую декаду января на троих, это 487 г мясных консервов. Это одному на один раз, а здесь троим на десять дней! Как хочется жить!
Макар Григорьевич уже две недели по бюллетеню сидит дома, от истощения чуть двигается, приходит очередь моя. Дрова кончаются – скоро будем мерзнуть.
Немцы под Ленинградом как приклеенные и сегодня опять подвергли нас жестокому артиллерийскому обстрелу в течение почти всего дня.
Говорят, что цифра умирающих от голода достигла 10 тысяч человек в день. Во всяком случае, похоже [А. А.].
«Ленинград 5 января 1942 года
Тов. Андриенко! Обращаюсь к Вам, как к депутату трудящихся, как к избраннику народа и слуге его.
Я гр. Дементьев Е.Г., 27 лет – возраст, страдаю тяжелой болезнью туберкулезом легких, 13 III двухсторонний пневмоторакс, а так уже страдал ранее 1–2 года тому назад хроническим кислым катаром желудка. Обращался к врачам на получение справки о том, что я болен. Они отвечают, что я должен исследовать анализ желудочного сока. Я объяснил, что я страдаю помимо желудочной болезни туберкулезом легких, двухсторонний процесс.
У меня одышка, не могу дышать и делать анализ не могу, что может вызвать кровотечение и т. д. и привести <…> в плохое состояние. Мне ответили, что ничего сделать не могут, и тем моя просьба кончилась.
Тов. Андриенко! Пусть это будет так, что я не могу получить белый хлеб, но почему я, туберкулезный больной, не могу получить сливочное масло, то, что полагается на карточки. Верно, дают масло не в достаточном количестве – больной не в состоянии достать, стоя в очередях.
Прошу Вас сделать так же, как для желудочных больных: прикрепление для получения белого хлеба и прикрепление к спецмагазину для получения сливочного масла. Конечно, такого количества, что полагается на карточку сливочное масло, для туб. больного мало, но это все для него, тов. Андриенко!
Я молодой человек, служил в РККА, был уволен по этой болезни. Потерял здоровье и силу.
И я обращаюсь к Вам, зная, что Вы действительно находитесь в самой толще народа. Я думаю, что получу от Вас реальную помощь. <…>»
6 января 1942 года
Сегодня была елка! И какая шикарная, даже не ожидала. Правда, холод был такой, что,
