Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера - Питер Акройд

У этого доброго купца (звали его Пьер) был отличный дом, куда приходило столько гостей и посетителей, что и не пересчитать. Он был щедр, а жена его красива. Нужно ли к этому что-либо добавлять? Лучше буду продолжать рассказ. Среди их гостей – людей самых разных званий и сословий – был один монах. Лет ему было, скажем, около тридцати. Он был хорош собой, румян лицом и крепок телом. Он буквально дневал и ночевал под крышей у купца. Он был приглашен в дом уже в первые дни знакомства с хозяином, а теперь считался там своим человеком. Я объясню вам, почему. Этот молодой монах и купец были земляками, родились в одной деревне, а потому видели друг в друге почти родню и клялись в вечной неразлучной дружбе. Они говорили, что близки даже не как кузены, а как родные братья. Им было весело вместе, как жаворонкам на лету.

Этот монах, Жан, был щедр сверх меры и не упускал случая одарить всю прислугу в доме. Он был любезен со всеми, начиная с самого захудалого мальчишки на побегушках, и не жалел денег. Он раздавал подарки направо и налево. Поэтому конечно же его всегда там привечали; домочадцы радовались его приходу, как птицы радуются восходу солнца. Теперь вы, наверное, поняли, что это был за человек.

И вот однажды купец решил поехать по делам в Брюгге. Наверное, он собирался закупить там дорогие кружева. И он послал записку Жану в Париж, приглашая его погостить день-другой перед его отъездом.

«Приезжай в Сен-Дени, – писал Пьер, – повеселимся».

И монах попросил у своего настоятеля разрешения отлучиться. Аббат легко его отпустил, потому что Жан и так уже занимал должность бейлифа при монастыре. Он часто разъезжал и вел надзор за окрестными фермами и хозяйствами, приписанными к обители.

Спустя день-другой он приехал в Сен-Дени, где его ждал очень теплый прием. Кого еще так приветливо встречали, как не «нашего дорогого брата Жана»? С собой он привез кувшин мальвазии из монастырских погребов и несколько бутылок белого вина. И пару фазанов в придачу. Итак, я оставлю пока купца с монахом, пускай пару деньков едят, пьют и веселятся.

А на третий день купцу, перед отъездом в Брюгге, пора было заняться своими денежными делами. Поэтому Пьер удалился в контору, чтобы подсчитать свои доходы и расходы за последний год. Ему хотелось узнать, какой у него барыш. Он достал все свои ящики с деньгами и бухгалтерские книги и старательно разложил их на конторке. У него было такое множество монет и бумаг, что он позаботился запереть внутреннюю дверь, прежде чем засесть за расчеты. Он не хотел, чтобы его беспокоили. Так он просидел все утро за денежными делами.

Монах тоже с самого рассвета не спал. Он ходил взад-вперед по саду и бормотал утренние молитвы. Вскоре в сад пришла жена купца и скромно, как всегда, с ним поздоровалась. С ней была девочка – ее питомица и подопечная.

«Добрый Жан, – сказала жена купца, – что с вами случилось, отчего вы так рано на ногах?»

«Дорогая кузина, – отвечал монах, – пяти часов сна вполне достаточно для отдыха. Конечно, этого, может быть, маловато для стариков или для больных, а еще для тех несчастных женатых мужчин, которые день-деньской лежат в постели, точно загнанные зайцы, еле удравшие от охотников. А вы, дорогая кузина, отчего вы так бледны? Быть может, вам муж всю ночь не давал уснуть и занимал то тем, то этим? Вам нужен отдых. Это заметно». – А потом он громко рассмеялся. Но при этом был достаточно учтив – и зарделся от своих мыслей.

Жена купца покачала головой:

«Дело вовсе не в этом. Бог, которому все известно, знает, что я говорю правду. Клянусь Богом, давшим мне жизнь, что нет во всей Франции женщины, которая получала бы меньше радости от этой тягостной игры. Знаете старую песенку: „Увы мне, горе и беда! / Мне б не родиться никогда!“? Но я не смею рассказывать о том, как обстоит дело. Бывает даже такое, что мне хочется вовсе отсюда уехать. Или с собой покончить. До того бывает горько и страшно».

Монах с тревогой смотрел на нее.

«Боже упаси, дорогая племянница, чтобы ты с горя еще что-нибудь с собой сотворила! Расскажи-ка мне все. Может быть, я помогу тебе или что-нибудь посоветую. Доверься мне. Обещаю, что никогда тебя не выдам. Клянусь на моем требнике, что никогда никому не повторю того, что ты мне скажешь. Буду молчать, как камень».

«И я клянусь в том же самом, – отвечала жена купца. Она тоже положила руку на требник. – А иначе пусть меня растерзают дикари. Или пусть меня ждут муки ада. Я никогда не предам вашего доверия. Не потому, что вы мой кузен, а потому, что вы – мой настоящий и верный друг».

Так они поклялись друг другу и обменялись поцелуем мира. А потом принялись беседовать.

«Дорогой кузен, – начала она, – если бы у меня было время и подходящий случай, я бы вам рассказала историю моей замужней жизни. Я всегда была мученицей при этом человеке, которого вы зовете своим кузеном».

«Нет-нет, вы ошибаетесь, – перебил ее монах. – Он мне такой же кузен, как лист вон на том дереве. Я называю его так, только чтобы иметь повод приходить к вам в дом. И видеть вас – да, да. Признаюсь вам теперь, что полюбил вас с первого же взгляда. Клянусь вам своим монашеским званием. А теперь объясните, чем он вас так обидел. Скорее, пока он сюда не пришел».

«Ах, милый Жан, – вздохнула жена купца, – любовь моя. О, если бы я могла все это сохранить в тайне! Но, увы… – Она смахнула слезу со щеки. – Я видеть его не могу. Он – худший в мире муж. Да, раз я его жена, то не должна выдавать секреты нашей брачной жизни. Или супружеской постели. Боже избави меня от этого! Я ведь должна чтить и слушаться его. – Она немного помолчала. – Но вот что я вам скажу. Он – полное ничтожество! Но больше всего меня ранит его скаредность. Сами ведь знаете, наверное, каждая женщина требует от мужа шести качеств. И я – не исключение. Каждой женщине хочется, чтобы ее муж был здоров и умен, богат и щедр, послушен ей – жене – и страстен в постели. Всего шесть качеств! Разве это так много? А мне, клянусь Христом, который пролил свою драгоценную кровь ради нашего спасения, – мне к ближайшей субботе необходимо раздобыть сотню франков! Зачем? Чтобы расплатиться за новые платья.

А я ведь покупала их для того, чтобы ему было за меня не стыдно! Я лучше умру, чем на людях буду сносить попреки за неоплатные долги! А муж, если узнает, меня на месте прибьет. Жан, миленький, может быть, вы мне одолжите денег? А иначе я погибла. Если я займу у вас сотню франков, то буду вечно вам благодарна. Разумеется, я верну вам деньги в установленный день, но я могу и что-нибудь другое для вас сделать, что пожелаете. Все, что ни попросите. А если я нарушу слово, то отомстите мне как угодно. Привяжите к лошадям и разорвите на части. Сожгите живьем».

Монах отвечал ей очень учтиво:

«Мне так жаль вас, милая дама, что я даю вам торжественное слово. Клянусь вам: когда ваш муж уедет в Брюгге, я вызволю вас из беды. Я принесу вам сто франков».

Говоря это, он поглаживал ее по бедрам и ягодицам, обнимал и непрерывно целовал.

«Ступайте тихо и мирно в дом, – сказал монах. – Давайте не мешкать с обедом. Я вижу по солнечным часам, что сейчас уже девять утра. Идите же! Будьте верны мне так же, как я предан вам».

«Непременно. Боже избави, чтобы я вела себя как-нибудь иначе».

Она пошла в дом, веселая, как сорока, и велела поварам приготовить славный завтрак для хозяина и гостя. А потом отправилась к мужу и смело постучалась в дверь его конторы.

«Кто там?»

«Это я. Неужели ты не проголодался, Пьер? Ты же все утро сидишь там взаперти со своими бумажками да вычислениями! Да чтоб черт побрал все твои конторские книги! Зачем тебе все это пересчитывать – разве у тебя нет Господнего благословения? Выходи скорее. Оставь в покое свои мешки с деньгами. Разве тебе не стыдно, что наш Жан весь день ничего не ел? Давай сходим в церковь, а потом пообедаем».

«Жена моя, – отвечал ей купец, – ты ничего не смыслишь в мужских делах. Да где уж тебе в них разобраться! Но кое-что я тебе сейчас попробую объяснить. Возьмем дюжину купцов – из них только двое будут процветать и богатеть. Только двое скопят много деньжат, занимаясь торговлей. Мы все, конечно, храбримся и крутимся, кто как может. Но нам надо держать свои дела в тайне, пока мы живы. А иначе – лучше отправиться в паломничество. Или вообще пропасть. Потому-то я и корплю над счетами. Как могу, силюсь перехитрить хитрецов. Мне вечно грозят невезение, разорение и все прочие опасности, какие подстерегают купцов.

Ты знаешь, что завтра я еду в Брюгге, но постараюсь вернуться как можно скорее. А пока я буду в отъезде, ты веди себя со всеми скромно и вежливо. Хорошенько приглядывай за нашим добром. Содержи дом в чистоте и порядке. Запасов еды у нас достаточно, так что лишнего не трать. Всего у нас вдосталь – и мяса, и вина. Одежда у тебя тоже есть. Ну, да я сегодня щедрый: нá вот, возьми немного серебра».

С этими словами он запер дверь конторы и вместе с женой отправился обедать. Работу он закончил. Они быстро сходили к мессе, а потом уселись за стол. Столы были накрыты, блюда мгновенно подавались и исчезали. Больше всех ел монах.