Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский - Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами вор улыбнулся бабке и открыл банку черной икры, которую принес ей в подарок.
1991
Тип
Собрались на собрание.
Сидим, слушаем. Слушаем, сидим. Вдруг на трибуну вылезает тип.
— Я, — говорит, — принесу вам счастье.
А мы, между прочим, его ни о чем таком не просили. Ну-ну, думаем. Хочешь принести — приноси. Нет возражений.
На следующий день приносит. Разворачивает. Показывает. Мы все удивляемся:
— И это счастье?.. Нет, это несчастье.
Тогда этот тип ничуть не смущается и говорит:
— Хорошо. Я принесу вам счастье во второй раз.
А мы его и второй раз не просили. Но что делать, если он настаивает?.. Против счастья ведь особенно не попрешь. В конце концов, думаем, ну, чем мы рискуем?.. Получится что-то у этого типа — хорошо. А не получится — хуже не будет. Счастья ведь нам всегда не хватает. Глупо отказываться в нашем-то положении. Через год приносит. Развязывает. Мы ахаем:
— Что ты нам принес?.. Это же ужас какой-то.
Он говорит:
— Извините. Ошибочка вышла. Я хотел одно, а сделалось совершенно другое. Ну, да я еще попытаюсь. Третья попытка.
А мы и на этот раз к нему ни с какими такими просьбами не обращались. Нас его действия не касаются. Мы как жили, так и живем. И никто нам за всю жизнь ничего хорошего так и не принес. Хотя обещания были. Ну, да ладно, думаем. Попытка не пытка. Ну, принесет нам опять какое-нибудь дерьмо. Мы это дерьмо съедим. И будем счастливы. А не съедим — тоже будем. И в том же дерьме.
10 лет где-то этот тип скитался. Вдруг появляется. Расстегивает. А там — ничего. Мы засмеялись: стоило ли столько лет надрываться, чтобы ничего и не принести. Не тут-то было. Этот тип говорит:
— Вот оно… то самое… что вы просили!
А мы, заметьте, никогда его ни о чем…
Мы говорим:
— Не подходит.
Он тут же спорить.
— Вы ничего не понимаете, — говорит. — Это как раз чего вам нужно, идиоты.
Мы обижаемся, конечно. За что он нас идиотами обозвал?!
Мы возражаем:
— Забирай к черту свое барахло. Надоел ты нам…
Он взволновался, аж трясется весь.
— А я говорю, — это он нам говорит, — это лучшее, что есть на свете…
Мы ни в какую. Не соглашаемся.
— Это — ничего. А нам ничего не нужно.
Тогда он хватает револьвер.
— Взять, — кричит.
А кого брать?.. Ничего не возьмешь. У ничего и нет ничего.
— Взять, — кричит, — и раздать. От каждого по способности, каждому по потребности.
И давай раздавать. Карточки, талоны, купоны разные… Да только мы этим счастьем уже сыты. Этого счастья у нас навалом.
Как вдруг появляется на нашем очередном собрании еще один тип.
— Я пришел, — говорит, — дать вам волю.
Ну, пришел и пришел. Разворачивает. Затем раскручивает… Через десять лет, извините, расстегивает… И что? И все ничего. Можно сказать, зря на собрания ходим. Слушаем, сидим. Сидим, слушаем.
1991
Дедушка и смерть
Дедушка начал умирать в пятницу ночью. Я бросился к телефону и вызвал «Скорую».
— Сколько лет клиенту? — спросил меня тихий грудной женский голос.
— Старичку за восемьдесят, но я уверен — его можно спасти.
— В таком возрасте импотенция неизлечима. Но мы постараемся что-нибудь сделать.
Я не понял, при чем тут дедушкина импотенция, но ради экономии времени промолчал.
— Дайте мне его, — сказал обворожительный голос. — Я сама с ним разберусь.
— Он не в силах подойти. Он лежит.
— Встанет! — произнесла дама на том конце провода. — Наша фирма лежачего поднимет.
Я подивился самоуверенности «Скорой». Однако твердо заявил:
— Говорите мне, что хотите сказать. Я передам дедушке все, что вы посоветуете.
— Старичок! — игриво произнесла дама. — Кончай, а?.. Ты что, не можешь кончить?!
Я ахнул. Как можно старому больному человеку намекать на скорую смерть.
— Слушай, старик… Положи сейчас руку на грудь… Да не на свою — на мою… Мысленно!.. Положил?.. Теперь начинай мять… Кончиком языка постарайся дотронуться до моего соска. Дотронулся?.. Теперь спускайся ниже, еще ниже и лизни мой пупок… Что ты чувствуешь?.. Ну, отвечай же мне, дедулька, как ты любишь свою бабульку…
Я честно повторил то, что слышал, и, к своему удивлению, увидел, что сузившиеся зрачки дедушки расширились, бледнота с лица сошла, щечки порозовели, замедленный пульс участился…
Я сунул трубку к уху дедушки и услышал шепот:
— Мой дорогой… мой самый-самый сильный… ну, сделай же это скорее… я жду… ты можешь… ты сможешь… ты уже смог…
В этом месте их дыхания — то бишь дыхание дедушки и дыхание девушки — слились, наложились друг на друга.
— Правее!.. Левее!.. Глубже!.. Еще-оо!.. Ну, еще… еще-оо, — услышал я.
И в тот же момент понял, что неправильно набрал номер. Вместо «Скорой помощи» позвонил в службу «Секс по телефону»!..
Я хотел было проклясть себя за эту ошибку, да вдруг обомлел: дедушка мой стоял в неглиже посреди комнаты и приплясывал:
— Ах, дочка!.. Ох, дочка!.. Ну, ты даешь, дочка!..
Что и как она давала, теперь это уже не имело никакого значения: мой дедушка был сейчас здоров, как бык. Точнее, как бык-производитель. Я выхватил у быка трубку, чтобы поблагодарить за лечение.
— С вас полторы тысячи. Говорили три минуты, — услышал я очаровательный голос.
Честное слово, здоровье дедушки стоило дороже.
1992
Последствия
Девочка Надя, тринадцати лет, сидела на подоконнике у раскрытого окна и смотрелась в зеркало. Этаж был семнадцатый, сверху были видны людишки, автобусики и трамвайчики…
Вдруг Надя увидела на своем лице прыщик. Она отложила в сторону не доеденный ею банан и принялась давить… в самый решающий момент она вздрогнула, сделала неверное движение — и банан полетел вниз на мостовую.
Шмяк!
В ту же секунду на скользкую корку банана наступила перебегавшая улицу тетка. Она проехалась на банановой корке и распласталась у светофора.
Водитель автобуса рванул руль влево.
Из-за чего ехавшая рядом машина-фургон с надписью «Живая рыба» врезалась в столб. Но вода из фургона не вылилась, живая рыба вопреки ожиданиям на асфальт не вывалилась. Вместо всего этого из раскрывшихся от удара задних дверей на улицу выскочили пятеро бритых людей в
