Корсар и роза - Ева Модиньяни

Кухня показалась Лене просторной и светлой. Здесь стояли покрытые белым лаком шкафы, мраморная раковина с горячей и холодной водой, газовая плита и огромный холодильник «Бош».

Лена выглянула на балкон, выходивший в сырой и тесный, залитый бетоном дворик, единственным украшением которого служил цветущий куст глицинии.

— А где спальня? — робко спросила она Спартака.

— Тут их четыре. И плюс к тому еще две ванные и гардеробная. Идем со мной. — Спартак взял ее за руку.

Он весь лучился весельем и энтузиазмом.

Обстановка в спальнях была неприветливой. Кровати с высокими резными изголовьями темного дерева, скатанные и укрытые чехлами матрасы, громадные пустые шкафы наводили тоску. Обивка стен выцвела, на ней все еще был и видны следы, оставшиеся после снятых картин.

Лена растерянно огляделась вокруг.

— А теперь пойдем, любовь моя, — сказал Спартак, обнимая ее. — В Болонье много прекрасных магазинов. Мы купим все, что нам нужно. А поставщики начнут знакомиться с синьорой Рангони.

Лена опустилась на край кровати и взглянула на него в отчаянии.

— У меня нет ни гроша.

Спартак присел рядом с ней, вынул бумажник темной кожи и вложил ей в руку.

— Открой и посмотри.

Бумажник был набит широченными, как простыни, столировыми банкнотами.

Лена смутилась:

— Я не знала, что у тебя столько денег…

Спартак сунул руку в карман куртки и вытащил брошку.

— Держи, Маддалена. Это мой первый подарок тебе.

Лена с восхищением уставилась на прекрасную розу из жемчужин и сверкающих, как звезды, зеленых камней.

— Дамасская роза! — воскликнула она с восторгом. — Какое чудо! Где ты ее взял? — И, не дожидаясь ответа, попросила: — Приколи мне ее вот сюда, на отворот блузки.

— Она принесет тебе удачу, — торопливо проговорил Спартак, чтобы избежать неловких объяснений.

— Удача — это как раз то, что нам понадобится. — Лена улыбнулась, но в ее голосе прозвучала нотка грусти.

И все же она была страстно влюблена, и ей все еще не верилось, что она наконец-то сможет соединить свою жизнь с человеком, о котором столько мечтала.

ТОТ, КТО ВЛАДЕЕТ СОТНЯМИ МИЛЛИАРДОВ…

— Тот, кто владеет сотнями миллиардов, — сказал Антонио Мизерокки, — должен готовить себя к крупным неприятностям.

— Вроде тех, что произошли с моим отцом, — подхватил Спартак Серандреи.

— Верно, — согласился Антонио. — Джулиано нажил себе немало врагов. Он всегда шел напролом прямо к цели, не считаясь с мнением окружающих.

— Вы хорошо его знали?

Старик кивнул. В комнате раздался бой красивых настенных часов XVIII века.

— Пора принимать лекарства, — с досадой вздохнул Тоньино. — Я превратился в настоящего поглотителя ядов.

Он встал с кресла, направился к дверям характерным для него скованным шагом и скрылся в соседней комнате.

Спартак огляделся по сторонам. Кресла и диваны в большом кабинете были обиты черной замшей, а пол затянут белым ковром. Вся обстановка состояла из очень немногих предметов, покрытых белым лаком. Апартаменты командора Мизерокки располагались в надстроенном этаже на крыше небоскреба в центре Милана, одна из стен состояла сплошь из стекла, через нее можно было полюбоваться великолепным видом на старые кварталы города.

Поджидая возвращения Антонио, молодой человек поднялся на ноги, чтобы получше разглядеть две фотографии в рамках, стоявшие на письменном столе. На первой были изображены крестьянин, крестьянка и солдат. Мужчина держал в руке фибровый чемоданчик. На женщине был крестьянский наряд начала века. Стоявший в центре солдат обнимал их за плечи. Все трое с робостью смотрели в объектив.

— Помпео, Джентилина и Тоньино до того, как ему изуродовало лицо осколком гранаты, — вслух произнес Спартак.

На втором фото цвета сепии он узнал празднично разодетых Тоньино и Лену. Опытный фотограф подретушировал лицо Антонио, чтобы шрамы не были заметны. Лена была прекрасна.

— Вот все, кого я любил, — неожиданно раздался у него за плечами голос вернувшегося в кабинет старика.

— Великолепные фотографии, — отозвался Спартак.

— Даже я выгляжу почти приемлемо, — усмехнулся Тоньино.

— Моя бабушка просто ослепительна.

— Твоя бабушка была сказочно хороша, — с тоской в голосе прошептал Антонио, усаживаясь в кресло.

— Вы думаете, дедушка ревновал ее к вам? — в упор спросил Спартак.

— Спартак Рангони был человеком своеобразным, — пожал плечами Тоньино. — Его можно было либо любить, либо ненавидеть. У него было множество недостатков. Деспотичный, властный, он терпеть не мог, когда ему перечили, особенно в тех случаях, когда сам бывал не прав. Но если ошибался кто-то другой, твой дед всегда находил кучу доводов в его оправдание.

— Спорить с ним было накладно, — заметил молодой человек.

— Твой отец был на него похож. Они очень уважали друг друга, как раз потому, что между ними было много общего.

— О дедушке у меня сохранились детские воспоминания. Они с отцом были как два бойцовых петуха, всегда готовых подраться.

— В Романье всегда жили странные люди. В гневе Рангони и Серандреи были способны на все, — пояснил Антонио Мизерокки.

— А бабушка? Какая она была? — спросил Спартак.

— Твоя бабушка? Она была генералом в юбке. Всеми командовала, и никто не смел ее ослушаться. Уж если ей что-то западало в голову, переубедить или остановить ее было невозможно. Сварлива до ужаса, уверяю тебя. И все же она была доброй, честной и справедливой. Бог наделил ее острым умом и исключительной восприимчивостью к знаниям. И кроме того, она была сказочно хороша собой. Ни один мужчина не мог устоять перед ее чарами, — растроганно вспоминал старик.

— Вы были влюблены в нее, верно?

— Я и сейчас ее люблю, — тихо признался Антонио. — Мы недавно снова встретились, ты же знаешь. Нам столько нужно было сказать друг другу! Но времени не хватило. Не знаю, суждено ли мне еще раз ее увидеть. Никогда я не верил в загробную жизнь, а вот в последнее время все чаще ловлю себя на мысли о каком-то потустороннем мире, где мы с Леной пойдем рука об руку.

— На этот счет вам придется разобраться с дедушкой, — лукаво улыбнулся Спартак.

— Да уж придется. Мы начали разговор с него. Ты носишь его имя и сильно на него смахиваешь. Твоя бабушка считает тебя его преемником. Возможно, она права. Ей хочется, чтобы я, по мере возможности, помог тебе возродить былое величие семьи.

— Не думаю, что это в моих силах, — покачал головой Спартак. — Бабушка возлагает на меня слишком большие надежды.