Самозванец по особому поручению - Антон Демченко

— Хм… Не совсем прожект, ваше сиятельство… Скорее, беспокойство.

— Вот как? — Князь вздернул бровь, и небрежную отрешенность сменил интерес. Ага, думает, я пришел, чтобы скуку его развеять. Ну-ну… в чем-то его сиятельство прав… Скучно ему точно не будет.

— Именно так, Владимир Стоянович. — Кивнул я. — Видите ли, я тут просмотрел списки всех занимающихся в моем зале и отметил прискорбную закономерность… можно сказать, преступную небрежность!

— Виталий Родионович, давайте обойдемся без бюрократического пафоса. Право же, не стоит. — Князь нахмурился, явно ожидая от меня какой-то подлянки и… не ошибся.

— Как скажете, ваше сиятельство. — Я изобразил тяжкий вздох. — Если говорить проще, то мною обнаружено лицо, злостно нарушающее ваш приказ по канцелярии об обязательном посещении атлетического зала. К сожалению, мой чин не позволяет мне самостоятельно наложить на это лицо взыскание, посему я и пришел к вам…

— Виталий Родионович. Неужели нельзя было просто подать бумагу на мое имя? — Скривился Телепнев, на что я только развел руками.

— Владимир Стоянович, бумага, это официальный документ… Представляете, как это будет выглядеть, когда я подам вам жалобу… на вас же? Засмеют.

— По… На меня?! — Есть! Я таки вывел его из равновесия!

— Ну да. Именно вы и есть тот самый нарушитель. Что делать будем, ваше сиятельство?

— Господин Старицкий! По-моему, вы зашли слишком далеко в своей наглости и панибратстве… — Наконец поняв, что я над ним просто издеваюсь, взревел князь.

— Ничего страшного! Один мой знакомый и вовсе опустился до сводничества, так что мы с ним составим отличную компанию. А, Владимир Стоянович? Шесть кругов по три минуты…

— Пф-ф. — Вскочивший было с кресла, князь замер и, шумно выдохнув, рухнул обратно, так что несчастный предмет мебели довольно громко заскрипел. — Во-от оно что… Дознался, стало быть. Ну да, немудрено… Виталий Родионович, вы хоть понимаете, что тогда другого выхода не было? — Тихим голосом проговорил Телепнев.

— Понимаю. Потому что, если бы другой выход был возможен, а вы все одно воспользовались бы наивностью Лады, я бы вас даже на хольмганг звать не стал…

— Наглец, вы однако, батенька. Нагле-ец… — Покачал головой князь, окончательно приходя в себя. И усмехнулся. — Неужто, титул самозваный глаза застил?

Это что, теперь он пытается меня из равновесия вывести? Ха!

— Титул? А я, признаться, про него и забыл, ваше сиятельство… Двенадцать кругов и… вторые шесть можете поделить с Бйорном Орваровичем и Эдмундом Станиславичем.

— Виталий Родионович, ты что, вообще ничего не боишься? — С каким-то даже изумлением поинтересовался Телепнев. И что ему ответить?

— Боюсь… знаете, Владимир Стоянович, действительно, боюсь. Например того, что лет через двадцать, кто-то ушлый, вот также окрутит мою дочь с каким-нибудь поганцем, или сына в какой-нибудь многоходовке используют втемную и выбросят с доски, после удачного размена. А вы за своих детей и внуков не боялись бы?

— Все-таки, ты первостатейный наглец, Виталий Родионович. — Князья побарабанил пальцами по столешнице и, после минуты раздумий, решительно кивнул. — Завтра, в девять часов. Шесть кругов по три минуты и… обойдемся без участия Рейн-Виленского и Гдовицкого. Первому, голова еще для дум государственных понадобится, а второму на батальных полотнах с бланшем под глазом, некомильфо…

— Договорились, Владимир Стоянович. — Я поднялся с кресла и, отвесив шефу уважительный поклон, взялся за ручку двери.

— А что, Виталий Родионович, действительно, без хольмганга обошлись бы? — Вопрос, как выстрел в спину.

— А это вы у Меклена Францевича поинтересуйтесь. — Обернуться… и улыбнуться. Вежливо.

Прав, князь, обнаглел я беспримерно, но, во-первых, что не позволено тому же Толстоватому, под страхом дисциплинарного взыскания, то вполне дозволено привлеченному специалисту, в смысле, заштатному советнику. А во-вторых… Честно говоря, будь на месте Телепнева кто-то другой, например тот же боярин Шолка или даже Рейн-Виленский, я бы и не подумал так выёживаться. Каким удивительным это не покажется, при его работе, Владимир Стоянович — человек лишенный подлости, как черты характера. Напрочь. Ну нет в нем этой гнили. Потому и понял меня, как понял в свое время Грац… Это не значит, что при необходимости, у него дрогнет рука подписать смертный приговор или отправить человека на пытки, в подвал или к мозголомам, вовсе нет. Вот только он не станет делать ничего подобного, что называется, на всякий случай. Вымирающий вид, между прочим, а на «том свете» и вовсе вымерший… как мамонты.

Эх. Ладно, эту авантюру провернули, пора заняться другими делами. Я подмигнул несколько бледному ротмистру… вот, точно знаю, что он слышал всю нашу беседу от и до, хотя не понимаю, как ему это удалось, учитывая стоящую на кабинете главы канцелярии глушилку. Впрочем, не мои проблемы. Если хоть слово из нашего разговора станет известно в канцелярии, или где-либо еще, князь своего адъютанта наизнанку вывернет.

Придя к такому заключению, я спустился в зал и, обнаружив там Тишилу, со скуки гоняющего подвернувшихся под руку охранителей, растянул губы в улыбке. Ну, собственно, что-то такое мне и было нужно, чтобы спуститься с небес на землю. Тихомиру, по-моему, абсолютно по барабану, гонять десяток обмундированных лосей, или одного заштатного сотрудника… Вымотал меня этот энтузиаст белого оружия, не хуже ротного в, казалось, навсегда позабытой учебке. К счастью, в тот момент, когда я уже был готов признать, что выдохся, в зал вошел Лейф. Спаситель!

Демонстративно ахнув, узнав текущее время, я тут же обменял себя любимого на новика, и стремительно уковылял в раздевалку. Теперь, душ и домой. Сегодня нам с Ладой еще предстоит визит с извинениями к Заряне Святославне, так что, к семи вечера я должен быть свеж, бодр и весел. Не то хозяйка дома еще больше обидится, и не видать мне тогда медовиков, а Ладе зимнего сада.

Вспомнив о запланированном визите, я несколько скис. Ну в самом деле, ладно это было бы очередное, уже ставшим обыденным посещение соседки и хозяйки усадьбы, с домашним чаепитием в тесной компании немногочисленных соседей… Так ведь нет, Заряна Святославна прислала приглашения в свой салон, как оказалось, ежегодно открывающий свои двери с наступлением июля. И народу на этих, так называемых «летних вечерах» бывает весьма и весьма много. А у меня, благодаря руянским приключениям, кажется, развилась некоторая антипатия к подобным увеселениям. И ведь умом понимаю, что уж у Смольяниной-то мне беспокоиться не о чем, а вот, поди ж ты…

А уж эти сборы… Как сказал один любитель оперы, в очередной раз дожидаясь, пока его жена и дочери, наконец, закончат наводить марафет и они смогут отправиться в этот «храм искусства»: Как можно собираться в оперу больше трех часов? Посмотрите на меня! Беруши в уши, и я готов!

Примерно так же чувствовал себя и я, дожидаясь, пока Лада, наконец, спустится в гостиную и мы отправимся в гости… угу, сорок метров по прямой. Хорошо еще, хоть экипаж нанимать не пришлось.

— Виталий Родионович, наконец-то я вижу вас в своем доме и уверена, что вы не сбежите через пять минут, прикрываясь некими мифическими делами в присутствии. — Смольянина павой подплыла к нам смерила придирчивым взглядом мой костюм и довольно кивнула, при виде платья Лады, скромного, но… что б этот старый грек облез! Хм… это нервное, да.

— Заряна Святославна, вы же знаете, будь моя воля…

— О да, будь ваша воля, вы бы поселились у меня на кухне, поближе к любимым медовикам. — Рассмеялась хозяйка вечера и повернулась к моей жене. — Лада, дорогая моя, следите за своим мужем, иначе с таким рационом он скоо станет вдвое больше…

И вроде бы, ничего обидного Смольянина не сказала, а вот эмоции Лады говорили об обратном.

— Не волнуйтесь, Заряна Святославна. Мужчины, знаете ли, толстеют от ночных походов на кухню, а у Виталия Родионовича, в это время и других дел достаточно. — И улыбается, ага. А я чуть не покраснел. У них что, всегда так?

— Все, Ладушка, все. Прекращаем. А то твой супруг, уже, кажется, готов от нас бежать. Но ты умничка, правильно себя повела. Теперь, я за тебя спокойна и уверена, в обиду ты себя не дашь, по крайней мере, на моих летних вечерах.

— Ничего себе, тренировочка… — Пробормотал я и, покосившись на мило улыбнувшихся мне женщин, вздохнул. — Нет, нет. Определенно, я не хочу ничего об этом знать.

Ответом мне стал тихий, но дружный смех Лады и Заряны Святославны.

— У мужчин такая ранимая психика. Ты уж побереги его, дорогая. — Пропела Смольяниа.

— Непременно, Заряна Святославна. Уж будьте покойны…

— Кстати, — Смольянина вновь улыбнулась, эдак с намеком, — Виталий Родионович, сегодня днем Лада обратилась ко мне за советом, по поводу прислуги… Скажите, дорогой друг, зачем вам нужно такое количество людей… да еще с садовником? Удовлетворите мое любопытство…