Ярость и рассвет - Рене Ахдие

Он поднял глаза, и она присела ему на руки, обхватив коленями его талию. Халид стащил с себя камис через голову, и Шарзад ладонями провела по его груди. Она остановилась на едва заметной белой линии, проходившей по всей его ключице.

– Викрам, – объяснил он.

Она прищурила глаза.

– Раджпут? Он порезал тебя?

– А что? – Халиф говорил почти дразнящим тоном. – Это тебя беспокоит?

Она поморщила нос.

Халид притянул ее ближе.

– Такое случается, время от времени. Он все же лучше, чем я.

– Мне все равно. Не позволяй ему снова себя поранить.

– Я сделаю все возможное. – Он приподнял ее подбородок. – А как насчет этого? – Он провел большим пальцем по старой отметке с нижней стороны ее челюсти, посылая дрожь вниз по ее спине.

– Я упала со стены, когда мне было тринадцать.

– Почему ты была на стене?

– Я пыталась доказать, что смогу залезть на нее.

– Кому?

Когда она не ответила, Халид напрягся.

– Ясно, – пробормотал он. – А этот дурак просто смотрел, как ты падаешь?

– Я не дала ему выбора.

На его губах появился призрак улыбки.

– Вопреки всему, у меня есть капелька сочувствия к нему… посреди моря ненависти.

– Халид. – Она толкнула его в грудь.

– Шарзад. – Он поймал ее руку, выражение его лица было резким из-за интенсивности эмоций. – Это действительно то, чего ты хочешь?

Она смотрела на него, с удивлением заметив проблеск уязвимости на его лице.

Могучий халиф Хорасана. Царь царей.

Ее красивый монстр.

Шарзад наклонилась вперед и обхватила губами его нижнюю губу. Она взяла его подбородок ладонями и нырнула языком в нагретый на солнце мед.

Как он сказал, в этом вопросе никогда не было выбора.

Его рука скользнула ей на поясницу, и Шарзад выгнулась, прижимаясь к нему всем телом. Шнурки ее шамлы развязались, а по телу пробежал прохладный воздух, за которым последовало желанное тепло его прикосновения. Ощущение его кожи, касающейся ее.

Когда губы Халида двигались к ее шее, осторожно обогнув рану, оставленную кинжалом фидийца, Шарзад приняла решение.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Халид поднял голову к ней.

Она положила руку ему на щеку.

– Больше, чем можно описать словами.

Пристально глядя ей в лицо, он опустил ее на подушки. Затем накрыл руку Шарзад своей, целуя запястье.

– Моя душа видит ровню в тебе.

Все, что было перед ней, растворилось в янтаре и правде.

И в поцелуе Шарзад позволила себе поддаться.

Поддаться мальчишке, в котором было невозможное, неправдоподобное соединение контрастов.

Мальчишке, который сжег ее жизнь дотла, только чтобы сделать из этого мир, совершенно не похожий на те, которые она когда-либо знала.

Завтра ее будет волновать такое понятие, как верность. Завтра она будет беспокоиться о цене подобного предательства.

Но сегодня имело значение лишь это.

Их руки были подняты над ее головой. Она слышала его тихий шепот.

Просто один мальчик и одна девочка.

Это…

Забвение.

Шарзад проснулась от запаха роз.

От запаха дома.

Золотое солнце просвечивало лучами резные деревянные планки ставней, ведущих на балкон. Она вздрогнула от его света и повернулась на другой бок.

На шелковой подушке возле своей головы увидела бледно-фиолетовую розу и сложенный лист пергамента. Шарзад улыбнулась. Затем подняла розу и поднесла ее ближе.

Цветок был безупречным. Окружность извилистых лепестков идеальна, и цвет гармонично балансировал между ярким и приглушенным. Вдыхая пьянящий аромат, она, потянувшись за клочком пергамента, перевернулась на живот.

Шази,

Я предпочитаю синий цвет всем остальным. Запах сирени в твоих волосах является источником постоянных мучений. Я терпеть не могу инжир. И наконец, на протяжении всей жизни не забуду воспоминания о вчерашней ночи…

Ибо ничто, ни солнце, ни дождь, ни даже самая яркая звезда на темном небе не сравнятся с твоей изумительностью.

Шарзад перечитала письмо четыре раза, фиксируя его слова в памяти. Ее улыбка становилась шире с каждым прочтением, пока не стала настолько широкой, что начали болеть щеки. Затем девушка рассмеялась как дурочка и сразу же отчитала себя за это. Она положила розу и пергамент на стул возле кровати и потянулась, чтобы взять с пола свою отброшенную шамлу.

«Где Деспина?»

Завязывая шнурки, Шарзад подошла к двери комнаты своей служанки и постучала. Когда никто не ответил, она повернула ручку и заглянула внутрь. Комната выглядела темной и заброшенной. Шарзад, нахмурившись, развернулась обратно.

Ее хмурый вид все усиливался, пока она купалась и одевала льняной, насыщенного алого цвета, камис без рукавов и подходящие шаровары. Манжеты и подол были вышиты мелким жемчугом, а также украшениями из меди и золота.

Когда она закончила распутывать гребнем из слоновой кости последнюю прядь волос, одна из двойных дверей открылась, а затем захлопнулась с оглушительным треском.

Приглушенно вскрикнув, Шарзад подпрыгнула.

– Скучали по мне? – поддразнила ее Деспина.

– Где ты была все утро? – Госпожа с негодованием посмотрела на служанку, закручивая свои все еще влажные волосы через плечо.

Деспина склонила голову набок.

– Вы, наверное, шутите, избалованная халифа. Я бы скорее отведала фекалий, чем вернулась в эту комнату раньше. Особенно рискуя навлечь на себя гнев короля.

– О чем ты говоришь?

– Прекратите изображать ложную скромность. Весь дворец знает об этом.

Теплая волна поднималась по шее Шарзад.

– Знает о чем?

Деспина ухмыльнулась.

– Халиф Хорасана в одиночестве идет в сады на рассвете. И возвращается с единственной розой. – Она указала на цветок, лежащий на стуле позади Шарзад. – Думаю, можно с уверенностью предположить почему.

Огонь разлился по лицу Шарзад.

Деспина застонала.

– Вы собираетесь отрицать это, да? Как утомительно.

Шарзад выдержала паузу.

– Нет. Не собираюсь. – Она приподняла подбородок.

– Слава богам! Я думала, мне придется, страдая, наблюдать за очередной возмутительной попыткой показать скромность.

– Ну да, кому же еще об этом говорить, как не тебе.

– В смысле?

Шарзад уперла руки в бедра и приподняла одну бровь, идеально подражая своей служанке.

– Вы хорошо провели вечер, Деспина-джан?

– Конечно хорошо, – бросила Деспина через плечо. – Я прекрасно выспалась.

– Рада это слышать. Ты наконец-то набралась смелости сказать любимому правду?

– Любимому? Вы, наверное, ударились головой. Может, слишком много необузданного…