Синдром синей бороды - Райдо Витич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это такое?! — закричал в глубь квартиры. Выглянула Маша, и хмуро уставившись на отца, процедила:
— Мама из салона привезла.
— Где она?
— В спальне. Ужинать будешь?
— Буду, — буркнул еще более недовольным тоном, чем дочь и пошел в спальню с желанием устроить жене нагоняй за то, что превращает квартиру в базарную площадь. Толкнул дверь и увидел еще больший погром, чем в коридоре. Вероника сидела на кровати лицом к окну спиной к двери и подпиливала ноготок. На звук открывшейся двери она не повернулась.
— Ты с ума сошла? Что за бардак?! — рявкнул Егор, указывая на кипу белья на постели и открытый чемодан на полу.
Вера не пошевелилась.
— Ты оглохла? Я спрашиваю, что за кошмар творится в квартире?!
Тишина.
Егор пнул чемодан, убирая его с дороги, и пошел к жене. Навис, процедил в закаменевшее лицо:
— Я с тобой разговариваю или со стенкой?!
Вероника даже не взглянула на него.
Егор взбесился и уже хотел схватить все вещи жены в охапку, выкинуть их из окна, как подумал, что хорошо бы следом отправить и жену, и взял себя в руки, понимая, что сейчас действительно может причинить физический вред. Поспешил выйти из комнаты, чтоб не видеть жену и не сходить с ума от желания придушить ее.
Помыл руки, приходя в себя. Умылся, постоял, смиряя гнев, и пошел на кухню.
Маша пододвинула ему тарелку с пельменями и соусник.
— Что это? — нахмурился Егор, разглядывая ужин — магазинный пельмени машинной лепки.
— Пельмени, — буркнула Маша.
— Мать всем бойкот сегодня объявила? — сжал кулак, опять закипая от злости.
— Нет, вчера. Если б ты ночевал дома, то знал бы, что она вчера пришла в одиннадцать вечера, и Ярослав весь день сидел голодный.
— Ты мне претензии предъявляешь? — грозно сдвинул брови Греков.
— А кому мне их предъявлять?! — взвилась девушка. — Мать не разговаривает, вещи пакует, отец дома не ночует!
— Молчать! — рявкнул Егор. Маша одарила его злобным взглядом и, швырнув перечницу на стол, демонстративно вышла из кухни.
Мужчина посмотрел на рассыпанный перец, стер его на пол полотенцем. Чихнул и взялся за вилку. Первый пельмень мало обжог ему рот, так еще и оказался безвкусным. Егор со злости скинул тарелку со стола и пошел звонить Лике, чтоб она пришла и поработала сверхурочно, на кухне, не столько как домработница, сколько, как хороший повар.
В коридоре появилась дочь. Встала у стены, сложив руки на груди:
— Лике звонишь? — прошипела, догадавшись.
— Да! Она в отличие от тебя белоручки, готовить умеет!
— Я тоже умею.
— Но не каждый сумеет съесть то, что ты готовишь! — нажал рычаг, прерывая серию длинных гудков, и вновь набрал номер Цезаревой.
— Не старайся — ее дома нет. Я звонила и домой к ней приезжала. Никого нет.
— А где она? — нахмурился Греков соображая, что же могло случиться.
— Понятия не имею! Вчера твоя любовница уволилась. Видимо нашла более подходящую партию, — с желчью сообщила девушка.
— Она мне не любовница! Сколько можно повторять?! — рявкнул мужчина.
— А что ж ты так забеспокоился? Побледнел вон, — презрительно скривилась Маша. Греков не в силах больше сдерживаться и понимая, что в таком состоянии натворит дел, от души поколотив двух стерв — жену и дочь, схватил куртку и вылетел из квартиры прочь. Куда угодно, лишь бы не находится в одном помещении со змеями!
Маша пошла к матери. Постояла, разглядывая ее застывшую фигурку, и сказала:
— Отец ушел.
Пусть. Мне-то что? — тряхнула та волосами, не повернувшись к дочери.
— Я почти уверена, что к Лике.
Никакой реакции.
— Тебе все равно, да?
— Да.
— И было все равно, — кивнула Маша, понимая. — Что удивляться, что он бегает от тебя, как от чумной?
— Сбавь тон и не забывайся, — предупреждающе процедила Вероника.
Девушка помолчала, прошла к окну и встала напротив матери.
— Тебе его не жалко?
— Мне?! — возмутилась женщина. — Это нас надо жалеть! Твой отец заложил все, включая эту квартиру! У нас ничего нет, кроме мифических дивидендов Вадима!
— Вадима?! — ужаснулась Маша, соображая. Опустилась на постель рядом с матерью и потрясенно прошептала. — Вадим с Ликой. Я видела их в воскресенье.
— С Ликой? — не поверила женщина. Уставилась на дочь, и вдруг истерично расхохоталась. — Вадим с Ликой…Вадим и… Лика….
— Мам, что смешного?! — испугалась и возмутилась девушка. — Эта гадина могла подговорить Вадима устроить любую пакость! — и опомнилась. — Но не будет же он гадить родному брату? Зачем? Он разумный человек.
Вероника перестала сменяться и озабоченно нахмурилась:
— Дура, какая же я дура, — прошептала, сообразив, что натворила.
— Она мстит нам, за то, что не отдали ей отца, за то, что получила по заслугам.
— Перестань говорить ерунду! — оборвала ее мать, и принялась искать сотовый. Нашла. — Выйди, выйди сейчас же! — крикнула дочери, набирая номер Вадима.
Маша обиделась на незаслуженный крик и вышла: нет, ноги ее здесь больше не будет — в общежитие, снимать квартиру или комнату — куда угодно, как угодно, лишь бы поскорей!
Грекову она дозвонилась с пятой попытки:
— Вадим, мне нужен паспорт, — стараясь, чтоб голос звучал ровно и спокойно, сказала Вероника. — Все отменяется. Я была не адекватна и не подумала, а скорей поддалась порыву.
— Хочешь сказать, что передумала?
— Скорей вообще не думала. Немного повздорили с Егором, и после эскапады Ярослава, которой ты был свидетель, я перенервничала. Но сейчас все уладилось. Я бы хотела забрать паспорт и попросить тебя не обращать внимания на недоразумение. Надеюсь, ты не обижаешься? Мы по-прежнему с тобой друзья. Но ты должен понять — я люблю Егора, детей и наша семья…
— Монолит. Понял. Не обижаюсь. Конечно, досадно, но ничего не поделаешь. Я уважаю твои чувства и решения. Естественно все останется меж нами. Паспорт я верну в пятницу. Хорошо?
— Э-э-э…
— Хочу устроить прощальный ужин. У вас, если ты не против. Заодно свои вещи заберу.
— Ты уезжаешь? — не сдержала вздох облегчения женщина.
— Да. В начале следующей недели возвращаюсь домой.
— Замечательно!… В смысле очень хорошо, что ты придешь к нам попрощаться. Я приготовлю ужин, посидим, поговорим.
— Да, да.
— Видишь ли, меня еще немного встревожила ваша с Егором сделка.
— Рядовое вложение. Ничего экстраординарного.
— Он говорил о фантастичных процентах…
— Что ты Вера? Обычные проценты. Я же не враг своим любимым родственникам. Через пару месяцев получите дивиденды.
— Но Егор заложил квартиру.
— Знаю, он говорил. Ничего страшного. Вы ее всего лишь заложили, а не продали.
Голос Вадима был спокойным, чуть ленивым. И, как всегда было непонятно, говорит мужчина серьезно или издевается, насмехается. Что естественно, не успокаивали подозрений и тревоги женщины, а увеличивали нервозность.
— До пятницы?
— Да. Буду К которому часу подъехать?
— Как тебе удобно.
— В четыре, устроит?
— Да.
— Хорошо. До свидания. Егору привет. И не беспокойтесь: ваши вложения в надежных руках. Чистых, как ваши помыслы.
Вера удивленно посмотрела на смолкнувшую трубку, пытаясь разгадать смысл последней сказанной Вадимом фразы.
А может и гадать незачем?
Егор долго стучал в дверь Ликиной квартиры, и, не достучавшись, не дозвонившись, засел в машине у подъезда, в ожидании прихода девушки. К полуночи она не появилась, а позже мужчина заснул.
Глава 17
В эту ночь, Вадим не тронул Лику. Лежал, крепко обняв ее, слушал сонное дыхание, и думал над словами Кости. Сердце глухо билось о грудную клетку: только не это, только не это…
— Малыш, кто твой отец? — первое, что спросил Вадим, когда Лика открыла глаза. И тут же получил ответ:
— Хороший человек!
— Не сомневаюсь, но кто он был?
— Не знаю, — сонно хлопнула ресницами.
— Мама не говорила?
— Нет. Сказала, что он был хорошим человеком и все.
— А куда он исчез?
— Не знаю.
— А Егор… часто к вам приходил?
— По всякому, — Лика придвинулась, легла на плечо Вадима, и задумчиво обводя его грудь пальчиком, призналась. — Они были любовниками от слова люблю. Мама боготворила его. Он тоже любил ее, не раз хотел остаться у нас, но мама гнала его в семью, к детям. Он уходил, а она плакала, но когда все случалось вновь, опять выгоняла. А ко мне Егор Аркадьевич всегда, как к дочери относился: то конфет принесет, то игрушку, как учусь, спрашивал.
`Странные понятия о долге и обязанностях отца', - поморщился Вадим.
— Отец это не только конфетка и проверка дневника, малыш.
— Может быть, но мне не с чем сравнить.