Ремесленники душ - Дмитрий Распопов

Меня же пригласили (а не вызвали на допрос) в отдел тайной полиции, где я, отвечая на вежливые вопросы, придерживался основной линии показаний с полицейскими. В заключение сэр Артур сказал, что пределов самообороны я не превысил, но вот душа Кукольника принадлежит государству, если я, конечно, не хочу оспорить этот факт в суде, доказав, что он покушался на мою жизнь. Я молча достал монету в пять гиней и положил на стол перед главой тайной полиции, а когда он со сверкнувшим взглядом поинтересовался, нужна ли мне расписка о ее получении, я, конечно же, ответил отказом. После этого монета пропала в ящике его стола, а дальнейший разговор со мной велся только в доброжелательном и вежливом ключе.

Отягощенный всеобщим вниманием и популярностью, я не знал, куда себя девать, и просиживал в библиотеке, читая, учась и наверстывая пропущенный материал, практически совсем не покидая территории колледжа. Все монеты я постепенно отнес в банк, пополнив свой счет почти на восемьдесят тысяч гиней, а РС-100 закопал поглубже в саду. Я решил не вдаваться в подробности по поводу их наличия, надеясь сбыть их как-нибудь потом, когда все утихнет. Самой большой загадкой для меня оставался аниматрон Кукольника, который я, конечно же, забрал себе и никому не показывал, справедливо рассуждая, что его у меня отнимут. Я думал, что военные наверняка заинтересуются его размерами и тем, как Кукольнику удалось усовершенствовать его, так что и эту тайну я пока приберег для себя.

Как мне потом рассказал сэр ван Рональд, дом и все принадлежавшее сэру Ричарду имущество описала тайная полиция, внезапно заинтересовавшаяся этим делом. По его словам, выходило, что какие-то из работ сэра Ричарда оказались очень важными и даже прорывными в области ремесла. Все искали и не могли найти действующую модель аниматрона, которую Кукольник собрал по своим чертежам. Я тихо поблагодарил себя за предусмотрительность и наблюдательность, которые позволили мне утаить прибор – он действительно оказался необычным.

На отчете перед советом цеха я, скрывая большинство деталей, рассказал основное и затронул тему, что необходимо в случае появления преступников в наших рядах назначать комиссии и расследовать, а не закрывать глаза, как это сделали в случае с Кукольником. Меня похвалили, объявили награду за поимку маньяка и отпустили, но по их лицам я понял, что появись еще один Кукольник – все останется по-прежнему, так как цех никому не выдавал свои секреты.

Вскоре в прессе объявили, что Кукольник был свихнувшимся маньяком, который убивал и насиловал девушек, забирая их души, и ни слова не написали о реальных событиях, о пытках, которые приносили ему баснословные суммы. Конечно же, все свои мысли по этому поводу я оставлял при себе. Если все вокруг делали из меня героя, а личность Кукольника и все правдивые факты утаивались, то кто я такой, чтобы протестовать.

Все закончилось неожиданно, и я даже не знал, радоваться этому или нет. На главные полосы газет империи вышла другая новость, ошеломившая всех и задвинувшая в пыльный угол историю с маньяком-убийцей. Республика объявила нам войну, и вот уже второй день на фронтах начались полномасштабные сражения, а не то подобие, что там было ранее. Говорилось о тысячах убитых, которых респы застали врасплох, поскольку лагеря не были оборудованы для защиты от танков и дирижаблей.

В империи было объявлено военное положение, и на фронт стали массово призываться люди, это же коснулось и ремесленников, причем обычных. Трупов на полях сражений было столько, что ремесленники ходили и, как падальщики, собирали души, сражаясь с такими же командами с противоположной стороны.

У нас отменили часть естественных наук, а взамен ввели дополнительные уроки практики и оружейного дела, вывозя на полигон по два-три раза в неделю. А у первогодок эти уроки были постоянными, и их натаскивали только на сбор душ и возможность самим отбить атаку.

Несмотря на все это, я был доволен. Война затмила все остальное, и про меня наконец все забыли, переключившись на глобальные проблемы. Теперь можно было выходить по своим делам без боязни, что в тебя начнут тыкать пальцем. Такое иногда случалось и сейчас, но гораздо реже, поскольку военные патрули в столице загребли в армию всех бродяг и праздношатающихся. Теперь наученные горьким опытом простые люди сидели по вечерам дома.

Всюду разворачивались призывные пункты для добровольцев, которые за деньги были готовы отдать свои жизни государству. Если вначале желающих было небольшое количество, то как только цены на продукты и жилье стали расти вслед за потянувшимися с мест войны беженцами, то возле одного, то возле другого призывного пункта я видел даже небольшие очереди. Очистив все тюрьмы, преступников сразу отправили на фронт, а полицейские, арестовав теперь кого-нибудь, волокли даже не в участок, а сразу на призывной пункт, получая за каждого сданного бандита определенную сумму наличности. Даже по Ист-Энду вскоре можно было ходить более-менее спокойно, поскольку вся шушера затаилась, выбираясь из своих дыр только по ночам, когда не было военных и полицейских патрулей.

Еще одним важным событием в моей жизни стала сдача налога империи, поскольку мне исполнилось пятнадцать и, несмотря на всю свою известность, платить его я был обязан. Но небольшое исключение для меня все же сделали. Чтобы не вызвать ажиотаж в пунктах приема налогов, ремесленник приехал к нам в школу и, помимо меня, взял налог у еще нескольких человек, которым это было положено по возрасту. Смешнее всего было то, что сборщик боялся меня больше, чем я переживал за свою душу, ведь он был обычным ремесленником, а мои перчатки, которые я снял перед сдачей, явно показывали, кем я являюсь.

Видели бы вы, с какой аккуратностью и осторожностью он взялся за мою руку, видимо, боясь, что я осушу его. И когда он потянул мою душу своей слабенькой волей, я едва не засмеялся, вспомнив, что, наверное, то же самое ощущал Кукольник, когда я пытался тягаться с ним. Я из чистого озорства поставил небольшой волевой барьер и несколько минут смотрел за тщетными потугами сборщика увеличить скорость вытягивания. Правда, все испортил директор, стоявший рядом. Он, блеснув зеленым моноклем, погрозил мне пальцем. Пришлось разрешить налоговику закончить работу, хоть он и был уже весь в поту и желал лишь побыстрее убраться от меня к другим, более простым налогоплательщикам.

Потом, правда, пришлось выслушать лекцию сэра ван Рональда о том, что препятствие сбору налога – уголовное преступление и если на этом поймают, у меня могут быть весьма серьезные неприятности. Пришлось заверить его в том, что я никогда больше не буду мучить налоговиков.