В огненном плену - Карен Монинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз я одна сталкиваюсь с величайшей проверкой за двадцать три года моей жизни. Что я готова сделать, чтобы выжить? Какую цену согласна заплатить?
«Зло — это не состояние бытия, — сказал мне когда-то Бэрронс. — Это выбор».
Жизнь проносится перед моими глазами: кем я была, кем стала, кем могу стать. Смогу ли я примириться с собой, если однажды сумею выкарабкаться из передряги и вернуть себе контроль над ситуацией. На моей совести жертвы, пепел, в котором я могу себя обнаружить… Я помню, как Книга убивала на улицах Дублина, я помню Зверя, которым она становилась, выворачиваясь наизнанку, — ужасающе мощного даже в аморфной форме.
Мое тело даст ему материальное воплощение. Почти бессмертное материальное воплощение.
Ставки просты: я или мир.
Сможет ли Бэрронс спасти меня, если я позволю ши-видящим меня поймать? Будет ли Бэрронс меня спасать?
Странное спокойствие охватывает меня, когда я понимаю, что это не важно.
В конечном счете мы сами выбираем себе эпитафию.
Каждый миг каждого дня, когда мы решаем, какие действия будут определять нашу суть — по крайней мере так мне когда-то сказал мудрец, который был достаточно глуп, чтобы украсть мое воспоминание, — все сводится к тому, с чем мы можем жить и без чего не можем.
Я не смогу жить, будучи женщиной, которая освободила «Синсар Дабх» ради спасения собственной задницы; которая в процессе убила неизвестно сколько людей и еще убьет неизвестно сколько, прежде чем ее остановят. Нет, это не будет начертано на моей урне. Никаких могил, я не собираюсь оказаться под землей на чертову вечность. А если у меня будет урна с прахом, то надпись на ней я выберу сама.
«Герои сражаются, — высмеивает Книга мое решение. — Жертвы сдаются. Бэрронс прав: ты ходячая жертва, ягненок в городе волков. Ты заслуживаешь смерти».
Я не отвечаю. Иногда самый героический поступок выглядит для остальных как бездействие. Иногда самый сложный, самый долгий путь предстоит проделать главному персонажу, который уходит со сцены.
«Они будут думать, что перехитрили тебя, поймали. Они никогда не поверят, что это твое решение. Твоя “благородная” жертва будет ничем, поскольку никто не увидит в ней жертвы».
Отвратно. И более чем вероятно. Но поймут ли они, что я сделала, или нет, это никак не повлияет на мой поступок. Либо я уничтожу это место и выйду отсюда, чтобы, возможно, уничтожить весь мир, — зато, эй, я буду жива! — либо позволю заточить меня в лед и доверю тем, кто меня любит, найти способ меня спасти.
Понимая, что меня могут никогда и не спасти.
Пусть это и не лучший для меня выход.
Зато единственно правильный.
Печаль заполняет меня. Я не хочу уходить со сцены.
Надеюсь, что мама и папа разберутся в происшедшем. Мне хочется, чтобы они мной гордились. И я надеюсь, что Бэрронс… Господи, я так сейчас зла на него, что даже мысль закончить не могу! Слезы подступают к глазам, но я отказываюсь выпускать их наружу.
Четвертый камень вырывается из вихря движений, скачет по полу, скользит к четвертому углу…
Я внутренне готовлюсь к тому, что сейчас произойдет.
Я осознаю́ необходимость этого.
Я боюсь. Я ненавижу бояться.
Но я не буду парализована в столь жалком виде. Я расправляю плечи, выпрямляю спину, втягиваю живот и вскидываю голову, задирая подбородок. Как там говорят? Умри молодым и оставь красивый труп.
Хотела бы я быть такой же невидимой, какой чувствую себя рядом со сражающимися противниками, с которыми мне даже не стоит тягаться, потому что тогда я хотя бы могла…
«Самое чертово время! — рычит «Синсар Дабх». — Твое желание. Мое исполнение».
А затем она ревет: «БЕГИ!»
Часть ІІІТак вот, было сказано, что, если ты знаешь своих врагов и знаешь себя, ты можешь победить в сотнях сражений, ни разу не потерпев поражения. Если ты знаешь только себя, но не знаешь своего оппонента, ты можешь как победить, так и потерпеть поражение. Если ты не знаешь ни себя, ни своего врага, ты всегда будешь создавать для себя опасности.
Сунь Цзи. Искусство войныГлава 25
Никто не видит моего лица, не ждет моего появления[49].МакПосле того как на прошлый Хеллоуин пали стены (и я перестала быть при-йа), учитывая то, что бóльшая часть обитателей Дублина была мертва или разбежалась, я осуществила одну из своих главных подростковых фантазий: отправилась в «Браун & Тейлор» и стащила оттуда все, что хотела.
Шарф от Александра Маккуина, с черными черепами на розовом леопардовом шелке, пару восхитительных сексуальных туфель от Кристиана Лабутена, с серебряными шпильками — они идеально сочетались с черным платьем, которое я стащила с вешалки Шанель, классический плащ от Берберри, с подкладкой из клетчатого шелка, гламурный палантин из искусственного меха.
Сумка из лимитированной серии Луи Виттона, кошелек и клатч «Прада», сапоги из кожи питона от «Дольче & Габбана» и убойное нижнее белье!
Затем я отправилась дальше и разорила стенд с косметикой «Эсти Лаудер», прежде чем перейти к «Ланком». Я набила рюкзак дорогущими увлажняющими лосьонами, на которые мне никогда не хватало денег, набила второй основами под макияж и румянами, тенями и тушью для ресниц.
Я реквизировала две комнаты на четвертом этаже «Книг и сувениров Бэрронса» (когда я видела их в последний раз, они переместились на пятый и поменялись местами) и устроила там свой личный склад, забитый женскими предметами первой необходимости: лаком для ногтей и жидкостью для его снятия, ватными шариками и лосьонами, декоративной косметикой и парфюмом, и бешено дорогими украшениями. (Со временем я добавила к трофеям еще и три найденных на улицах «Ролекса» с бриллиантами.)
Я забила четыре огромных шкафа коробками с тампонами и бесценными тонкими прокладками на случай тяжелых дней, когда тампонов бывает недостаточно. Я притащила домой ящики витамина D, аспирина, средств от простуды и мыла. Затем вернулась за добавкой и забила вторую комнату горами туалетной бумаги. Я устроила налет еще на три аптеки и добавила на склад антибиотики и десятилетний запас противозачаточных таблеток и презервативов. В данный момент я поняла, что мне чертовски повезет, если я проживу эти десять лет.
Но была и еще одна детская мечта, которую мне никак не удавалось осуществить и которую, я знала, мне никогда не перерасти: отправляться туда, куда мне запрещено ходить, и наблюдать за тем, что я не должна была видеть.