Восточные сюжеты - Чингиз Гасан оглы Гусейнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Да прильну я к тебе, да обовьюсь вокруг тебя!.. Губы застонут, плечи заплачут, руки взлетят…
Из народного сказанияКогда я вышел из лифта, глазам не поверил, протер их: у моей двери стояла Лина и звонила в пустую квартиру. Увидев меня, она ладонью закрыла мои уста и шепнула затем: «Молчи!»
Открыл дверь, впустил Лину и в ту же минуту позвонил хозяину, чтоб узнать о его дальнейших планах на квартиру. Он, оказывается, и не подозревал о моем неожиданном отъезде, и я не стал ни о чем рассказывать. Радуясь встрече, я подхватил Лину, такую легкую, и закружил ее. Стены поплыли перед глазами. Я горел, как во сне, таком далеком и нереальном…
— Куда ты сбежал?
— Улетел в Баку.
— Что за ерунда?
— Почему?
— Может, звонили, поэтому?
— А ты откуда знаешь?
— Как же мне не знать? Ведь я сама звонила тебе!
— Ты?!
— Ночью вдруг проснулась и так захотелось тебя услышать, что на цыпочках подошла к телефону и набрала номер. Как услышала твой голос, поверила, что ты — есть и балкон не приснился, и так хорошо мне стало… Но тут проснулся муж, и я повесила трубку.
— Но я слышал, как в трубке говорили.
— Что?
— Сказали: «Линия испорчена».
— Ну да, я повесила трубку, а мужу сказала, что звонил междугородный, а линия почему-то испорчена.
— Сначала сказала, а потом повесила.
— Нет, я положила трубку, а сказала потом.
— Но я собственными ушами слышал: «Линия испорчена». И так забеспокоился, что позвонил домой в Баку.
— И улетел в Баку? А я тут переживаю…
Я и не предполагал, что ее чувства ко мне так глубоки. Какова она и каков я!.. И снова волчком завертелась земля, и кровь потекла густая, как нефть. И тяжелая-тяжелая…
— Если мы расстанемся, что ты сделаешь? — вдруг спросила она.
— Почему мы должны расставаться?
— А если?
— Что, по-твоему, я должен сделать?
— Ну… — задумалась.
Вижу, слово ищет, и я ей на помощь:
— Хочешь спросить, сожгу ли я себя?
— Ну, допустим! Сожжешь ли?
Сам же подсказал, самому же и смешно:
— Ай да Лина!.. — Смеюсь, обнял ее за плечо, притягиваю к себе, чтобы поймать губы, но она вдруг вывернулась. Я даже обиделся.
— И не заплачу! — сказал я.
— Найдешь другую? — В голосе Лины прозвучал упрек. «Не будь дураком! — сказал я себе. — За что ты ее обижаешь? Она пришла, ничего ей от тебя не нужно, щедра, красива, вся создана для любви, для ласки, и ты к ней тянешься… Зазнаешься! Грубишь! Имеешь наглость еще обижаться!»
— Извини меня, милая!.. Разве мы можем расстаться? Ведь мы созданы друг для друга! Знаешь… — Я поискал веское слово и неожиданно нашел его: — Знаешь, иногда я становлюсь февралем! — Находка обрадовала меня.
— Что это такое? — Обида стала таять, в глазах загорелся интерес.
— То есть недостает, — покрутил у своего виска, — кое-каких дней…
Рассмеялась, и обиды как не бывало.
— А ты думаешь, меня влечет к тебе только страсть?
— Что же еще?
— У меня есть своя идея.
— Идея? Но к чему она тебе? Ты такая красивая…
— Постой расточать похвалу. И послушай: я хочу тебя узнать. Но только я подступаюсь к тебе, как ты вмиг рассыпаешься. Как… — она поискала слово и нашла: — Как просо! Да, именно просо!
С волчком сравнивали, с лодкой без парусов тоже, — это мать говорила, еще с чем-то, а вот с просом — впервые. Ну что ж, стерпим во имя любви.
— Хочешь постичь мою тайну?
— Можно сказать и так. Вот, к примеру, мой гипнотизер. Тайна его — в его глазах. Была у меня некогда первая любовь. Тайна его была в голосе. Самые простые и обыденные слова он произносил так вкрадчиво, что они звучали многозначительно, как открытие. — Умолкла. Но ненадолго: — Сказать о тебе?
— Говори.
— У тебя тайн нет. Вернее, собственной тайны нет. Твоя тайна у чужих.
Разговор был похож на игру в поддавки: кто скорее останется ни с чем.
— То есть?
— А кому ты отдан — у того и тайна твоя.
Что-то игра наша затягивается.
— Я без остатка отдан тебе.
— Тогда ищи свою тайну во мне! Если я скажу сама, то ты уйдешь вместе с нею, а этого я не хочу. А вообще-то, — добавила она после паузы, — я растворила твою тайну, как сахар в воде!
— Потому-то ты и сладка! — «Пусть, — подумал, — банально, но зато удар завершающий!» — Вот тебе последняя моя шашка!
— Ооо!.. Скромностью ты не отличаешься!
— От первой любви ты обрела таинственность, от мужа — волшебство, а от меня… Ну, об этом я только что сказал.
Нет, определенно я ей нравлюсь. Лина провела рукой по моей голове, и пальцы ее застревали в волосах — жестких, густых. И самому порой трудно расчесать…
Не обязательно, чтоб шел дым, когда горишь. И вовсе неплохо гореть, когда возродился из пепла. Если, конечно, есть чему гореть у тебя…