Чертовски неправильный парень - С. Р. Джейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ничто не могло разрушить стену, которую она выстроила передо мной.
В какой-то момент заметил, что провожу больше времени на катке, – я стал отдаваться тренировкам с лихорадочным воодушевлением. Хоккей всегда был моим пристанищем, а каток – местом, где я мог погрузиться в игру и забыть обо всех проблемах. Но теперь даже каток казался полем битвы.
Линкольн и Уолкер беспокоились обо мне. «Кобры» проиграли три игры подряд, и мы собирались отправиться на выездную серию.
Такими темпами пришлось бы похитить ее, чтобы забрать с собой.
Я не мог сосредоточиться во время тренировки, потому что проверял телефон каждые пять секунд, пялился на камеры в доме и в машине, переживая, что сегодня именно тот день, когда Блэйк попытается уйти.
Конечно, я бы поехал за ней, но все же… беспокойство было.
Сегодня шел дождь, и я бесцельно бродил по улицам, ожидая, когда она закончит съемку, которая была в тот день. Мне было интересно, скучала ли она по мне вообще, пока мы не были вместе.
Потому что я был влюбленным дураком, который ничего так не хотел, как быть со своей женой каждую гребаную минуту жизни.
А она даже не хотела быть моей женой. Телефон зажужжал. Линкольн спросил, есть ли прогресс.
Я:
Ты имеешь в виду, ненавидит ли она меня меньше, чем вчера? Сомнительно…
Линкольн:
Уже хочешь эти наручники?
Я заколебался над клавиатурой… Иногда я действительно не мог понять, шутит он или нет.
Но сейчас действительно было не время для шуток.
Линкольн:
Она простит тебя. То, что между вами – реально. Она скоро это вспомнит.
Я:
Ты действительно в это веришь?
Линкольн:
Пфф. Я знаю это. А я знаю все.
Я:
Самоуверенный.
Линкольн:
Уверенный в себе. Есть разница.
Я сунул телефон обратно в карман. Но действительно почувствовал себя, по крайней мере, немного лучше. Я найду способ прорваться сквозь возведенные Блэйк стены, заставлю ее увидеть, что готов сделать все возможное, чтобы все исправить.
Но сейчас буду ждать ее на улице перед зданием, где она работает, как одержимый муж, которым и был… И буду ждать, чтобы проводить домой, как сумасшедший.
Я сел на самолет до Нью-Йорка, зная, что мне нужно делать. Блэйк все еще не простила меня, но я, по крайней мере, мог решить проблемы, которые не затрагивали наши отношения.
Самолет взмыл в небо, и с каждым пройденным километром я прокручивал в голове спор, ожидающий в манхэттенском логове Шепфилдов. Я видел его фотографию в журнале о дизайне, который Блэйк как-то показывала. Очень похоже на стеклянный замок… Было немного забавно, что все это вот-вот разрушится.
Прибыв в Нью-Йорк, я взял такси и отправился в пентхаус. Тяжесть документов в сумке служила утешительным напоминанием о том, что я все еще контролирую некоторые вещи. Поездка на лифте на верхний этаж показалась вечностью, каждый пройденный этаж на шаг приближал к грядущему веселью.
Я глубоко вздохнул и расправил плечи, стоя перед роскошной дверью. Это был он, вход в святая святых – дом Шепфилдов. Расположенный высоко в башне, которая достигала небес, их дом был воплощением роскоши. Среди этого всего я почувствовал себя пингвином на вечеринке павлинов. Я постучал – и совсем немного надеялся, что дверь мне откроет дворецкий во фраке.
Дверь пентхауса распахнулась, и вместо дворецкого там стояла робкого вида женщина… одетая в черно-белый наряд горничной.
– Я могу вам помочь, сэр? – надменно спросила она.
– Ага, – сказал я и проскользнул мимо.
– Подождите, сэр! – отчаянно крикнула она.
Я быстро начал петлять по этому месту, такому большому, что голос горничной, зовущий меня, отдавался эхом. Словно гулял по дворцу: только вместо красной ковровой дорожки была позолоченная линия, которая, вероятно, стоила дороже, чем моя первая машина. Я завернул за угол и оказался в помещении, которое, как мне показалось, служило приемной для гостей. У Линкольна была такая. Я всегда высмеивал его за это. Стены украшали картины с обнаженными женщинами и младенцами-ангелочками, которые, вероятно, стоили больше, чем мой контракт с клубом, а в углу стоял рояль, поблескивающий в мягком свете.
Плюшевые диваны и антикварная мебель дополняли интерьер комнаты, и я не мог не задаться вопросом, наняли ли они команду дизайнеров интерьера или волшебников. Томас Шепфилд сидел у камина со стаканом в руке, как будто позировал для журнала Horse & Hound[14].
Я посмеялся про себя. Блэйк получила бы удовольствие от этой шутки, если бы, конечно, разговаривала со мной. Ей понравился фильм, где упоминался этот журнал[15].
Я склонил голову набок, изучая его – каким-то образом мужчина все еще не заметил меня, стоящего здесь. Он выглядел, как человек, использующий слова «пожалуйста» и «спасибо» во время секса.
Мора Шепфилд восседала на роскошном диване, светлые волосы были идеально уложены. На ней было платье лимонного цвета – действительно очень странный выбор. Я совсем немного надеялся, что она начнет говорить пятистопным ямбом.
Я медленно стал хлопать в ладоши. Просто потому, что это показалось правильным в той сцене, которая разворачивалась передо мной.
Мора вскрикнула и от неожиданности упала с дивана… а Томас уронил напиток, оставив глубокую трещину на настоящем деревянном полу.
Восхитительно.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычал Томас. Во взглядах обоих было явное понимание того, кто перед ними… и ненависть. Особенно во взгляде Моры в момент, когда она поднялась с пола.
– Томас… Мора, – я слегка кивнул им и насмешливо улыбнулся. – Я знал, что вы не будете возражать против визита новоиспеченного зятя.
Мора фыркнула.
– Если ожидаете какого-то свадебного подарка, то будете сильно разочарованы, молодой человек. Ты и эта ни на что не годная девчонка не получите от нас ни пенни.
Я фыркнул.
– Могу честно сказать, что о «свадебном подарке» я даже не думал. – Что пришло в голову, так это врезать по их пафосным гребаным физиономиям за то, что те назвали Блэйк «ни на что не годной».
– Если не нужны деньги, зачем ты здесь? У тебя есть одна секунда нашего времени, прежде чем мы вызовем полицию. Мы знаем, что ты любишь хорошие зрелища, так что,
