Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 - Владимир Васильев

Юноша пожал плечами. Непонятно было, расстроили его слова учителя или обрадовали.

— И во-вторых, — продолжил учитель. — Ты хочешь расстаться со мной в уверенности, что я проиграл. Но такой радости я тебе не подарю.

Он опустил руку в карман сюртука и осторожно достал из кармана зеркальце — маленькое круглое стеклянное зеркальце в серебряной оправе, скорее подобающее светской даме, чем немолодому мужчине. Впрочем, поверхность зеркала была слегка волнистой, и все, что отражалось в нем, было причудливо искажено — вряд ли это понравилось бы юной красавице или стареющей кокетке.

— Это не зеркало Венеры, — усмехнулся учитель, глядя на бумажный лист. — Этот амулет я начал создавать много лет назад, еще до твоего рождения… я назвал его кривым зеркалом. Как ты думаешь, что оно делает?

— Отражает, — сказал Иоганн настороженно. — Только криво.

— В этом-то все и дело, — сказал учитель. — Это кривое зеркало. Оно может многое, но есть одна вещь, ради которой я его создал. Оно меняет цвет. Добро превращает в зло и наоборот…

В следующий миг Иоганн вскинулся со стула и кинулся на учителя. Его движение было настолько быстрым и неожиданным, что он вырвал зеркало из рук учитель — и торжествующе протянул вперед, так чтобы тот увидел свое отражение.

Учитель вскрикнул и застыл, глядя в зеркало.

— Да обратится же Тьма Светом! — ликующе закричал Иоганн. — Господь избрал меня своим орудием!

— Что со мной сделал… — прошептал учитель, глядя в зеркало. — Ах… слезы текут из самых глубин моего черного сердца… сколько же зла я совершил… ах… ангелы, добрые ангелы укоризненно смотрят на меня из зеркальных глубин…

Он протянул руку и забрал зеркало у Иоганна. Сказал:

— Впрочем, нет. Это не ангелы, это амальгама покоробилась. Милый Иоганн, я восхищен твоей смелостью и находчивостью, но чтобы просто использовать зеркало — надо быть Иным. А чтобы понимать, как его использовать, — надо быть мной. Спи же, смелый и глупый Иоганн. Спи, мой разуверившийся ученик, несвоевременный гений. Спи.

Юноша медленно осел на пол, глаза его закрылись.

— Когда ты проснешься, ты забудешь меня и ту работу, что выполнил, — продолжил учитель. — Ты исполнишь свою мечту и уйдешь в монастырь.

Он повернулся, спрятал зеркало в карман и направился к двери, закончив на ходу:

— А меня ждет долгая дорога в холодный скучный Копенгаген…

Надя вздохнула.

— О чем задумалась? — спросил я.

— Мне кажется, родители Кая и Герды были очень неосторожны, что разрешали им перебираться из окна в окно на большой высоте.

— Кыш из моей головы? — неуверенно спросил я.

— Папа, я не подглядываю! Я правда так думаю!

— Хорошо, — согласился я. — Да, ты права. Неосторожны. Ну, в ту пору гораздо спокойнее относились к опасностям для детей. Дети… как бы сказать… они не совсем считались людьми.

— Как Иные, — сказала Надя.

Я откашлялся.

— Да. Пожалуй, все дети — Иные… Ну что ж, продолжим! Снип-снап-пурре… впрочем, это из другой версии… «— А Снежная королева не может войти сюда? — спросила раз девочка.

— Пусть-ка попробует! — сказал мальчик. — Я посажу ее на горячую печку, вот она и растает!

Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом».

Кай топнул ногой и воскликнул:

— Да пусть только попробует! Я посажу ее на горячую печку, вот она и растает! А лучше нет, лучше втолкну ее в печурку, закрою заслонку и буду слушать, как она там бьется!

Бабушка вздрогнула, погладила его по голове:

— Не говори так, внучек! Затолкать женщину в горячую печь — так поступают только плохие дети!

— А как же Гензель и Гретель? — спросила Герда.

Бабушка покачала головой, ее румяное, сморщенное будто печеное яблочко лицо стало обиженным и грустным. Она твердо сказала:

— Плохие дети! Чем виновата старушка-ведунья, жившая в глуши в голодные времена? Лучше бы сожгли свою злую мачеху, чем мучить и грабить ведунью…

Она со вздохом отошла от печки, потряхивая головой и бормоча себе под нос: «Плохая… Грета плохая… плохая и хитрая…»

— Ну, ты правда нехорошо сказал, — упрекнула Кая Герда. — Нельзя быть злым, даже со злыми людьми!

Кай надул губы. Он был высокий, красивый мальчик, голубоглазый и светловолосый — впрочем, как и Герда. Люди часто принимали их за брата и сестру, да и они относились друг к другу как брат с сестрой.

— Хорошо, не буду, — пробормотал Кай. Подошел к окну, заглянул в маленькую протаянную дырочку в изморози. Стоял чудный морозный денек, на площади перед Ратушей (если посмотреть искоса, то был виден самый-самый ее краешек) дети бегали с санками, катались, прицепившись к крестьянским саням. Кай нетерпеливо топтался у окна — Герда не хотела идти кататься, пока не выучит наизусть псалом про розы. Потом мальчик засмеялся: — Герда, какой смешной господин стоит на площади! Он в черном сюртуке, в напудренном парике, а в руках у него маленькое зеркальце. Рядом с ним сани, огромные красивые сани, в них сидит женщина в белом, сверкающая будто снег! А господин в черном пускает солнечные зайчики в нашу сторону… ой… прямо в окно…

Герда вздохнула, повторяя про себя: «Розы цветут… красота, красота…»

— Ах! — вскрикнул вдруг Кай. — Мне кольнуло прямо в сердце, и что-то попало в глаз!

— Молод ты еще, чтобы тебя кололо в сердце, — отозвалась сварливо бабушка, раскатывающая имбирное тесто для пряничного домика. — И попомни, когда колет — это не страшно, страшно, когда…

Старушка замолчала, медленно повернулась к внуку. Герда уже стояла рядом с Каем, обвив того руками за шею и заглядывая в глаз.

— Ох, беда, беда, беда… — зашептала старушка, глядя на внука. Руки ее забегали по фартуку, доставая и убирая какие-то связки сушеных трав, простенькие колечки, старенькие очки. Она с прищуром посмотрела на Кая, вздрогнула и повторила: — Ох, беда, беда, беда…

— Должно быть, выскочило! — воскликнул Кай, отталкивая Герду. — О чем же ты плачешь? Фу, какая ты некрасивая, когда плачешь! Посмотри на наши розы! Даром что цветут круглый год, их точит червь, и они будто неживые! А ты, бабушка, похожа на злую ведьму из страшной сказки!

— Кай, Кай, что с тобой? — воскликнула Герда, заливаясь слезами. Но Кай, вырвав один из розовых кустов (тотчас же увядший и рассыпавшийся в прах), уже выбежал из дома. Гулко застучали по лестнице его деревянные башмаки, и вот уже он мчится к ратушной площади, волоча за собой санки…

— Бабушка, что с ним? — спросила рыдающая Герда. Бабушка сидела на табурете, перебирая руками четки из черного камня. Из глаз ее текли слезы. — Бабушка, ответь, бабушка, ведь ты знаешь все на свете, все ведаешь, тебя слушаются и родители, и соседи… бабушка!

— Это заклятие, девочка моя, — прошептала бабушка. — Страшное заклятие, я знаю лишь одного волшебника, способного на такое. Ему я не ровня! Я вовсе не все ведаю, девочка, я старая, слабая ведунья из баварской глуши…

— Куда убежал Кай? — твердо спросила Герда. — Скажи!

Бабушка подняла на нее взгляд.

— Все, что было ему прежде мило, стало ему отвратительно. Все, что раньше пугало и отталкивало, полюбилось. Он никогда не вернется домой, девочка. Помнишь, он сказал про господина в черном и белую женщину в санях?

— Это Снежная королева? — воскликнула Герда, обмирая от страха.

— Можно сказать и так, — кивнула бабушка. — Снежный король и его Снежная королева.

— Я найду Кая, я обойду всю землю и найду его! — твердо сказала Герда. — Бабушка, помоги мне!

Бабушка встала, взгляд ее стал строже.

— Что ж… может быть, ты и сумеешь… если кто и сумеет, так это только ты, — кивнула она. — Нет силы выше любви. Сама я не знаю, как найти господина в черном и женщину в белом. Но… может быть, моя сестрица поможет…

— Сестрица? — удивилась Герда.

Но бабушка уже доставала из сундука удивительные вещи — ожерелье из маленьких косточек, кусочек старой желтой кожи с нарисованными на нем непонятными письменами, маленькие красные башмачки.

— Ожерелье надень на шейку, — сказала бабушка. — Старую кожу спрячь подальше, достань в конце пути, когда ничто другое не поможет. А башмачки надень сейчас.

— Красные башмачки? В воскресенье? — ахнула Герда.

— Надень! — велела бабушка. — Если не боишься! Это волшебные башмачки, Герда. Если ты хочешь танцевать и веселиться, то будешь танцевать и веселиться, а если хочешь найти Кая… они отведут тебя к моей сестрице.

Не колеблясь ни мига, Герда присела у дверей, сбросила с ног трэско и прямо на вязаные чулки надела красные башмачки.

— Не много в них осталось силы, — прошептала бабушка. — Когда-то они могли перенести тебя куда требуется, могли призвать на помощь летучее воинство…