Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 - Владимир Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как понять, Светлая или нет? Если без ауры!
— Если решает за тебя, то не Светлая, — сказал я. — Даже если желает тебе блага.
— Но вы с мамой тоже решаете за меня и говорите «мы тебе добра желаем».
— Мы родители.
Надя наморщила лоб.
— Родители не бывают Светлыми или Темными, — сказал я. — Они просто родители. Будешь слушать дальше? Или я по укороченной программе: пришла, нашла, привела, розы цветут…
— Буду!
— «Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил: “Кар-кар! Здрасьте!”»
* * *Герда сидела на камне и печально смотрела на свои бедные, избитые о камни ноги. Конечно, ее семья не была богатой, и носили они большей частью деревянные трэско, только в праздник надевая туфельки или сапожки. Но босиком ей доводилось бегать нечасто, только летом…
— Кар-кар! Здрасьте! — раздалось под ухом.
Герда от усталости даже не вздрогнула. Повернувшись, она увидела бородатого толстого мужчину в покрытой белесой пылью одежде.
— Ты мельник? — спросила она, соображая, не пуститься ли в бегство.
— Я не мельник! — возмутился бородач. — Я здешний ворон!
В глазах бородача было безумие, но он казался не опасным.
— А я девочка, — сказала Герда. — Я бедная одинокая девочка, очень усталая. Я ищу своего друга Кая.
— Это плохо, плохо, — пробормотал бородач. — Плохо быть девочкой, плохо быть мальчиком в наших краях… Лучше быть вороном! А ты знаешь, что общего между вороном и конторкой?
— И на вороне, и на конторке есть перья? — предположила Герда.
— Кар! — воскликнул мужчина. — А я не знал, я не знал ответа! Пойдем, я отведу тебя на мельницу. Я там живу со своей воронихой. Нам надо подумать, кем ты будешь.
— Я Герда.
— Нет-нет! Надо подумать, кем ты будешь здесь, потому что здесь плохо быть Гердой, здесь надо быть вороном, или котом, или бабочкой, но ни девочкой, ни мальчиком, ни человеком!
— Пойдем, — согласилась Герда. — По дороге я расскажу тебе свою историю. Может быть, ты поможешь мне найти Кая…
Свой рассказ Герда закончила уже на мельнице, когда пила чай с вареньем. Мельник и мельничиха, или ворон и ворониха, как угодно, предлагали ей самого вкусного, вишневого, но Герда выбрала земляничное. Когда она закончила свою историю, ворон и ворониха переглянулись.
— Кар? — спросил ворон.
— Кагги-карр! — ответила ворониха.
— Мы, кажется, знаем, где твой Кай, — осторожно сказал ворон.
— Наша принцесса, — ворониха сглотнула, — она такая умная, она прочитала все газеты на свете, она ездила по всему миру, даже в Трансильванию. И она стала скромной, велела разбить все зеркала, выбросить серебряную посуду, выходила из замка только вечерами… А потом она решила выйти замуж.
— К ней приезжали женихи отовсюду, — кивнул ворон. — Они приходили в замок, но никто не стал ее мужем.
— И никто не выходил обратно… — тихо сказала ворониха.
— А потом однажды вечером пришел мальчик, он был такой бледный, тихий, но очень вежливый, он ждал у ворот замка, пока его не пригласили войти. — Ворон затряс головой, и безумие темным огнем загорелось в его глазах. — Когда его впустили, он посмотрел на разбитые зеркала, на деревянную посуду на столах, рассмеялся и пошел к принцессе… и та сказала: «Ну, наконец-то, я уже думала, что осталась в мире одна…»
— И они вместе теперь, — кивнула ворониха.
— Лучше быть вороном теперь, — сказал ворон. — Потому что… потому что так лучше…
— Отведите меня в замок, — сказала Герда. — Если это Кай… Я только посмотрю на него. Узнаю, что с ним все в порядке. И уйду домой.
Ворон и ворониха переглянулась.
— Ведите, — сказала Герда, вставая. — И… дайте мне какие-нибудь ботинки. Воронам ведь они ни к чему?
— Дай ее ботиночки нашей дочки, — сказал тихо ворон. — Дай ей красивые ботиночки нашей дочки…
И они явились во дворец, стоящий в тихом, будто замершем городе. У ворот стояли стражники, нервно поглядывающие назад, на дворцовые ворота. В роскошных залах с обитыми атласом стенами и шпалерами, прикрывающими выбитые зеркала, Герде почудился какой-то звук. Будто тени пробегали вокруг — юноши и девушки, мальчики и девочки, испуганные и растерянные, мечущиеся по коридорам, зовущие и умоляющие…
— Что это? — спросила Герда.
— Сны, просто сны, — быстро ответил ворон.
— Сны о чем-то большем, — подтвердила ворониха. — Все они спят, а их сны остались в этом замке… навсегда…
Они прошли анфиладой залов и наконец оказались в спальне. Несмотря на день, шторы здесь были плотно задернуты, а посреди спальни стояла кровать — странная, в виде большой коробочки макового цветка. В кровати спали принц и принцесса. Герда посмотрела на бледное красивое лицо, на светлые волосы и воскликнула:
— Кай!
Юноша зашевелился, сел в кровати, резко, будто и не спал. Был он молод и красив, глаза были темные, бездонные, кожа бледная, белая, зато губы яркие, алые. Ах, какой это был прекрасный юноша!
Жалко только, что это был не Кай.
— Я не Кай, — сказал мальчик. — А кто ты, смешная девчонка?
Принцесса тоже села в кровати и строго спросила:
— И кто вы такие?
— Мы вороны, вороны ваши сиятельства! — воскликнули хором ворон и ворониха.
Принц и принцесса рассмеялись в унисон.
— Ну, не бойтесь, — сказал принц. — Мы не обижаем старых ворон, мы любим молодость и красоту. Хотите — будьте нашими придворными воронами… А ты, девочка?
— Меня зовут Герда, — ответила она. И начала рассказывать принцу и принцессе свою историю.
Герда и сама не заметила, как случилось, что, пока она рассказывала, принц и принцесса оказались рядом с ней, бледные и прекрасные. Они совершенно не стеснялись своих нагих юных тел, а принц даже склонился к Герде, собираясь поцеловать ее в шею, но вдруг ожерелье на шее девочки шевельнулось, принц вскрикнул и отстранился.
Они с принцессой молча переглянулись.
— Любопытно, — сказала принцесса. — Амулет? Или любовь? Я даже не пойму, что именно… Можно попробовать перебороть…
Принц нервно засмеялся.
— Брось, любимая. Зачем? Милая девочка с трогательной историей. Какая трепетная любовь! Ей надо помочь. Это как минимум забавно!
Принцесса кивнула, закуталась в халат, второй бросила принцу.
— Хорошо, — сказала она. — Дадим ей карету, ту, позолоченную, не люблю ее. Моих старых платьев, мы почти одного роста, и новые туфли взамен этого безобразия на ее ножках… Кренделей, булок… Эй, ворон, ты должен хорошо знать пекарей, пусть постараются! И охрану. Мне давно уже не нравится серебряный полк лейб-гвардии… как они смотрят мне вслед… Пусть охраняют нашу милую гостью в ее поиске!
— Спасибо, — сказала Герда. — Как добры ко мне все люди и животные.
Принц в халате вышел с ней в приемную, где тихо сидели вельможи и чиновники. Отдал распоряжения и ушел, на прощание еще раз бросив взгляд на ожерелье на шейке Герды.
Герда тихо вышла из замка, отряд гвардейцев уже строился у кареты, запряженной четвериком лошадей. Кучера и слуги, отправленные принцем вместе с Гердой, веселились и радовались, оглядываясь на замок. Служанки вынесли Герде гору нарядов, и она переоделась. Посмотрела на свое старое платье, заколотое шипом. И сказала:
— Я сейчас.
Земля у ворот замка была твердая, как камень. Но Герда уколола себе палец шипом шиповника, и тот вошел в землю легко, будто нож в горло старой ведьмы.
— Розы цветут, красота, красота… — прошептала Герда, потому что шиповник — это тоже роза.
Темно-зеленый побег вырвался из холодной земли и побежал, ветвясь, по стене замка, мгновенно обрастая кроваво-красными и мертвенно-белыми цветами. Острые, как иглы, шипы вонзались в камень.
Герда повернулась и пошла к подаренной карете.
* * *Надя вздохнула и сказала:
— Хорошо быть принцессой.
— Почему?
— Хочешь подарить кому-то карету из золота — даришь. Хочешь послать гвардейцев помочь Герде — посылаешь.
— Не всегда добрые поступки вызваны добротой, — сказал я. — И не всегда злые поступки — от злобы.
— Ну и что? Я была бы доброй принцессой. И умной. И любознательной.
— Любознательность и ум порой вредят даже добрым принцессам, — ответил я. — Но в общем-то ты права. Хорошо иметь возможность делать добрые поступки.
— Даже если ты злой, — добавила Надя.
Мы вступали на хрупкую почву соотношения добра и зла у Темных и Светлых Иных. Обычно это изучают, выйдя из школьного возраста, а не в восемь лет. Но я не стал спорить.