Ночь за нашими спинами - Эл Ригби

Мэр разводит руками. Будто демонстрируя некое недоумение.

– Я понял, что ошибся, когда вы начали грызться. Как тупые щенки, которые рвут зубами одеяло, на котором спят! Тогда я решил, что самым лучшим вариантом будет отказаться от партий и решать все вопросы с правительством без совещательных аппендиксов. Как в… королевствах. Да, я же строил королевство! Но для этого нужно было еще больше драмы. Я всегда любил театр. Мы с Динарой в университете, знаете, ставили Чехова, и Горького, и кое-что из греческого…

«Свободный» и «единоличник» смотрят на него одинаково зло. Правда, у Гамильтона во взгляде больше боли, у Глински – ненависти.

– Вами было легко управлять. Вы бросались друг на друга по любому поводу. Я даже позволил себе поразвлечься – завел газету, в которой говорил правду о вас обоих. Я ведь хорошо знаю, Ван, что ты всегда всюду видишь врагов. Но никогда не заглядываешь в зеркало.

– Заткнись…

Но мэр уже не обращает на него никакого внимания. Его следующие слова адресованы Сайксу.

– Ты угадал. Благотворительная организация «Жизнь» вела разъяснительную работу в бедных районах. Нашлись союзники, разделявшие мое мнение по поводу этих двух уродов. Но это не все, – он смотрит на Гамильтона, – даже в твоей боевой своре есть такие. Ты задумывался когда-нибудь… как сильно тебя ненавидят на самом деле?

«Свободный» опускает голову. Ван Глински неожиданно, не поворачиваясь, утешает его:

– Расслабься. Меня больше.

Элмайра издает нервный смешок, скорее похожий на всхлип. Морган Бэрроу заговаривает вновь:

– Я не мог решить, что лучше, – отстранить вас, когда терпение народа лопнет, или стравить окончательно, чтобы вы убили друг друга. И я решил, что второе надежнее, но чуть-чуть не рассчитал. А ведь тебя, Ван, могли пристрелить, когда мой памятник еще стоял. – И мэр бросает взгляд на Элм. – Если бы не ты, драная шалава. Ты всегда спишь только с сильными?

Элмайра вздрагивает. В моем рассудке отчаянно протестует все, что может протестовать. Нет…

Нет.

Он не мог. Он наш мэр, наш отец, мудрый король с двумя глупыми сыновьями. Он жалел Гамильтона. Жалел меня. Ел со мной одно яблоко, а когда-то не дал сделать самую большую и последнюю ошибку в своей жизни. Я ведь была самым верным из его пажей…

– Кстати, свора. Вам понравился наш подарочек? Каруселька? Хорошо поспали?

Ван Глински пристально смотрит на него. Я вижу, что его зрачки сузились, но усталый голос звучит почти мягко:

– Я отвечу за них. Мы… премного благодарны.

Мэр обдумывает слова, но вряд ли понимает их суть. А я – понимаю. И я не отвожу глаз, когда Ван Глински смотрит прямо мне в лицо. Человек, давший мне имя. И, возможно, передавший некоторую часть своей живучести и упрямства.

– Вопросы будут, Сайкс? – Бэрроу с улыбкой поднимает брови. – Прежде чем меня пристрелят? Только я не собираюсь выдавать имена друзей, лучше предоставлю вам самим право отгадывать, с какого конца гниет рыба. Что еще?

Сайкс молчит. Теперь голос подает Элм. Но она не спрашивает, а утверждает:

– Вы знаете, где Серебряная колба. Вы не воспользовались ею. Вы могли рассеять темноту и ликвидировать аномалии, у вас была бы целая планета, с которой все равно никто бы не убежал. Земля далеко…

Какое-то время Бэрроу молчит. А потом вдруг начинает тихо смеяться. И это пугает едва ли не сильнее его слов.

– А теперь представим, что случилось бы потом. Люди и разумные твари типа вот этого, – мэр машет рукой в сторону Джона, – расползаются и плодятся. Пять-шесть тварей вроде него, – Бэрроу указывает на Сайкса, – основывают государства. Пара десятилетий, и планета – уменьшенная копия Земли, какой я ее помню. И все жрут, гадят, убивают друг друга. Ну а потом… – он делает взмах в сторону единоличника, – тварь вроде него нажмет какую-нибудь кнопку и запустит ракеты, которые всех убьют. Ну а так… посмотри, Элмайра, и вы все тоже посмотрите. Мы вместе. Едины. Осторожны. Трясемся над каждым кусочком земли, чтобы не сделать хуже.

– И прячемся от мертвых ангелов?

– Ангелы… всегда карали и хранили. Это они делают и здесь.

– Вы просто…

– За все надо платить, а страх – отличная валюта. И потом… – Мэр отворачивается от Элмайры и, потягиваясь, встает. – Придется расстроить вас. В гробу я видал вашу Серебряную колбу, а знавшие о ней мертвы уже около шестидесяти лет. Я даже не уверен, что Гранге и Борельский довели работу до конца. Правда, у них вроде бы была карта с каким-то тайником, но вот незадача… все сгорело.

Он делает паузу, явно наслаждаясь эффектом. Но его перебивает Элм:

– Карта цела. У Гранге была внучка. Большую часть своей жизни она посвятила попыткам починить кольца. Но знаете…

В этот миг в ней что-то меняется – настолько резко и пугающе, что все, даже Сайкс и Анна, вздрагивают. Ее глаза вспыхивают зеленым, и по комнате начинают гулять сквозняки. Их все больше. Они воют сотней дурных голосов, играют нашими волосами, треплют одежду. Наконец они образуют кокон – невидимый, но осязаемый. Точно вокруг Элм, парящей над полом. Два сияющих провала ее глаз вглядываются в лицо мэра. А когда снова раздается ее голос – чужой и холодный – я понимаю, что произошло. Перед нами королева. И королева в ярости.

– Не надо было убивать Мари. Она бы не нашла дорогу через Коридор! Алхимик Майриш Лафау, один из адъютантов Ставки Духов, был вчера брошен в Душерубку. Имей я власть над живыми… вы отправились бы вслед!

Глаза Элм вспыхивают еще раз, а затем гаснут. И сквозняки чуть утихают.

– А теперь позвольте, господин… ах да, товарищ… мэр, рассказать коротенькую историю о вас двоих. Действительно… коротенькую.

Ее ногти – еще более длинные, чем обычно, загнуты, как у монстра. Подлетев вплотную, она хватает мэра за правую руку и дышит ему на ладонь. Бэрроу молчит. А на его коже отчетливо проступает широкий черный след. Ожог? Нет, это…

Следы гниения. Точно такие же уродовали щеку красивого призрака.

…Он был алхимиком. Из тех, кто всегда бросал вызов высшим силам, славных, но слишком жадных до знаний. А еще он любил себя – свой ясный ум и свою красоту. Хотел уберечь это… и поэтому искал формулу, которая возвращала бы молодость, продлевала бы жизнь. Бесчисленные эликсиры, которые один за другим вливал в горло своим женам, слугам, друзьям.

Майриш Лафау не довел формулу до конца, это сделали много веков спустя, расшифровав его записи. Он же был сожжен на костре, а после смерти – навечно проклят собственной красотой и меткой гниения. Но его острый ум не могли не оценить. Ему позволили стать призраком. Он поднялся достаточно высоко, а с течением времени его преступления поблекли. Их затмили другие.

Например, ваши. Вы построили свое королевство и делали все, чтобы его сохранить. Холили тьму, которая его окружала. Вас можно понять… но я не хочу.

Девочка по имени Мари Гранге очень любила своего дедушку, даже не зная его. Она шла по его следам. Была ученым. Рвалась сюда. Вы пожелали, чтобы она исчезла. И вас нашли. По формуле, которая сделала вас таким.

Вы были похожи – гнили, один посмертно, второй заживо. Вы заключили простую сделку: Мари в обмен на… меня. Глупую малышку, которую взял под крыло Ван Глински. Вы…

– Тогда я тебя пожалел. А теперь раскаиваюсь в этом.

Его рука все еще лежит в ее руке. Черное пятно разрастается шире и шире.

В случае смерти моя сила перейдет к тому, кто окажется ближе всех. Совсем не обязательно, чтобы этот кто-то был живым. Более того… такие подарки редко дарят смертным, а потом старательно пытаются забрать. О том, чтобы быть рядом, Майриш бы позаботился. Он… просто не успел.

Он сделал так, чтобы Мари исчезла из двух миров одновременно. Сбил ее с пути. Он отнес ее, умирающую, с переломанными костями, к ближайшей зоне слепых частиц, хотя призраки не имеют права вредить живым.

Была еще одна жертва тьме, почти случайная. Майриш нашел девочку… Маленькую девчонку из приюта, не умевшую обращаться с колдовством. Может, помните ее? Ее звали Лавайни. Он поймал ее и увез на Белом Билли.

В мире духов время течет иначе. По следу, оставленному пропавшей душой, Мари легко перешла Коридор и забыла все. Майриш заточил ее в гроб, но не дал умереть. Ей предстояло провести там вечность наедине с тьмой.

Ни я, ни генерал Гром, ни кто-либо из Ставки – мы бы не хватились. Но был Вуги и была связь – на уровне красных роз в далеком пристанище Высших, на уровне, который не доступен и не понятен ученым, но о существовании которого знает каждый влюбленный… Мари спасена. Ей вернули память. Вторую девочку уже не вернуть. Тьма приняла эту жертву. Вскоре… она примет и вас.

Сквозняки окончательно утихают, и Элм глубоко вздыхает. Брезгливо отряхивая свою руку после ее пожатия, мэр качает головой: