Ночь за нашими спинами - Эл Ригби

Сквозняки окончательно утихают, и Элм глубоко вздыхает. Брезгливо отряхивая свою руку после ее пожатия, мэр качает головой:

– Тьма? Не драматизируй, девочка. Тьма нашего города – это ты сама. Вы все. Полуразложившийся ублюдок, рвавшийся к власти. Псих с кофе, морочащий вам головы и наводнивший улицы ходячими железками. И ты… – Он смотрит прямо на меня. – Маленькая рыжая дрянь. Я должен был сам вышвырнуть тебя в окно.

Может быть, лучше бы он это сделал. Я чувствую резкую боль в спине. Проклятье… а ведь я почти ее забыла. Боль начала проходить в день, когда, сидя рядом на больничной кровати, он сказал: «Бескрылые тоже умеют летать». И она опять со мной сегодня. Мягкий, добрый голос добивает меня:

– Лучше бы. Ты. Сдохла.

Я закрываю глаза и чувствую, что их сильно щиплет.

– Эшри…

Я не хочу смотреть на Элм. Она видела мои слезы и больше не увидит. Ей хватит ее собственных.

– А сколько тьмы… если сравнивать ее с моим фирменным черным кофе… в вас, товарищ мэр?

Но в ответ на это Бэрроу коротко смеется. Когда я открываю глаза, он поднимает ладонь. Мэр проводит ею по воздуху, и черные пятна метки оставляют за собой дымный след.

– Оставьте ваши грехи себе. Я виновен лишь в том, что, кроме меня, никто не готов отвечать за такое королевство. Никто. Всем хочется иметь его чистым. Светлым. Таким, каким ему не суждено быть.

Он поднимается и, повернувшись к экранам, смотрит на свое собственное лицо.

– Вы правильно делаете, что прячетесь под землей, Тамерлан. На поверхности вас съедят те, кого вы хотите куда-то там вести.

Странно… но Сайкс не спорит. Более того, он кивает и встает заварить себе еще кофе, не забыв уточнить, не хотим ли мы присоединиться. Машина гудит, изливая темную струю и обильно сдабривая ее белой пенкой. Мигает индикатор. Вокруг царит тишина.

– А знаешь, Ван…

«Единоличник» сидит, опустив голову. Пальцы здоровой руки беспокойно теребят значок на воротнике – маленькую красную звездочку.

– Если бы не твоя бесхребетность, все кончилось бы по-другому. Ты доволен? Тебе же так нравилась моя программа.

Темно-серые глаза закрываются. На один миг.

– Когда в ней не было пуль, массовых расстрелов, потери памяти. Я верил, что ты… не похож на меня.

На этот раз Бэрроу, явно задетый, скалит зубы:

– О да, Ван. Не похож, и слава богу! Я долго наблюдал за тобой, и еще недавно ты был другим. Я думал посвятить тебя во все, ведь тебе ничего не стоило бросить пару-тройку человек во имя чего-то большего! А потом… не знаю, что и когда сделало тебя таким… мягким. – Он выплевывает последнее слово, как что-то мерзкое, случайно попавшее на язык. – Я ведь хотел в последний раз проверить тебя. Ты даже не разрешил стрелять, чтобы усмирить горожан, а я рассчитывал на это, чтобы потом обвинить тебя. Но… ты стал слабым, Ван. Трусом.

– Может быть.

«Единоличник» отрывает звездочку и бросает ее под ноги. Глаза Джея Гамильтона расширяются от удивления. Глаза мэра – сужаются.

– Даже так? Ты просто тряпка…

Но договорить он не успевает. Крупная дрожь бьет все его тело, на шее и висках проступают вены. Горло рвет кашель. Я хорошо помню, что нечто подобное уже случалось, и тогда мэр пил какие-то таблетки. По моим щекам все еще бегут слезы. Болит спина. И все же я…

– Эшри!

Я вскакиваю. Бросаюсь вперед и начинаю шарить по карманам пиджака.

– Где они? Скажите, где…

– Не нужно…

Я цепляюсь за большую, теплую, дрожащую руку, которая однажды гладила меня по волосам, и перехватываю его взгляд.

– Пожалуйста…

Но меня отталкивают, и Элмайра прижимает меня к себе. Неотрывно глядя на нас, мэр опускается на колени, потом тяжело падает, но продолжает широко, с оскалом, улыбаться.

– Я дарю вам… всю свою тьму. Подавитесь.

Его тело дергается. Изо рта течет бело-кровавая пена, и… мэру будто становится велик его костюм. Он высыхает. Стареет. Глаза теряют свой яркий цвет, в котором и трава, и вереск, и заводи Большой Воды в летние дни. И мой дом. И моя жизнь.

– Сделайте что-нибудь…

Меня не слышат. Руки Элмайры сцепляются на моей спине в замок.

– Кто пошевелится – застрелю, – чеканя слова, обещает Сайкс и делает маленький глоток из стакана. – Сахара маловато… хм.

Один из лучших полицейских Старшего офицера мистера Бога не перестает улыбаться. Он замирает. Еще мгновение – и он просто рассыпается.

Дорогой темно-бурый костюм, присыпанный прахом, похож на медвежью шкуру. На лацкане краснеет маленькая звездочка, точно как та, что лежит под ногами Вана Глински. Тикают часы с разбитым циферблатом – и это единственный звук, который сейчас слышен в помещении. Я не могу говорить и чувствую ком в горле.

– И… что вы теперь будете со всеми нами делать? Убьете? – спрашивает Элм, гладя меня по волосам. Ее рука ледяная, словно лапка лягушки. Я отстраняюсь, с усилием вытираю лицо и вижу, как Анна качает головой:

– Почему ты так думаешь?

Подруга быстро переглядывается с Ваном Глински.

– Хм… дай подумать… Может, потому, что я знаю, что в этом подземелье ходят две-три сотни роботов, готовых пристрелить нас?

– Боюсь, вы ошибаетесь, роботы наверху…

Сайкс огибает горстку праха и встает так, чтобы его лицо оказалось на всех экранах. Он выпрямляет спину, приветливо улыбается, прокашливается и салютует стаканом кофе. Помещение заполняет его гулкий голос:

– Дорогие горожане. Просьба оставаться на своих местах и ждать зари. До скорой встречи.

По щелчку его пальцев изображение на экранах меняется: там появляется сцена театра Станиславского. Становятся видны темные мрачные декорации и девушки-роботы в белых пачках. Вспоминаю: нас водили на этот балет.

«Лебединое озеро».

Его уже однажды показывали в том самом эфире. Сайкс поворачивается к нам:

– Элмайра, позовите, пожалуйста, Мари сюда. Пора забрать сокровище.

Элм смотрит на него, не веря своим ушам.

– Неужели…

Сайкс кивает, но она все еще колеблется. Наконец, возможно, решив, что терять нечего, закрывает глаза и начинает что-то шептать. Снова воют сквозняки, а от кожи Элм идет слабое зеленое сияние. Воздух в центре помещения серебрится. Появляется уже знакомая мне девушка, рядом тут же возникает Вуги, держащий под мышкой книгу.

– Привет, старушка!

Заметив Элмайру, Мари чуть склоняется. Потом оглядывает зал, делает несколько неуверенных шагов и приподнимается над полом.

– То самое место…

Сайкс встает почти вплотную и задумчиво оглядывает призрака с ног до головы. Наконец он приветливо, даже галантно наклоняет голову:

– Мы готовы идти, куда ты укажешь.

– Никуда мы не… – начинает Элм, но темнокожий антроид вдруг вынимает из кобуры пистолет. Сайкс залпом допивает кофе и, поправив волосы, уточняет:

– Каждый из нас.

Мари смотрит серьезно, недоверчиво и взлетает выше. Сайкс направляется к приборной панели, чтобы нажать какие-то кнопки. Створки дверей с жужжанием разъезжаются.

– Есть тоннель до окраин. До лабораторий… – Сайкс делает паузу, – прежних жителей этих мест.

Я бросаю взгляд на Джона. Ни он, ни Анна не рассказали, кем были раньше мертвые ангелы, поэтому обтекаемая формулировка – «прежние» – так и осталась. Неужели Сайкс способен что-то понимать?

…Все уже вышли: два светящихся силуэта и Сайкс впереди, Гамильтон, Глински и Элм следом. Последними идут Анна и Джон.

Уходя, я в последний раз оборачиваюсь и смотрю на разбитые часы мэра. Стрелка остановилась. В спешке кто-то прошелся по циферблату.

Море в темноте

Я впервые вижу то, что находится за пустырем. Небольшие строения здесь стоят кучно, их стены блестят, словно снег. Узкие проходы опутаны паутиной, дорожки засыпаны мусором. Тут странно пахнет: резиной, пылью и плесенью.

Почти ничего не видно, только фигуры призраков излучают слабый свет – мерцающий зеленым Вуги и переливающаяся медовым Мари:

– Как она выглядит?

– Просто как серебряная колба.

– А где она спрятана?

– Увидишь.

– Ее закопали?

– Нет!

– А…

– Отстань от меня, ради бога!

Сайкс шагает с Элм. Он даже не смотрит на нее, и я, как ни стараюсь, не могу понять, почему он до сих пор молчит. Кажется, просто наслаждается короткими минутами рядом. Когда моя подруга чуть поеживается и обнимает себя руками за плечи, он накидывает на нее свой пиджак:

– Так теплее.

Элм смотрит на него исподлобья:

– Спасибо. Что, подкатываете?

Она не догадывается… У меня все обрывается внутри в очередной раз. Я жду, что скажет Сайкс, а он, не изменившись в лице, смеется:

– Вы не интересуете меня как женщина. Только как чудесный цветок.

На ее лице мелькает вызывающая недовольная гримаска.

– Почему?

– Вы слишком красивы.

Дальше отец и дочь идут молча. Я пытливо смотрю на их спины.

– И как будешь выкручиваться?

– Придется делать это вместе. И черта с два ты станешь мэром!