Пешка в большой игре - Данил Корецкий

– Хороший парень, – печально повторил Каймаков.

– Не отрицаю. Он действительно может быть приличным человеком. Возможно, и не собирается причинять вам вред. Ему просто нужно выполнить задание. Что-то сообщить или, наоборот, узнать, с кем-то познакомить. Одним словом, сделать нечто совершенно невинное. Другое дело – не исключены побочные эффекты. Например, вы попадете под трамвай или отравитесь газом...

– Что же мне делать?

– Естественно вести себя, поддерживать контакты и сообщать нам, что ему надо. А мы завтра пронаблюдаем – что он за птица.

За проведенную операцию Асмодей удостоился искренних похвал Межуева и Григорьева.

– Он лихой оказался, этот Кислый, так двинул моего парня в колено – чуть не сломал, – рассказывал Семен. – Пришлось тридцать тысяч доплатить, чтоб без обид.

– А Виктор молодец, бабахал как в кино, – сказал майор.

– Кстати, – Семен протянул руку, – давай пушку, дозарядить надо.

Они сидели в другой конспиративной квартире, которая отличалась от первой только месторасположением: планировка и обстановка совпадали почти до деталей.

Семен извлек из «вальтера» магазин.

– Осталось два газовых, так?

– Так, – кивнул Асмодей. Один неиспользованный патрон он специально вынул, чтобы Семенова арифметика сошлась с действительностью.

– Точно. – Григорьев заглянул в дырочки обоймы. – Теперь давай три газовых и два звуковых.

Когда Асмодей принес требуемое, прапорщик поучающе сказал:

– Смотри и запоминай, пока я жив. Вначале эти, с желтой заглушкой, потом два с зелеными. Теперь досылаем в ствол... Он передернул затвор и протянул пистолет рукояткой вперед.

– Вопросы есть?

Ему явно нравилось учить. Но Металлист делал это наглядней.

– Доложите Дронову, Валентин Сергеевич, что газовый пистолет использовался для проведения операции, – сказал Семен. – А то он считает, что мы поощряем блажь... Межуев кивнул.

– Обязательно доложу.

И повернулся к Асмодею.

– Когда думаешь выходить на связь со Смитом?

– После закрепления знакомства. Дня через два. Послушайте дальше про этого Каймакова...

Асмодей чувствовал себя первооткрывателем. Он сам установил адрес объекта разработки, проследил маршрут к дому, контрразведчики только организовали операцию знакомства.

Теперь он с-упоением рассказывал о привычках Кислого, его манере поведения, обстановке в квартире, пересказывал беседу за совместной выпивкой.

Межуеву и Григорьеву все это было хорошо известно, а пресловутая беседа даже записана на аудиокассету. Но высказывать осведомленность нельзя и уклоняться от беседы непедагогично: агент должен высказаться.

Поэтому они внимательно слушали Асмодея, задавали вопросы и хвалили за оперативное мастерство. Это способствует укреплению психологического контакта.

Капитан Иванченко бился всерьез, как и подобает офицеру. Схватка была не шуточной, с криками, стонами и кровью. Крепкие руки сжимали его в железном захвате, ноги то и дело взлетали в воздух – таким броском стоящий «на мостике» борец сбрасывает наседающего противника.

Капитан держался. Он прижал белокурую голову к подушке, чтобы не получить еще один глубокий укус, и мощными толчками противодействовал попыткам подбросить себя к потолку. И он сам, и бьющееся под ним сильное гладкое тело Любаши были мокрыми от пота, оба тяжело дышали, словно после пятикилометрового кросса, но капитан из предыдущего опыта знал, что сумеет выдержать восхитительный марафон, требующий сосредоточения как физических, так и душевных сил.

Концентрация энергии и внимания была столь высока, что Иванченко не сразу отреагировал на отмеченное боковым зрением движение в комнате, даже когда он повернул голову и увидел небритого лохматого мужика, собирающего в охапку его мундир и Любины вещи, то не прекратил своего занятия и, как загипнотизированный, произвел по инерции не менее десяти фрикций, становящихся, правда, все слабее и слабее.

Лишь когда вор выбежал из комнаты, капитан разъединился, разорвал захват и мгновенно оказался сброшенным на пол, но тут же вскочил, уже приходя в себя и пытаясь сообразить, что надлежит делать в такой ситуации. В голову ничего не приходило. Люба продолжала дергаться и протестующе стонала. Он знал: около пяти минут она не сможет говорить.

Зато разговор раздался в прихожей, и два милиционера ввели лохматого мужика, который вяло вырывался.

– Сейчас глянем, что ты здесь натворил...

Майор осекся и огляделся. Голые, без занавесок, окна, пустая комната с широкой тахтой и двумя стульями. Посередине стоял Иванченко в одних форменных зеленых носках. Вид он имел далеко не геройский, и даже внушительное мужское достоинство, секунду назад готовое к действию, обвисло жалким, сморщенным стручком.

– Та-а-а-к! – протянул майор. – Кто из вас ее убил?

Одеревеневший Иванченко понял, что речь идет о Любе. Она раскинулась на тахте с закрытыми глазами и действительно напоминала мертвую. Он хотел ее прикрыть, но ничего подходящего в комнате не было. Сделав несколько бессмысленных движений, он поднял с пола смятый комок черных колготок, расправил и положил на роскошное тело подруги в противоположном естественному направлении, так что верхняя часть оказалась, как и положено, на бедрах, а чулки, расходясь, прикрывали груди.

Сзади раздался глухой удар.

– Ты убил, сука?!

Удар пришелся в плечо, но мужик согнулся, схватился за живот и рухнул на колени.

– Не я, век свободы не видать! – прохрипел он. – Зашел шопнуть чего-нибудь, в натуре, замочки-то все одинаковые... А он ее душит! Зачем мне к «мокрому» примазываться? Повернулся и бежать, а тут вы...

– Значит, ты?! – Майор шагнул к Иванченко.

Голый человек в безвыходной ситуации перед лицом позора, краха карьеры, крушения семейной жизни чувствует себя совершенно беззащитным.

– Я капитан Российской Армии, – выдавил он из себя и отшатнулся.

– А почему не полковник? – Майор сделал еще шаг. – Я – начальник уголовного розыска майор Котов, на мне форма, в кармане удостоверение. Нам позвонили соседи: за стеной кричит и стонет женщина. Женщина мертва, свидетель показывает на тебя. Ну!

Люба зашевелилась, открыла глаза, быстро села, подтянув колени к груди и прикрываясь колготками.

– Живая она, вот... – Иванченко был унижен, напуган и морально сломлен. Впоследствии он винил роковую случайность, но ситуацию создала не случайность, а оперативный расчет майора Котова, который учел все, даже продолжительность коитуса капитана и супруги его начальника.

– А этот у нас одежду украл, – сообщил Иванченко, указав на небритого мужика.

– Да не брал я никакой одежды, – закричал тот. – На фиг она мне...

– Выбросил, наверное, – сказал второй милиционер. – В мусоропровод или в окно. Может, в бочке с известью утопил... Иванченко схватился за голову и застонал. Люба заплакала.

– Дай им накрыться, – скомандовал майор.

Старший лейтенант принес из прихожей Любино пальто и капитанскую шинель.

– И вправду офицер! – удивился майор. – Ну, пойдем на кухню, поговорим, раз так...

Через час, уложив подписанные листы объяснения в папку. Котов вернулся в комнату. Люба сидела в прежней позе, но уже в пальто, из-под которого беспомощно торчали босые ноги.

– Ну, ты, – обратился майор к лохматому мужику. – Пять минут – вернуть вещи. Иначе – с балкона головой вниз.

В сопровождении старлея мужик вышел и почти сразу вернулся с вещами.

– Проверьте, все ли на месте, – сказал Котов и, получив утвердительный ответ, попрощался.

Милиционеры ушли, забрав с собою мужика. Иванченко и Люба посмотрели друг на друга.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказала она и улыбнулась. – А ведь мы не кончили... Заново с того же места?

Иванченко всегда удивлялся ее жизненной энергии. Но не предполагал, что она настолько неисчерпаема.

Мрачно покачав головой, он молча оделся.

В непрезентабельной комнатке второго этажа агентства «Инсек» Морковин обсуждал с напарником ход расследования.

– Много узнать у наших не удалось, – рассказывал Сергеев-Сидоров. – Особо расспрашивать не принято, к тому же все знают, что я «на выходе»... Короче, вначале его хотели ликвидировать, а сегодня Карл и Франц получили приказ его охранять. С его статьями связан какой-то политический скандал в Думе. Вот и все... Сергеев помолчал.

– Да, самое интересное! Знаешь, от кого охраняют нашего друга? От одиннадцатого отдела! А ведь до сих пор одиннадцатый отдел охранял его от наших!

– Значит, машина закрутилась в обратную сторону... Сыщики уже закончили разговор, когда пришел Котов.

– Ну и порядки – если б ты не заказал пропуск, не пустили бы...

– Новые отношения, частная собственность, – сказал Морковин. – Директор занят, придется полчаса подождать. Я с ним говорил, возражений нет. Можешь считать – дело на мази. Беседа – это формальность, вся информация о тебе собрана. Завтра же и подавай рапорт!