Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов - Георгий Иванов

Теперь второе. Пишет ли политический автор для нас «Бурю»? И когда шлет? Получили ли небольшой чек с письмом, посланным перед моим отъездом — жюст, жюст...* Там же было море междкупонов, которых Вы не любите, а я, помню, живя в Париже, страсть любил — откроешь конверт, там купоны — и такая хоть небольшая, но все-таки приятность — прорежет душу — сразу же можно было отвечать... Трудно мы живали иногда в Париже...

Чем ни больше тут живу — сильней Америку люблю. Хороша страна моя родная...[884] Оченно хороша... Гляжу на американскую молодежь и думаю, — ах, телята, не понимаете, наверно, вы, до чего хорошо у вас дома! До чего хорошо! — А м. б., и понимают. Едва ли? Для того, чтобы так понимать, надо одну такую же страну потерять. А это не так просто и не всякому дано.

Ну, вот. Теперь о Почтамтской улице. Вы меня, конечно, с ней забыли. Но знаете, что я хочу Вам сказать. Мое впечатление о подсудимом внезапно стало оборачиваться в его пользу. Ну, да, конечно, участвовал, в подштанниках там лазил, подтирал, все так... Но позвольте, господа судьи! Вина моего подзащитного небольшая — он — посмотрите на него! — он типичная жертва среды... Он был принужден, вынужден, по слабости характера, вернее по бесхарактерности вовсе — ему некуда было податься от этих паханов... взгляните на него, господа судьи, ... и т. д... Вот паханы — да, это централ номер первый и петля, вздрагивая, плачет по их шеям... но этот нежный подсудимый — смотрите, он даже плачет, видите, он рыдает навзрыд... нет, это не закоренелый преступник, господа судьи, это несчастная жертва обстоятельств, среды и безнравственного, конечно, поведения... Вы не согласны со мной, маэстро? Да или нет? Если — нет, то объяснитесь, почему? Я думаю, что в точке зрения этого адвоката есть большая доля истины...

Рад» что посылка пришлась Вам по вкусу. Передал это графу — он, собака, страшно осклабился, как будто послал неведомо что... страшный народ эти буржуи недорезанные... не понимают они нашего брата проклетария...[885]

Кстати, прочел первый том Степуна [886] и должен Вам доложить, что есть места первоклассные! Бунин бы даже, читая, мог озлиться, что не он это написал - всякие такие образы... Очень здорово... Но - странно - есть и внезапные какие-то актерские пошлости, которые портят все дело. Но их <дальше обрезан нижний край письма. - Сост.>

Тут я пробуду до 1 сент. Можно писать прямо сюда. Но если вдруг забудете адрес — то жарьте и на город, все равно перешлют, быстро. Но рукопись полит<ического> автора лучше слать на НОВЫЙ ЖУРНАЛ, чтобы сразу пошла в переписку на пишмаш.

Как здоровье? Встали ли полностью на ноги? Или как? Я ведь тоже сижу на такой зверской диэте (болезнь моя почетная — желчный пузырь и печень вообще) — так что ничего вкусного, все без соли, все невкусное, так что не разыграешься, не распрыгаешься... Да, граф, это уж не былые кабардинские времена... это так себе — зори, закаты, если хотите, эти самые зарницы и вообще — тихие вечера...

Кстати, почему Вы пишете — «папа — жандарм». Разве у него папа был «жандарм с усищами в аршин...» — «а рядом с ним какой-то бледный — лет в девятнадцать господин...»? [887] Не знал, сообщите при случае. А кто была мама?[888] Мама-то, надеюсь, не жандарм? Между прочим, честно скажу, я как-то не представляю — когда Вы пишете «чего только ни проделывал и пр.». Как-то непохоже никак. Насчет того, что о Вас написал «чушь», — никак не согласен. Он Вас превознес, во-первых, по заслугам — Ваши послевоенные стихи, которые, по-моему, ОТКРЫЛ все-таки я. Вы не согласны, конечно. Вы уверены, что они сами открылись. Но — в большой, солидной печати-то — кто их увековечил, к кому пришли волхвы и сказали — только сейчас мы узрели поэта во весь его рост... То-то же — ответил я волхвам. И насчет Есенина не такая чушь, как Вы говорите — «спуск в дневник некий» — отчего же — это может быть темой. Не скажите...

Ну, вот пишите, не обижайтесь на старика — как одна полька-переводчица мне написала — «я представляю Вас таким желчным старичком» — а это было лет эдак тридцать тому назад нам двадцать пять во всяком случае. Это на обложке — за то, что она перевела мою книгу [889] <На этом письмо обрывается, нет последней страницы - Публ.>

*Juste, juste (фр.) - в последний момент.

122. Георгий Иванов - Роману Гулю. Начало сентября 1956. Йер.

<Начало сентября 1956>

Дорогой Роман Борисович,

Очень прошу Вас отнестись к этому письму настолько дружески и сериозно, насколько это возможно. Заранее прошу прощения за возможные неудачные выражения и пр.: написать необходимо, состояние же мое скверное — не буду распространяться, за ненадобностью.

Очень давно, в ответ на Ваше указание, что «М. М. ничего для меня не может сделать, и на Америку рассчитывать нечего», — я писал Вам, что очень прошу, до обещанного Вами сбора в мою пользу «в сентябре» прислать мне аванс за отрывок И. О. и под будущий дневник. Я просил 100 д<олларов> по получении Вами отрывка. Вы, посылая мне оставшиеся 9 д. 60 ц., не совсем ясно, но все же обнадеживающе писали «в дальнейшем будем благоприятны», прибавляя, «шлите отрывок». Отрывок (и первоклассный на мой скромный вкус) был отправлен 14-го, следовательно, он около трех недель уже у Вас. У меня давно нет ни гроша ни на что. Я по мелочам должен всем. Представьте себе наше житье и смысл такого житья, без гроша, без ебли, без лекарств, в среде красных испанцев и под начальством директора — коммуниста. Упоминаю о последних, чтобы оттенить, на что я могу рассчитывать во Франции, где нас загнали в это большевистское логово и наотрез не пустили в русский дом Кормей [890] — условия жизни где рай по сравнению с нашими.

В Америке мы, очевидно, такие же парии, и никто не плюнет, если мы погибнем. Если я, все-таки, бросаюсь к Вам и к М. М., то считая, что хоть за стихи я Вам не совсем безразличен, в отличие от той эмиграции, которая ставит памятники балалаечнику Черноярову.[891] Черт знает кто и черт знает за что получает поддержку. Не могу представить, чтобы такое морально могущественное «лицо» (среди остатков культурных людей), как Новый Журнал, не может, если захочет, и постарается сделать нечто, чтобы обеспечить нам некий минимум возможности дышать кое-как. Ну, придумайте же что-то Вашей, ведь дружеской же головой!

Прошу, ответьте мне сразу же и, если еще не выслали, вышлите просимый аванс «для начала».

Как же мне клеить книгу, если я не знаю ее типографского размера. Стихи тоже все у Вас. Наизусть ничего не помню.