Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл

Разбитые стекла в окнах мы заменили проволочкой сеткой, а на дверь навесили замок. Смол Том, стоя на шаткой самодельной лестнице, написал над дверью название нашей фирмы. Делал он это медленно и методично, высунув кончик языка. Время от времени спускался вниз, отходил в сторону, игриво помахивая кистью, и оценивающе осматривал свою работу. Он пользовался той же синей и красной краской, которой был покрашен киоск, однако теперь хитро подчеркивал каждую букву белилами, чтобы надпись была видна издали, как взлетно-посадочная полоса на аэродроме. Теми же красками он выкрасил в полоски фронтон здания и перила маленькой веранды. И наконец, когда закончил, мы собрались, чтобы полюбоваться его работой, — это точь-в-точь домик, обнаруженный героями сказки «Ганзель и Гретель» в лесу.

Пока мы готовимся к открытию, постоянно останавливаются прохожие, интересующиеся, что это тут затевается. Смол Том оглядывается, не сходя с лестницы, улыбается и делает неопределенный жест кистью в мою сторону. Некоторые проходят мимо, качая головами, но у большинства наша деятельность вызывает определенный интерес.

Смол Смол Тома снова выбирают ответственным за распространение рекламы, однако теперь он должен развесить объявления о грандиозном открытии нашего ресторана. Его простодушные, но крайне выразительные изображения того, как люди едят, танцуют и веселятся, произвели нужный эффект: вскоре все жители городка только и говорили, что о предстоящем событии.

Даже три американских ковбоя, продолжавших обследовать острова, поинтересовались у меня, можно ли им будет прийти. Они проявили редкое добродушие, поскольку своим молчанием я выказал сполна, что не собираюсь им помогать. Впрочем, шайка-лейка продолжала вести себя нагло и самоуверенно, словно всем довольна. В процессе наших приготовлений я замечаю, как они о чем-то совещаются в одной из хижин. На лице Дуэйна при виде меня отражается странное сочетание злобы и благожелательности. Я машу рукой и, лишь отходя в сторону, замечаю Банни, который оживленно беседует с Патом и Клинтоном и подмигивает мне самым неприятным образом.

Однако американцы больше не совершают никаких поползновений ни в мою сторону, ни в сторону кого бы то ни было другого из жителей деревни, и я начинаю предполагать, что они тоже погружаются в трясину Соломонова времени. По крайней мере в Мендали все трудятся не покладая рук, готовясь к великому открытию ресторана. Я вновь звоню по телефону с почты, который, к счастью, все еще работает, и прошу Ника помочь. Теперь мне надо, чтобы он нашел бумажные тарелки, стаканчики и салфетки. Он с радостью откликается на мою просьбу и обещает, что прилетит вместе с Джейн специально на открытие.

— Кстати, Ник, это планы дальние, но нельзя ли где-нибудь в Хониаре заказать футболки с особым рисунком?

Ник разражается хохотом и долго смеется.

— Ты имеешь в виду футболки с надписью «Цыплята Уилли»? — наконец изумленно спрашивает он.

— Ну да. Мне кажется, это могло бы добавить блеска нашему предприятию.

— Посмотрю, что можно сделать.

Он перезванивает позднее тем же утром. К сожалению, ему удается найти лишь простые футболки и специальный материал, из которого можно сделать аппликацию любой формы, прогладив ее утюгом.

— И где я возьму утюг?

— Воспользуйся своим воображением. Придумай что-нибудь. Тебе какие нужны цвета?

С бухты-барахты я прошу красные футболки и синюю ткань для аппликации — они будут идеально сочетаться с фирменными цветами нашего ресторана.

— Ладно, пришлю тебе их со следующим самолетом.

И футболки прибывают на другой день в полном соответствии с его обещанием. Я отвожу их в деревню и объясняю всем, что поскольку мы работаем вместе, то должны одеваться одинаково. Это заявление вызывает некоторое оцепенение. С какого перепугу?

— Ну понимаете, так обычно делают, потому что… — продолжаю я.

— Это как футбольная команда? — догадывается Лута.

Да, именно так. И все всё сразу же понимают.

Эллен собирает Союз матерей, и ножницами, которыми я пользовался для разрезания пластыря и бинта, они вырезают нужные буквы. Затем их аккуратно раскладывают на футболках — «Цыплята» полукругом сверху, а «Уилли» — как улыбающийся рот снизу. Посередине изображен кукарекающий петух или очень похожая на него птица. Все выглядит весьма впечатляющим, но опасаюсь, нам не удастся приклеить эти детали. Однако женщины решительно разводят огромный костер, а когда он прогорает, кладут на угли серые куски лавы, завернутые в банановые листья, чтобы те не слишком раскалились и не почернели. Потом вынимают их бамбуковыми щипцами и прикладывают к буквам, и те, как по волшебству, прилипают к ткани. Наконец, все буквы приклеены, и Эллен под восхищенные восклицания присутствующих натягивает на себя одну из футболок. Затем она осторожно снимает ее, складывает и отправляет к остальным, уже подготовленным для Великого дня.

Утром Великого дня малышня помогает Старой Эдит перенести подготовленные украшения, какие они мастерили, сидя на ступеньках ее дома. Это фестоны, которые должны быть повешены вдоль стен и на потолке ресторана. В результате желтые, красные и ярко-зеленые гирлянды свисают у нас с пыльных балок, напоминая разноцветные якобинские гребни. И когда я смотрю, как Маленький Джон, стоя на плечах своего старшего брата, закрепляет их наверху, вдруг понимаю, что все это сделано из старых чайных пакетиков и оберток от сладостей и печенья, собранных в мусорных контейнерах, стоящих за гостевым домом. Из тщательно вымытой фольги вырезаны звезды, чередовавшиеся с кружками, сделанными из полиэтиленовых мешков. Любуясь украшениями, я замечаю, что одна из гирлянд собрана из цветных рекламных объявлений, вырезанных из китайских газет. И когда все оказывается развешанным и закрепленным на своих местах, помещение действительно приобретает праздничный вид, полностью соответствующий торжественности события.

Мы не знали, сколько людей нам ожидать, но решили, что откроем двери, когда начнет смеркаться. Керосиновые лампы, привезенные из деревни, наполнены. Мы вешаем их над столами. Хор воскресной школы и Союз матерей готовятся начать музыкальную программу. Причесанные и по большей части умытые дети, облаченные в свои лучшие костюмы, репетируют в углу. Кисточка дирижирует со страстью, достойной величайших маэстро мира, и детские голоса разносятся по всей округе через открытые двери.

Пока я борюсь с бамбуковой клеткой для цыплят, у меня над головой заходит на посадку вечерний самолет из Хониары. Он несколько раз подскакивает на полосе и подкатывает к маленькому терминалу. Когда двигатели замедляют свое движение и останавливаются, я с изумлением замечаю Банни, который появляется из зала ожидания со всей своей семьей и довольно внушительным багажом. «Что он еще задумал?» — гадаю я, вытягиваясь от любопытства. Ведь нетрудно было понять, что ко всем его действиям следует относиться с подозрением. И все же, когда его последний ребенок исчезает в салоне белого самолета, мне кажется, что он улетает навсегда. И это меня несказанно радует.