Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа - Алексей Кунгуров

Председательствующим. Я прошу, депутат Йорга, я очень уважаю Вас, но прошу задать вопрос.

Йорга Л. И. Да, так вот вопрос зависит от фактов. Это одна минута.

Председательствующий. Пожалуйста, одна минута.

Йорга Л. И. Уважаемые депутаты, дело в том, что в 1917 году, когда были освобождены все колонии бывшей царской империи, была освобождена и Бессарабия.

Россия не обладала колониями. Все подданные империи пользовались равными правами, при том, что обязанности у населяющих её народов были неравными. Многие инородческие окраины, например, были освобождены от рекрутских наборов.

Это было официально признано телеграммой из Петрограда. Потом, в 1940 году, мы уже знаем, что случилось. Были попраны права демократической республики, которая была сформирована 2 декабря того же 1917 года.

«Демократическая республика», о которой стенает Йорга, прекратила своё существование в январе 1918 г. в связи с румынской оккупацией. Вряд ли даже все местные жители успели узнать, что они стали подданными какой-то республики. Если же речь идёт о 1940 г., то Бессарабия была захудалой провинцией румынского королевства, а не республики.

Более того, в Киеве в 1917 году состоялся съезд всех освобожденных наций. И на этом съезде была принята программа этих наций, которая имела все наши теперешние требования. История повторяется. Было требование суверенитета наций, языка государственного, языка русского в качестве средства общения между нациями. Больше того, была признана национальная армия. Сейчас наши генералы удивляются этому.

Вопрос такой: если Бессарабия была колонией царской империи, почему сейчас Вы сказали, что она была возвращена, как будто она была собственностью Советского Союза, России? Дальше. Если в пакте указана только Бессарабия, почему вместо Бессарабии Сталин захватил еще и Молдавию, и Буковину? Между прочим, Бессарабия состоит только из областей Аккерман, Килия и Измаил, которые сейчас находятся на Украине.

Бред какой-то. Аккерман, Килия и Измаил находились в исторической области, называемой Буджак. В царской России существовала Бессарабская губерния — как раз в междуречье Прута и Днестра до побережья Черного моря. И это была именно губерния, а не колония. Можно, конечно, думать, что такие психически нездоровые крикуны действовали по собственному почину. Но я склонен считать, что они нагнетали истерию, дабы уйти от взвешенного обсуждения вопроса в соответствие с заранее разработанным сценарием.

Председательствующий. Ясен вопрос?

Яковлев А. И. Нет, абсолютно.

Председательствующий. Тогда ответьте, как можете.

Яковлев А. И. Я хочу только еще, товарищи, сказать…

Председательствующий. Внимание, товарищи, послушайте, пожалуйста.

Яковлев А. И. Прошу еще раз принять во внимание мандат нашей комиссии. Вы, Съезд, обозначили его очень четко: договор о ненападении 1939 года. Все мы понимаем, что эта тема такая, что можно выйти беспредельно за ее пределы, как до пакта, так и после него. Он дает для этого основания, но ваше поручение было конкретным: договор 1939 года.

Председательствующий. Пожалуйста, вопрос. Одну минуту. Первый микрофон, последние вопрос. Все, товарищи.

Иргашев А. К., управляющий трестом «Узбекгидроэнергострой», г. Ташкент (Ташкентский — Октябрьский национально-территориальный избирательный округ, Узбекская ССР). Уважаемый Александр Николаевич! Вы уже остановились на этом моменте, но я все же еще раз хотел уточнить и получить ответ. Вот Вы в проекте Постановления своей комиссии пишете, что подлинные протоколы не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Ив то же время в пункте 7 проекта Постановления написано, что «Съезд народных депутатов СССР осуждает факт подписания „секретного дополнительного протокола“». Является ли правильным писать, что Съезд осуждает несуществующие документы? Ведь если их не могли найти в архивах Советского Союза, то, наверное, можно было бы найти в архивах Германской Демократической Республики или Федеративной республики Германии.

Вопрос совершенно закономерный, но задан в какой-то казуистической манере. То ли депутат сомневается в существовании «секретных протоколов», то ли выражает недовольство работой комиссии, которая плохо их искала.

Председательствующий. Спасибо. Ясен вопрос?

Яковлев А. И. Ясен.

Иргашев А. К. Я прошу извинить, тут как раз и замечание члена комиссии имеется. При подписании проекта Постановления товарищ Кравец написал: «Считаю, что Постановление Съезда должно содержать лишь пункт 1». То есть нет единства и среди членов комиссии по этому вопросу.

Яковлев А. И. Двадцать пять членов комиссии считают, что нужно принять Постановление в целом. Товарищ Кравец, не возражая против существа сделанных выводов, сделал приписку, что стоило бы ограничиться принятием пункта 7, дабы поддержать выводы комиссии, изложенные в объяснительной записке. Поэтому Съезду решать, как тут быть, какое принять решение — это уже функция Съезда народных депутатов СССР.

А насчет первого вопроса…

Председательствующий. Вопрос о судьбе протокола.

Яковлев А. Н. Понимаете, товарищи, в проекте Постановления ведь есть четкое разграничение: одно дело — отношение к договору. Комиссия пришла к выводу, что он ничего особенного не представлял с точки зрения принятой в то время международной практики. И это я попытался рассказать здесь, стоя на трибуне.

Что касается секретного протокола, то это уже совсем другое дело. Будучи изъятым из процедур, будучи явным сговором между двумя субъектами переговоров, он является противоправным и изначально незаконным. Поэтому мы даем политическую оценку и предлагаем принять формулу его осуждения, ибо это противоречило всем принципам ленинской внешней политики.

Ответа по существу Яковлев не дал совершенно никакого, однако депутат Иргашов был этим отсутствием ответа удовлетворен. В публичных дискуссиях часто применяется такой манипулятивный приём, когда острый вопрос по договоренности задаёт подсадная утка. Ответчик разводит демагогию, задавший вопрос делает вид, что удовлетворён ответом. Если в дальнейшем кто-то попытается задать тот же вопрос, можно отмахнуться: мол, мы это уже обсуждали, что тут повторять — комиссия, дескать, работала, факт установлен, давайте обсуждать проект Постановления, а не углублять историческую дискуссию.

Председательствующий. Больше вопросов нет?

С места. Нет.

Председательствующий. Прошу садиться.

Яковлев А. И. Все, да?

Председательствующий. Да, все. Спасибо. <…> Объявляется перерыв на 30 минут.

(После перерыва)

Председательствующий. Товарищи депутаты! Приступаем к обсуждению сообщения Комиссии Съезда по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года. Но прежде чем приступить к обсуждению, я хотел бы зачитать поступившие в Президиум записки.

Первая записка. «Учитывая глубокий, всесторонний и взвешенный характер доклада товарища Яковлева, а также неуместность попыток выхода за рамки поручения первого Съезда, считаем возможным прения не открывать, а ограничиться принятием Постановления. Депутаты Владиславлев и Бурлацкий».

Второе предложение: «Предлагаю прения по докладу Александра Николаевича Яковлева не открывать. Принять предложенный комиссией проект Постановления. Депутат Кириллов».

Кроме того, несколько депутатов в перерыв подошли и сказали — посмотрите на проект, он подписан всеми членами комиссии, завизирован, за исключением одной маленькой оговорки. Все остальные члены комиссии согласны с этим. Поэтому депутаты предлагают не открывать прения. Но я должен с вами посоветоваться. Кто-нибудь настаивает на открытии прений? С места. Нет!

Председательствующий. Вы настаиваете, товарищ Коган?