Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

Объяснение любви к ближнему, какое дает Августин, выглядит искусственным. Только тот, кто любит Бога, любит себя по–настоящему. Только тот, кто любит себя по–настоящему, может любить ближнего. Таким образом, любовь к ближнему зависит от любви к Богу. Если ты любишь в Боге человека, то скорее ты любишь Бога, чем этого человека, говорит он (О христ. учен. I, 26–29). Кроме того, любовь к ближнему может быть ступенью на лестнице любви к Богу. Любить ближнего — это значит стремиться отдать ему частицу обретенного тобой обожествленного блага. Ибо в природе блага заложено то, что оно принадлежит всем людям. Бог любит нас, чтобы использовать нас, и мы любим ближнего, чтобы использовать его. Что касается ближнего, мы должны любить его тело ради души и его душу ради Бога.

Ни любовь Божия к людям, ни наша любовь к ближнему сами по себе не являются целью. Когда мы получаем, наконец, предмет своих желаний, это только встреча индивидуума с Богом лицом к лицу (facie ad fadem). Андерс Нюгрен прав, говоря, что у этой задачи вряд ли есть ответ. Привязанность к платоническому учению об эросе и — в не меньшей степени — к философскому образу Бога как нерушимой самодостаточности, доставляет Августину богословские трудности, решить которые невозможно. Но, как ни странно, эта двусмысленность способствовала его позднейшей популярности.

У Августина удивительно много личин, все они разные и зависят от того, кто на него ссылается. Это было бы невозможно, если бы богословская система Августина была более убедительна именно как система. Последующие толкователи выхватывали некий набор мотивов, с помощью которых и реконструировали мировоззрение Августина. Каждый находит что–то, чем он может воспользоваться. И Лютер, и Эразм — оба взывают к Августину, разойдясь друг с другом по вопросу свободной воли.

Глава 25. Отголоски и отзвуки

Августин по разным причинам критически относился к своим сочинениям. Он написал так много, что к концу жизни уже сам забыл все доказательства и аргументы, которыми пользовался в своих трудах. К тому же он понял, как легко проповедовать ошибочные учения и как трудно найти непосредственное учение Церкви. В «Пересмотрах» (427) Августин оглядывается на свою жизнь и свое творчество. Его пугают предупреждения Писания, что на Судном Дне ему предстоит ответить за каждое свое праздное слово (Мф. 12,36). Августин хочет очистить свои тексты от мусора, чтобы его формулировки, вызванные определенными обстоятельствами, никого не сбили с толку. Он собирался пересмотреть все свое творчество, но успел прокомментировать только собрание проповедей и писем.

В «Пересмотрах» упоминается 94 сочинения из 232 книг. До нас дошло, примерно, 390 проповедей, в зависимости от того, как считать. Кроме того — 249 несомненно подлинных писем. Некоторые из них были обнаружены только в XIX веке. Можно допустить, что будут найдены и еще какие–нибудь рукописи. Многие из писем Августина — это целые трактаты, в «Пересмотрах» о них и гоеорится, как о трактатах. У скорописцев всегда было много работы (Письма, 139, 3). Scribere — «писать» — на практике означало для Августина то же самое, что диктовать «профессиональному писцу» — notarius.

«Пересмотры» дают бесценный материал для определения хронологии и подлинности работ Августина. В средние века христиане были весьма ловкими фальсификаторами. Часто только атрибутация рукописей могла решить, считать ли истинным их содержание. Если кто–то хотел защитить сомнительное высказывание, не было лучшего способа, чем вложить его в уста бесспорного авторитета. Уже в IV веке Августин знал об этой опасности, обусловленной конфессиональными противоречиями. Поэтому он оставил будущему ключ, позволявший определять ошибки или фальсификации, подписанные его именем.

В «Пересмотрах» он признает своими 94 сочинения в 232 книгах и приводит их первые строки. Он разъясняет непонятные места и исправляет высказывания, которые в конце жизни счел ошибочными. Его изложение практично и конкретно. Он просит своих читателей вычеркнуть ошибки и исправить неточности. «Пересмотры» — это уникальный документ. Так же, как «Монологи» и «Исповедь», «Пересмотры» — единственное сочинение в своем жанре во всей античности. Чтобы найти нечто подобное в современной литературе, приходится обращаться к Серену Кьеркегору «Взгляды на мою литературную деятельность» (Synspunktet for min Forfatter–Virksomhet, 1851) и Фридриху Ницше «Ессе homo» (1908).

В последние годы жизни положение Августина в Церкви было настолько прочным, что император Валентиниан III послал за ним и попросил его возглавить вселенский собор в Эфесе, который был намечен на 431 год. Но к тому времени, когда посланец императора прибыл в Гиппон Регий, Августин уже скончался.

Сам Августин просил похоронить его в церкви Святого Стефана, где покоились останки некоторых первых христианских мучеников. Мощи святого Стефана привез в Гиппон из Иерусалима Павел Орозий. Их нашли в Иерусалиме в 415 году, когда Орозий привозил Иерониму письмо от Августина с просьбой возглавить борьбу с Пелагием.

Путешествия Августина продолжались и после его смерти. Когда вандалы захватили Северную Африку, Фульгенций и еще несколько африканских епископов вывезли останки Августина в церковь Святого Сатурнина в Кальяри на Сардинии. Позже, в 723 году, король лангобардов Лиутпранд выкупил мощи Августина у мусульман Сардинии и перевез их в Павию в церковь Святого Петра—Сан–Пье–тро–ин–Чьель–д’оро, где покоится также прах Боэция. До сих пор там можно видеть роскошное надгробие, Area di S. Agostino, поставленное в 1362 году.

К монашескому уставу Августина вернулись только во втором тысячелетии, что отчасти было смыслом реформаторского движения. Августинский орден хотел связать службу священников с общей монастырской собственностью и идеалом апостольского образа жизни. С середины XIII века появились отшельники–августинцы. Они были представителями того же сентиментального и мистического понимания христианства, какое мы находим у основателей орденов Франциска Ассизского и Доминика.

Самым известным из всех отшельников–августинцев остается Мартин Лютер. Для его учения монастыри и монашеская жизнь тоже имели большое значение. Протестантизм родился в монашеской келье, поэтому Сёрен Кьеркегор и требует от обуржуазившегося христианства своего времени возврата в ту монашескую келью, из которой вышел Мартин Лютер. А это и была келья Августина. Лютер много позаимствовал у отца ордена для своего учения о благодати, а в борьбе Лютера с другим монахом–августинцем, Эразмом Роттердамским, слышатся отголоски борьбы Августина с Пелагием.

Лютер признает Августина гпавным учителем Церкви послеапостольских времен, и он один из немногих, на кого, пусть и редко, но ссылается Лютер. Августин всегда был с Лютером, и в его монастырской жизни, и в его реформаторской проповеди безграничной и незаслуженной благодати. Комментарии Лютера к Псалмам и к Посланию к Римлянам многим обязаны толкованиям Августина на те же тексты.

Но, может быть, для Жана Кальвина (1509–1564) Августин значил еще больше, чем для Лютера. Когда противники Реформации горячо обвиняли реформаторов в модернизации Церкви или даже просто в отходе от старых традиций, и Лютер, и Кальвин отвечали им, ссылаясь на своих предшественников в истории Церкви. Оба пользовались Августином как гарантом того, что протест реформаторов основан на самой церковной традиции. Кальвин считал, что необходимо выпустить манифест реформаторов, состоящий исключительно из цитат, взятых из произведений Августина. Он не всегда был согласен с Августином как с читателем и толкователем Библии, но в систематическом богословии Августину, по мнению Кальвина, не было равных.

Такая высокая оценка объясняется историей жизни самого Кальвина: главные реформаторские мысли проснулись в нем после знакомства с трактатом «О Духе и букве к Марцелпину» — одной из первых небольших работ Августина, направленных против Пелагия (412). В XV веке это сочинение было очень популярно среди тех, кто принадлежал к «новому смирению» — devotio modema. Оно вышло в Кёльне отдельной книгой в 1470 году. Мартин Лютер прокомментировал и издал его в 1518 году. Незадолго до своей смерти Лютер заявил, что чтение этого произведения помогло ему в понимании оправдания веры. Нигде в других сочинениях Августин не писал так убедительно об учении апостола Павла о благодати.

Кальвин был серьезный гуманист–неостоик, повернувшийся к христианству после опыта обращения, который оказался решающим для его богословских позиций. Догмы церковных институтов и традиций значили для него гораздо меньше, чем истина, полученная благодаря личному опыту. Поэтому Реформация придает большое значение индивидуальным чертам в религиозном опыте Августина и пренебрегает его римским уважением к Церкви как организации и институту.