Жи-Ши - Сергей Четверухин

А ты любила, Королева? По-настоящему? Сильно?

P.S. Сегодня я записал для нее песню. Красивую. «Твой парень – Орландо Блум».

15 марта 2007 года

Растение требует влаги, ибо хочет жить. Для меня каждый день, чтобы жить просит информации: как она? здорова ли? весела ли? все ли в порядке? Я хочу новостей от нее, я хочу слышать о ней и знать о ней… Я хочу каждый день касаться ее… хотя бы виртуально. Я каждый день отправляю в ее mail-box реактивный заряд нежности, заботы и любви. Музыку… Песню… Каждый день. Если у меня нет сегодня готовой студийной версии новой песни, я сажусь с гитарой и быстренько что-нибудь сочиняю. Хотя бы куплет. Затем включаю компьютер, микрофон – раз! – послание оцифровано и направлено адресату.

Я еще не получил ни одного ответа.

Королева, как так можно, а?

30 июня 2007 года

Что я знаю об Италии? Античность, империя, архитектура, возрождение, живопись, мафия, дуче, кутюрье, футбольный клуб «Милан», Данте, Габриеле д’Аннунцио, Челентано, Висконти, Пазолини, Антониони, Феллини… Больше всего я люблю Рим, изображенный Феллини в «Dolce Vita». Я думаю, что жизнь в Италии весела для всех, здесь солнечно, вот и все. Теперь я ревную ее к этой жизни. Потому что она в Италии. И будет там целый месяц! Доброжелатели мне стукнули. Есть еще люди, которые могут представить нас вместе. Если бы песню «Imagine» сочинял не Санта-Леннон, а я, в ней бы пелось «Представь, мы с Белкой вместе» вместо «Представь, нет границ и религий». Вот где принципиальная разница между нами. Я думаю о себе. А Санта-Леннон думал обо всех.

Эгоисты плавают кверху брюхом! У эгоистов никогда не застегивается ширинка! Эгоистам не дает даже дохлый пингвин! Эгоисты – пожизненные заключенные! Даже они сами не понимают – за что…

Переваривая в тени обеденные порции крикливого московского солнца, убеждаю себя, что если по-настоящему люблю ее, то должен желать ей лучшего праздника, чем тот, который могу предложить я сам – законченный эгоист и собственник. Ей обязательно нужен кто-то лучше… Лучше меня…

Королева! Лучшую партию следует искать за пограничными столбами с двуглавым орлом. Тебе ли не знать? Все богатые люди в моей стране являются обладателями своих состояний в первом поколении. А это значит, что они и создавали эти состояния. А в наше время, как и сто и тысячу лет назад, большие деньги делаются только на крови, на грязи, на предательстве, на саморазрушении. Нувориши с деформированной психикой – совсем не тот праздник, которого я желаю для своей возлюбленной. Другое дело – Италия: аристократы-наследники, всю жизнь проводившие за созерцанием прекрасного и, может быть, за созиданием прекрасного. Деньги и красота. Я уверяю себя, что искренне желаю для нее такой судьбы. Футболисты, музыканты, дизайнеры, актеры, принцы, герцоги, бароны – наследники состояний… Нет, я уже научился не ревновать ее к жгучим брюнетам одной из чувственных стран мира…

13 июля 2007 года

Отважная Королева!

Прошло две недели, и я уже не могу выдержать жару московского лета, свою прогрессирующую маргинальность и невыносимую тоску по ней. Я собираюсь в Рим. Я не пил. Я не нюхал. Я не закидывался. Ничем. Две недели.

Моя привязанность к ней зашла так далеко, что это может привести к ненужным, отвратительным последствиям в наших жизнях. Я решил поехать в Рим, чтобы там, среди романтических развалин, красиво попрощаться с ней. Навсегда. Ваше королевское величество, конечно, решит, что это – простая отговорка, уловка 32… Что я просто очень-очень-очень захотел ее увидеть снова… и на что-то до сих пор надеюсь… Пусть так. Но вслух я сказал: «Еду в Рим и прощаюсь с ней навсегда!» Потом мне стало вдруг стыдно за это решение. Пытаясь побороть эгоизм, я снова рассуждаю как эгоист. А вдруг она все же расчитывает на меня в своей жизни? Вдруг ей все-таки нужно мое дружеское плечо и участие? А что, если в ее жизни я занимаю какое-то свое место, пусть не то, на которое претендую, а то, на котором могу быть ей полезен. А я, как последний эгоист, рисуясь, преподнесу: «Я чувствую, мы не можем быть близки, поэтому давай забудем друг друга, и никогда больше не созвонимся в этой жизни». Похоже на дешевый шантаж.

Нет! Все будет по-другому! Я прилечу в Рим. Я позвоню ей и скажу: «Привет! Ты где?» А она сухо ответит: «В Риме», и это будет звучать как «отвяжись, не до тебя…». А я бодро воскликну: «О! И я тоже в Риме!» Она же не откажется встретиться с соотечественником в чужой стране… Я назначу ей свидание на какой-нибудь людной площади. Затем куплю гитару, найму на полчаса музыкантов в ресторане, куплю большую охапку цветов. Затем из укромного места буду наблюдать, как она выйдет на площадь, обойдет пару раз вокруг фонтана, поглядывая на часы, присядет на скамейку… В этот момент музыканты по очереди начнут подходить к ней, и со словами: «Bella signorinа!» каждый будет вручать ей по одному цветку. Она удивится и поймет, что я – где-то рядом. Ее щеки порозовеют, ей будет приятно. Она станет крутить головой, волноваться, но не увидит меня. После того как все цветы окажутся в ее руках, музыканты выстроятся вокруг и сыграют трогательную неаполитанскую мелодию, на последних тактах которой выйду я с гитарой, встану на одно колено и спою ей песню. Одну из тех, что сочинил недавно, думая о ней… «Фонограф»?

Потом мы пойдем ужинать в роскошный ресторан, и за бокалом кьянти она забудет, что когда-то я обидел ее. Я буду говорить с ней только о приятном. Я буду легок, весел и слегка чудаковат. Нет-нет! Ни за что не стану давить на болевые точки «наших воспоминаний»! Ни за что не опущусь до этого! Ни слова о прошлом.

Затем она, как Золушка, воскликнет: «Мне пора! Ciao!» Целомудренно чмокнет меня, конечно, и мы договоримся встретиться на следующий день. В этот следующий день мы станем бродить по живописным руинам, быть может, взявшись за руки… Она, как заправский гид, объяснит мне, кого и когда убили в palaco Venezia, расскажет про Vesrta Nerono, толстые американки будут пялиться на нее, неземную в своей грации, а я буду покупать ей все, на что она только посмотрит. Любые очки, шляпки, блузки… Несмотря на то что мое финансовое положение серьезно пошатнулось, я собрал средства, и несколько тысяч евро на мелочи для возлюбленой лежат в бумажнике. Быть может, мне хватит даже на одну из тех античных статуй в Колизее? Если поторговаться… А потом… Мне не очень нравится это «потом», но я твердо решил ничего не просить и ничего не объявлять. Наверное, на прощание я скажу сакраментальное: «Я люблю тебя. Помни об этом. Ты всегда будешь нужна мне. Я всегда буду готов для тебя…» Как тебе такой план, Королева?

Но вдруг ей окажется в тягость мое появление? А я продолжаю чего-то хотеть – общения, переписки, встреч? А она скуксится, как от лимона?

Тогда необходимо первому отойти в сторону, чтобы не оставлять ей тягостного чувства вины. За деструктивное сокращение жизненных мышц. Как немного времени прошло с тех пор, когда отношения между людьми были просты и естественны. Как это время изменило отношение к отношениям у незамысловатых, в сущности, животных. Какую манию запутывания и усложнения оно породило, как быстро все они устремились в безнадежный марафон самоутверждения перед психоаналитиками и писателями. Только похоти под силу мгновенно разрушить преграды между людьми, а нежность будет смиренно наблюдать за их возведением, благословляя каждый камень в постройке, а затем терпеливо их преодолевать, обуздывая страсти, и лишь сама себе служа оправданием.

Вот так думаю я, Королева… А что скажешь ты?

Еду. Я еду. Неумение ждать всегда отличало пылких влюбленных, поэтов, неврастеников, музыкантов, кондукторов, да всех нормальных людей… Ждать умеют только разведчики. Я – не разведчик.

27 июля 2007 года

Две тысячи евро за поцелуй! Много? Ты когда-нибудь платила деньги за поцелуи? Я – никогда! Наоборот, мне предлагали деньги… за ночь любви, то есть – секса… Рекорд – 30 000 долларов, в Нижневартовске… А вчера я отдал две тысячи евро македонской проститутке за то, чтобы она коснулась меня губами… И она честно отработала деньги. В сумеречном лесопарке, посреди сборища всех цикад на много километров вдоль виа Коломбо… Это длиннющая улица в Риме, через весь город из центра на юго-запад, типа нашей Профсоюзной… Только в Москве – сплошные дома и точки сбыта нефти, а здесь – лесопарк.

Как я там оказался? Зачем? Фиг знает. Да и – неважно. Ехал себе в такси… Вдоль дороги стояли рослые трансвеститы в костюмах античных гладиаторов. А она – тонкая, смуглая. И я сказал шоферу: «Стоп!» И спросил ее: «Сколько?» Она ответила: «Сто евро». Я сказал: «ОК!» Попросил шофера подождать на обочине, сунул ей в руку стоевровую бумажку и спросил: «Что дальше?» А она ничего не ответила, потому что не хотела уметь говорить по-английски. Схватила меня за руку и потащила в лес… Глаза не сразу привыкли к темноте, казалось, что мы как два лося ломимся сквозь чащу, так смешно хрустели сухие ветки под ее тонкими каблучками… А потом она остановилась рядом с толстым, неохватным деревом и деловито принялась расстегивать мне ширинку.