Жи-Ши - Сергей Четверухин

– Куда я должен ходить? – недоумевает Лука, добросердечный Лука, наивный Лука, не ведающий всех таинств и метафизических пропастей моего ритуала «ночная прогулка».

– Сейчас объясню! – достаю мобильник, включаю видеокамеру. – Ты – актер, я – твой режиссер, понимаешь? Твой маэстро! Я снимаю фильм с твоим участием! Типа «Рим – открытый город»!

– Чудесно! Что я должен делать? Командуй, мой режиссер!

– Для начала изобрази-ка мне пьяного Цезаря, в качестве разминки…

– Почему Цезаря?

– Не спорь с режиссером! Делай!

Лука дурачится с ребяческим удовольствием. Шатается на полусогнутых, подбирая трясущейся рукой подол воображаемой туники. Провожает помутневшим взглядом парочку туристов, судя по их нордическому облику, откуда-то из Скандинавии. С явным усилием вскидывает голову вверх, отыгрывая утопленные в алкоголе гордость и достоинство Императора.

– Иди-иди, не останавливайся! Хорошо, молодец! – я подмигиваю туристам, – а теперь ты – Цезарь, который идет в Сенат, точно зная, что будет убит!

Лука добросовестно исполняет. В его походке пьяное шатание сменяется тяжестью шагов приговоренного, которому ноша собственного тела уже начинает казаться неподъемной. Его руки вздрагивают, как крылья ветреных мельниц, почуявшие приближение тайфуна. От него за несколько метров несет обреченностью. И лишь гордо посаженная голова выражает затаенное торжество, которое не понять… нет, не понять… Он хороший актер.

Я фиксирую на камеру в мобильном его движения, кого-то он напоминает мне со спины… Санта-Моррисси… Лишь пару лет назад по этим улочкам бродил Санта-Моррисси, и здесь, может быть, на этих самых булыжниках, его внутренний голос пел:

I am walking through RomeWith my heart on a stringDear God, please help me

Мое сердце тоже висит над бездной. Качается на самых тонких нитях. Оно слишком тяжелое. Как я ни сгонял жир, с каким бы миссионерским фанатизмом ни облегчал жизнь, беспощадно выбрасывая из нее все второстепенное, мелкое, ненужное, в моем заячьем сердце – тяжесть. Огромный камень, глыба, которую не выдержать никаким канатам…

– Бей ее по жопе! – ору я Луке, взглядом указывая на толстую, усатую итальянскую матрону, поравнявшуюся с ним.

Лука не готов. Он впадает в панику, внутренне мечется, но, поймав мой стальной взгляд, в котором – обещания и угрозы, он в два прыжка догоняет итальянку и отвешивает звучный шлепок ладонью по ее необъятной заднице.

– Буона ноте, синьора! – панорамирую я телефоном на ее выпученные глаза и широко раскрытый рот.

– Помогите! Полиция! – верещит толстуха, а ее задница тем временем аппетитно колышется. Я воображаю, какой мощный вентилятор получится, если все колышущиеся в эту секунду задницы поставить в ряд.

– Ходу! – пихаю Луку в спину, и мы мчимся по древнеримскому лабиринту, как гонщики на велотреке, плавно наклоняясь корпусом, чтобы вписаться в повороты. Запыхавшись, вбегаем в крошечный бар под вывеской с трезубцем. Здесь елозят по табуретам несколько подвыпивших аборигенов.

– Теперь – ты ходи! – мой ночной консьерж быстро усвоил уроки русского языка и даже – сверх того – он бросает на стойку смятую десятку:

– Виски! Лед отдельно!

– Вот это роль! Классный образ! – я салютую ему поднятым большим пальцем.

– Давай! Рассказывай! – Лука в нетерпении.

– Там, где закончил ты, начинаю я… Тебе не терпится это услышать? Да! Винсент Галло тоже лупил дамочек по сочным и даже по худосочным попкам! Ты не одинок во вселенной! После того как мы «на посошок», «на ход ноги», «на крыло», «на прощание» практически разгромили квартиру одного известного в России богемного алкоголика, началась порка!

– О!

– В России в таких случаях с пониманием говорят: «А-а-а!»

– А-а-а!

– Пожалуй, выпьем за рождение нового русского актера. Лука!

– Я здесь!

Мы чокаемся.

– Так о чем я? Ах, да… Ну, что тебе рассказать о порке? Как описать всю глубину и страсть садо-мазо-дэнсинга, каким порка является в моей заснеженной стране? Культурный ритуал, изысканная традиция, драгоценное наследие, вулкан подсознания, инструмент познания… и это еще не все о порке…

– Где вы это? С кем вы это?

– Много ли мест ты знаешь в Москве? Не думаю. Значит, мы занимались этим на Тверской. Сначала зашли в книжный магазин, все книжные магазины на Тверской работают круглосуточно.

– Почему так?

– Потому что москвичам все время не спится, хронические бессонницы, фрустрации, паранойя, суицидальные настроения, отсутствие хорошего партнера по сексу, понимаешь? А когда им не спится, они одеваются, выходят на Тверскую и топают прямиком за книгами! Покупают обычно три-четыре, ведь никогда не знаешь, какая книга окажется снотворной. Поэтому книг в Москве продается гораздо больше, чем лекарств, наркотиков и бутылок с водкой.

– Да ну! – Лука смотрит недоверчиво.

– Ну да. Слушай дальше. Заходим с Винсентом в книжный магазин на Тверской и сразу же встречаем невероятной красоты девушку! Она листает альбомы по искусству, все красивые девушки в Москве постоянно что-то листают по искусству… Мы подходим, галантно представляемся и предлагаем погадать ей на самое ближайшее будущее…

– Как это?

– Вот и она нас спросила: «Как это?» «По альбому, – ответили мы, – загадывай страницу, а комментариитрактовки – наши!» Девушка сообщает нам номер страницы, мы открываем альбом точно на ней и видим рисунок зебры. Тогда Винсент предположил, что девушка имеет в своем характере такие качества, за счет которых она ярко выделяется в человеческом табуне, как зебра в стане парнокопытных…

– А ты?

– А я предположил порку… Полоски навеяли… И, как ты думаешь, кому из нас улыбнулась девушка? Можешь не отвечать, по глазам вижу – ты понял!

– А дальше?

– А дальше мы пошли по Тверской на Кремль, с альбомами по искусству наперевес, и по пути лупили этими альбомами всех встречных дамочек по сексапильным окорочкам! Дамочки взвизгивали, терялись, задыхались от возмущения, пытались давать сдачу, звали на помощь, и тогда…

– Что тогда?

– Винсент с невиннейшим выражением, весь исполненный благородства и скрытого достоинства, спрашивал, не продадут ли они ему кусочек Москвы, которая стала так дорога его сердцу за последние часы? Быть может, Новодевичий монастырь или Смоленский пассаж? Как насчет Ваганьковского кладбища или Краснопресненской набережной? Возможно – памятник Пушкину? Или – Сандуновские бани? А если не смогут продать, то, может, подарят? Ведь прекрасные девушки должны уметь делать подарки… А еще он готов на королевский бартер – менять фрагменты Москвы на фрагменты Нью-Йорка! Вместо банальной ебли мы предлагали им смешивать города! Мегаполис-смесительство! Earth-Mix! Сандуны на задворках Рокфеллер-центра.

– А они?

– Баста! Я предупреждал тебя, что «все-все» рассказать не смогу! Занавес медленно опускается. Теперь твоя очередь! У режиссера чешутся руки! Ты уже загримирован, бездельник?

Лука быстро «гримируется» остатками виски, мы рассыпаем воздушные поцелуи окружающим алкашам – грация, синьоры, грация! – и растворяемся в ночи.

– К Треви! – командую я.

– Куда?

– К фонтану Треви! Ты же актер! Не знаешь фонтан Треви? Там купались Мастрояни с Анитой Экберг в «Дольче Вита»!

– А-а-а! – понимающе восклицает Гвидо, – понял! Тогда нам сюда!

Мы сворачиваем направо и минут десять топаем под нестройные припевы сверчков по неровным улочкам, пропитанным ароматами острых приправ, семейных ценностей, католической воздержанности во всем и еще – чувственных мелодий. Звездное июльское небо склонилось над нами низко, любопытство никогда не считалось в этих краях пороком.

– Где же гуси? – спрашиваю я.

– Ты проголодался?

– Да нет, я спрашиваю, где настоящие, живые гуси? Жирные, в перьях, с надменными клювами, «га-га-га»! Где?

– Их здесь нет. Остались только их тушки в магазинах и филе в ресторанах.

– Тогда этот город сегодня никто не спасет!

– Хо-хо!

– Никто-никто-никто не спасет!

– Хо-хо-хо!

– Йя-х-ха-а-а-а! У-у-у-у! – я ору что есть мочи, задрав голову вверх. Небо отвечает застенчивым эхом. С третьего этажа кто-то выплескивает на нас помои, мы ловко уворачиваемся. Старческий голос вверху скрипит: «Дьяболо бастардс, миа кара!»

– Лашатемикантаре! – благодарно кричу я вверх, на всякий случай оглядываюсь по сторонам – вокруг – ни души! Мы одни в этом вечном городе. Мы, такие временные…

Внезапно стены домов расступаются, перед нами округляется арена площади, с моей любимой купальней посредине. Я достаю мобильник, мигаю зеленой лампочкой! Командую Луке:

– Ты – Мастрояни! Купаться!

– Я – Ганелли! – нерешительно возражает Лука, – и родители мои – Ганелли, и – бабушка с дедушкой…

– Ты в кафе своем будешь Ганелли! А сейчас ты – Мастрояни! Лезь в фонтан! Я уже снимаю!