Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Румяный пожал плечами, взял из груды строительного материала кирпич, положил в основание фундамента и, увидев, что осилить стройку одному невозможно, понурился и по привычке пошёл было домой.
«Нет уж, будьте добры, останьтесь! Только отойдите чуточку в сторону!» – потребовал я.
И предложил сделать то же самое белокурому наи-вняге. Тот уложил свой кирпич рядом с первым и, скрепив их раствором цемента, присоединился к румяному.
Я посылал наи-вняг, одного за другим, на строительную площадку, и те, выполнив часть своей работы, присоединялись к освободившимся соплеменникам. К вечеру посреди площади действительно появился новый замечательный дом. Он рос у всех на глазах, и каждый воочию видел, как его дело продолжают товарищи.
Наи-вняги изумлённо взирали на своё детище:
«Неужели мы сами построили такой огромный, такой красивый дом?»
«Ну как? Теперь убедились в том, что можете обойтись и без богов и других покровителей?» – спросил я, скромно торжествуя победу.
«Ты так считаешь, всевидящий?» – спросил толстяк.
«Ну конечно! Ни один бог, ни один сверхъестественный человек не может тягаться с обычным смертным, если тот строит и сеет вместе с товарищами!»
«Пожалуй, ты прав, – согласился толстяк. – А что же будет с тобой, богоподобный? Ведь если это так, то ты нам отныне не нужен! Разумеется, мы можем оставить тебя, но только уже на общих основаниях».
«Спасибо, но моё место на родном буксире „Перепёлкино“. И вообще, я не богоподобный, а простой и по-прежнему скромный юнга!» – сообщил я, обращаясь и к наи-внягам и ко всему введённому в заблуждение человечеству.
И тотчас до моего слуха донёсся знакомый густой гудок. К острову подходил мой буксир, который уже обогнул всю Антарктиду и приближался с другой стороны света.
– И всё же зачем ему понадобилось это? Выдавать себя за вас? – спросила тоненькая черноокая миражанка.
– Ах, Сорейя, неужели ты не понимаешь? – укоризненно сказал старец. Ведь…
– Минуточку, я сейчас объясню, – сказал я, вежливо вмешиваясь. – Действуя как бы от моего имени, Пыпин хотел, чтобы я поверил, будто я на самом деле такой же плохой, как он. Будто мы с ним одно плохое целое.
И вновь глава седьмая,
восстанавливающая справедливость и позволяющая миражанину довести рассказ до конца
– Ну, кажется, я прояснил всё, что должен был прояснить, и ваш юный воспитанник может теперь уже беспрепятственно закончить свою интереснейшую историю, – заверил я старца, приложив к сердцу ладонь. – Но если он не возражает, я могу за него это сделать сам, – предложил я, опасаясь, что из-за давности событий неопытный юноша может нечаянно испортить великолепный рассказ.
– О, вы нам окажете честь! – обрадовался добрый миражанин. – Вы, говорят, отменный рассказчик. А впрочем, мы только что убедились в этом сами. Верно, ребята?
Обе воспитательницы и все бывшие воспитанники сада подтвердили его слова. Кто горячими восклицаниями. Кто красноречивым кивком головы.
– Тогда слушайте, что было дальше, – произнёс я, польщённый доверием этих милых людей. – Итак, вы уставились на него, стараясь понять, как это юнга в одно и то же время очутился в двух разных местах? Первым, как и подобает, пришёл в себя заведующий садом, то есть вы, почтенный аксакал, и бдительно воскликнул:
«Дети, перед вами самозванец!»
«А я виноват, что похож, да? Я виноват? – закричал хулиган, чуть не плача. – И потом: я чему вас учил? Ну, признавайтесь! Разве вам не хочется шуметь? Не слушаться старших, а делать по-своему, да? Вот ты, Садык! Ведь ты не любишь рыбий жир. Не так ли»
«Так», – прошептал честный Садык.
«Да он прав, этот человек, и спать нам ужас как не хочется после обеда. Выходит, он хочет нам добра», – подумали вы, все остальные дети.
«А вы, гражданин педагог? – продолжал хулиган, осмелев. – И вам ведь хочется иногда… ну, признайтесь… говорите вы себе иногда: „Ничего с детьми не случится, если я часишко посплю и предоставлю детей себе. В конце концов, не так уж он вездесущ, хулиган этот Пыпин“».
«Я живой человек, имею право ошибаться», – ответил заведующий, то есть вы, уважаемый, краснея.
И тут ваш детский сад наполнился таким количеством легкомыслия, что стал легче воздуха и начал всплывать к верхним слоям атмосферы на манер поплавка. Вы все растерялись, не зная, что же произошло, и только Пыпин забегал, завопил: «Караул, помогите!» – и в последний момент спрыгнул с кромки медленно поднимающегося оазиса в песок. Когда же вы пришли в себя, земля уже виднелась далеко внизу. Ваш сад висел над облаками.
Молодые миражане потрясённо молчали, а старец, покачав головой, сказал:
– Так вот в чём дело?! Но как бы то ни было, вот уже четверть века наш сад парит в небесах, оторванный от остального мира. То есть над нами часто висят вертолёты, то ли с научной целью, то ли просто с группой туристов. Мы сигналим, просим помочь, но они, изучив и нас, и сад, сняв его на плёнку и так и этак, улетают прочь, как будто у нас не детский сад, а всего лишь явление природы. Мы долго не могли понять, почему добрые люди не торопятся с нашим спасением. Но однажды до нас донеслось слово «мираж». Его произнёс один радиокомментатор, ведя передачу с борта самолёта. Он так громко кричал в микрофон, что мы слышали каждое его слово. После этого мы лишились последней надежды на возвращение и, стыдно сказать, совсем упали духом. Ведь только подумать, сколько конфет и варенья могли бы мы за это время съесть! Сколько фильмов увидеть! Миллионы банок! Тысячи кинокартин! То есть ели бы дети, ну и мне досталось немножко. Но, увы, и конфеты едят, и фильмы смотрят другие. И всё это без нас!.. И ещё раз – только подумать! – вскричал заведующий с новой силой. – И всё это случилось из-за того, что кто-то решил избавиться от своего плохого «я», взял да спихнул его чужим людям. Пусть, мол, те повозятся с ним. А я, мол, зато буду сплошной хороший! Да, мы были слегка легкомысленны, но не больше, не больше других! И не будь этого Пыпина, кто знает: может, вот в эту минуту я и мои питомцы смотрели футбольный матч!
Я покраснел от стыда. Но никто этого не заметил, и старец, успокоившись, сказал:
– Единственное утешение: вам, безусловно, в конце концов удалось победить этого хулигана личным примером и тот, очевидно, служит пожарником или образцово водит такси.
– Ах, если бы, – ответил я, невольно вздохнув. – Он до сих пор хулиганит.
– Значит, это он пришёл вместе с вами? – спросил старец, пугаясь.
– Увы, – честно признал я и тут же встрепенулся. – Но что-то долго Пыпина нет? Как бы он вновь не натворил беды!
И тотчас снаружи раздался звон подфутболенной консервной банки, развязные крики и уличное пение.
Мы выбежали из дворца и увидели Пыпина. Он сидел на верхушке кокосовой пальмы и следил за нами настороженным взглядом.
Я забеспокоился и спросил:
– Что с вами, Пыпин?
– Да вот захотелось нарушить общественный порядок, – признался Пыпин. – А то уж такая тишь, что даже противно. Листья шелестят, птицы поют, журчит вода, понимаешь. Ну я и не утерпел. Нарушил! И спрятался заодно. Вдруг вспомнят старое и взбучку дадут. И за то, и за это, – пояснил Пыпин, кивнув на сопровождавших меня миражан. – А что я сделал такого? Как Толик, так ничего. Ему можно и дыры в днище вертеть, и судно, понимаешь, на рифы. А я чуть что – и сразу: Пыпин такой, Пыпин сякой, – сварливо сказал хулиган.
Это было несправедливо. Я строго осуждал все проделки Толика Слонова. И всё же я с укором сказал:
– Стыдитесь: он мальчик, а вам уже за шестьдесят!
– Тем более! У него всё впереди, а мне озоровать всего ничего осталось. Начнутся ревматизмы и подагры всякие, – возразил хулиган.
И всё же, помимо своей воли, конечно, он сделал доброе дело: напомнил о Толике.
– Люди добрые, – спросил я миражан, – вы не видели мальчика на воздушном шаре? Мальчика Толей зовут.
– А как же! Того, что море не видел четыре года? – догадался старец. Этот как раз недавно
