На изломе - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так он начал возвращение в политику. Стал депутатом Верховного совета, избрался в Верховный совет России, стал его председателем, отбил оголтелую атаку коммунистов во главе с Осадчим.
Второе, что он понял – это то, что он никогда не станет президентом СССР – да ему это и не нужно, трон этот выглядел все более и более шатким. Но он может стать президентом РСФСР и возглавить борьбу за ее права.
Россия была бесправна еще со времен Ленина, различавшего национализм нации угнетенной и национализм нации угнетателей. У нее отняли даже имя, оставив невнятное РСФСР. У русских не было собственной компартии, не было собственной академии наук, не было собственного МВД и КГБ. При Брежневе все это приобрело сугубо… инструментальный окрас. При распределении дотаций и выплат из союзного бюджета – Россия всегда стояла в очереди последней и защитить ее было некому. Потому Москва по благоустройству была где-то на пятом десятке городов Союза, потому Ленинград был «великим городом с областной судьбой», и это звание ему было дано не просто так, потому в Тбилиси с полумиллионом жителей было метро, а в полуторамиллионном Свердловске не было, потому грузинский писатель пишущий на грузинском языке, получал за строчку примерно в пять раз больше чем русский пишущий на русском et cetera, cetera.
Обезлюдевший, захиревший русский центр…
Ельцин в какой-то момент понял: Россия – это пятьдесят один процент избирателей Советского союза, контрольный пакет. Значит, нужна демократия и прямые выборы. Если заменить существующую сложную систему согласований и уступок прямой электоральной системой – тот кто контролирует РСФСР, контролирует и СССР. И еще – русские избиратели пойдут за ним потому что им нечего терять. В СССР они – сироты.
Но даже он не ожидал мощи того движения, буквально за год катапультировавшего его на самый верх.
Но – что сейчас? Программа Пятьсот дней – еще неизвестно, что с ней будет, недовольство народа политикой Центра растет. Он сам же, его команда – спутаны по рукам и ногам постоянными согласованиями в союзных структурах. И все что он делает – маневрирует в попытках набрать большинство и протолкнуть свой вариант решения. Блокируясь то со среднеазиатами, то с Кравчуком и Шушкевичем.
Не хватит ли?
…
Приняв решение, Ельцин пробежался взглядом по тоненькой книжке с номерами телефонов вертушки, набрал короткий прямой номер.
– Евгений Иванович…
В глубине души он ощущал и провал, как будто падаешь – и хорошую спортивную злость. Он понимал что переходит черту – маршал Шапошников был союзным министром, и выходить на него напрямую минуя Горбачёва и даже не поставив его в известность – по аппаратным правилам было недружественным поступком. И более того – прямо порицаемым. Понимал это и сам маршал Шапошников.
Но трубку взял. И доложил – не своему верховному главнокомандующему – о положении дел в Киеве, о том что Альфа взяла штурмом здание Верховного совета и освободило заложников, что это не привело к разрядке ситуации, что перед Киеврадой собрался многотысячный митинг, участники которого открыто выражают солидарность с террористами. О том, что до сих пор не восстановлено и наполовину боевое управление тремя военными округами, что части управляются по телефону, и что в некоторых – прошли офицерские собрания, на которых были выдвинуты националистические и антисоветские лозунги.
Что по тревоге подняты части Национальной гвардии Украины, что они непонятно на чьей стороне, что на улицах замечены «афганцы»…
Шапошников говорил, говорил о том, что не сделано, и его офицерская честь не шепнула ему на ухо один простой вопрос: а кто должен был не допустить всего этого? Не ты ли?
Но Ельцину – это и не надо было. Ельцин и Шапошников – они были одной крови, одной стаи и один на интуиции подыгрывал другому, говоря именно то, что хотел услышать второй, как говорят футболисты – пасуя на ход.
И Ельцин пас принял.
– Ты вот что, Евгений Иванович… политическая ситуация сложная, понимаш. Нам тут второго Нагорного Карабаха не хватало…
И снова – не шевельнулась, не напомнила о себе совесть маршала Шапошникова – ведь Нагорный Карабах случился только потому, что вовремя не скрутили и не наказали зачинщиков. Все ведь с митингов начиналось, а кончилось – чем? Или – Ош. Все началось с массовой драки за какие-то приусадебные участки – а кончилось?
– … ты не спеши войска вводить, это не дело. Давай, я сначала с Леонидом Макаровичем потолкую, как быть. Может и миром обойдется.
Шапошников был только рад – быть вторым генералом Родионовым, запятнавшим мундир кровью Тбилиси – он не хотел. И с радостью сдал проблему политикам…
А Ельцин вызвал Вощанова и приказал разыскать Кравчука. Хоть как.
…
Леонида Макаровича найти удалось относительно быстро. Он, как оказалось, переместился в здание Киевского горсовета (Киеврады) и там был блокирован настроенными агрессивно митингующими. Сейчас он сидел вместе с депутатами Горсовета без кворума (несколько депутатов, пытавшихся пройти в здание Киеврады захватили митингующие и удерживали в заложниках, угрожая расправиться) и собирался делать ноги, для чего один из прикрепленных уже осматривал выходы в систему подземных коммуникаций и бомбоубежище. Звонок «друга Бориса», которого он втайне ненавидел (так как считал себя намного умнее его) – стал для него подобно гласу с неба.
– Леонид Макарович, что там у вас происходит?
– Беда происходит, Борис Николаевич, беда…
– Ты там как, держишься
– Держусь. Товарищи двери баррикадируют.
Это в самом деле было так. Кравчуку, которого все еще прокоммунистическое большинство городских депутатов считало чуть ли не ренегатом из-за его заигрываний с националистами – чуть морду не набили, но теперь действительно баррикадировали двери. Хотя высказанное кем-то сгоряча решение – вытолкать президента на улицу и пусть он объясняется со своими националистами – было не такой уж глупостью, если вдуматься.
– Леонид Макарович, скажи честно – тебе армейская поддержка нужна? Может, тебя в
