Личный бумажный Демон - Константин Леонидович Бабулин

– Спасибо, – опять усмехнулась бабушка, – и не давайте.

– Хорошо, так кто же убил Лермонтова?

– Не спешите, теперь давайте вспомним о пропавших письмах…

– О. Которые у Лермонтова украли в Тамани?

– Да, те самые. Так вот, эти злосчастные письма, сёстры Мартыновы передали поэту где?

– Где?

– В Пятигорске. А это значит что?

– Да не томите уже, что это значит?

– Что семейство Мартыновых, включая сестёр естественно, в 1837-м году находилось в Пятигорске, где уже блистала Эмилия. Запомним это первое пересечение.

– В каком смысле, какое пересечение?

– Что Наталья Соломоновна Мартынова и Эмилия Верзилина были в Пятигорске летом 1837 года, и Лермонтов тоже был там. И говорят, неудачно ухаживал за Натальей Соломоновной.

– Сколько им было лет тогда?

– Наталье 17, Лермонтову 23, а Эмилии 22.

– Совсем дети, по нынешним временам…

– По нынешним да, но скажите, кто из нынешних 23-х летних, пишет «Героя нашего времени»?

– А Лермонтов уже писал его?

– Да именно тогда, и как говорили тогда же, прототипом княжны Мери была не кто иная, как Наталья Мартынова.

– Ого, так значит у них был роман всё-таки?

– В том виде, как описано в повести нет, но нет дыма без огня, и что-то между ними было. И это что-то заставило Лермонтова прочитать письмо Натальи.

– Всё-таки прочитал письма? А потом объявил об их пропаже? Это правда?

– Да, правда.

– И что же он прочитал там?

– Что у Натальи Мартыновой был роман с Эмилией Верзилиной.

– Вот это да…. И что?

– Судя по всему, это произвело на юного поэта сильное впечатление.

Светлана надолго замолчала, обдумывая услышанное, и постепенно разрозненные пазлы сами собой начали складываться в общую, понятную картину.

– Так он не ухаживал за Эмилией в 1841 году, когда опять оказался в Пятигорске, а пытался как-то поквитаться с ней?

– Именно. Только у него ничего не получалось, она оказалась для него слишком крепким орешком. А когда он в бешенстве пообещал ей, что в следующем романе, он изобразит её с Натальей, и их отношения – она застрелила его.

– И случилось это на пикнике, в присутствии всей известной компании?

– Да, он был так раздосадован, её колкими словами, что Наталья никогда не променяет её ни на кого другого, а уж тем более на него, что вскочил на коня, собираясь уехать, не дожидаясь окончания пикника, но перед отъездом бросил ей. Что он посмотрит, какая она смелая, когда прочтёт об этом в его новом романе. Вот тут-то она и подошла к нему, со словами: – «Зачем ждать так долго? Какая я смелая можно узнать прямо сейчас». И застрелила его, из его же собственного пистолета, который достала из седельной кобуры.

– Поэтому такой раневой канал, и поэтому все свидетели молчали о случившемся. Понятно, они были полностью на стороне Эмилии. Дааа. А Николай Мартынов взял вину на себя, действительно спасая честь сестры Натальи.

– Да.

– И вы не хотите, чтобы эту реальную историю, кто-то узнал?

– Не хочу.

– Обалдеть…

Они надолго замолчали.

Светлана переваривала масштаб услышанного, и он всё больше и больше поражал её. «Какая фантастическая история… Правильно делает, что молчит о ней. Если её обнародовать такое начнётся… Восстанут все без исключения. Первыми, естественно, оскорбятся патриоты – Как же так, светоч русской поэзии ревновал Наталью Мартынову к женщине, и был ею застрелен за это – банальная бытовуха. И даже хуже, не просто бытовуха, а бытовуха с неправильным уклоном. По нынешним временам, это вообще ни в какие ворота.. И ни тебе борьбы с самодержавием, ни ореола мученика – один позор, даже романтики никакой нет. Боевой офицер, ввязался в конфликт с бабами, и погиб не ЗА бабу, а ОТ бабы – кошмар патриота. Дааа. А остальные: литературоведы, историки, краеведы и прочая сволочь, пардон, сотрудники умственного труда – как заголосят? И даже не заголосят, а завоют, и накинуться со всех сторон. Так и вижу их научные перекошенные рожи, жуть. Мда… Нельзя говорить об этом».

– А кто ещё знает эту историю? – наконец спросила она Лидию Петровну.

– Никто.

– Как никто? А Надя из музея?

– Нет, не знает. Знает ещё Ирочка, моя внучка, но она не верит, считает, что доказать подлинность письма невозможно, так что не стоит и дёргаться. И отнОсится к этому как к семейному преданию.

– И скорее всего, правильно делает. Представляете, что начнётся в научных и литературных кругах, когда вы обнародуете это письмо? А в патриотических?

– Да, конечно, и именно поэтому мы, без малого двести лет, храним этот секрет внутри семьи.

– Да, согласна. Хотя жаль – такая информационная бомба взорвалась бы, ужас. – Светлана встала и с чувством прошлась по небольшой палате взад и вперёд. – Мдааа… И ведь главное всё объясняет, все нестыковки, все странности, все непонятные поступки… Чёрт надо же. Даа,… – она снова села напротив бабушки, – но это всё дела минувшие, давайте вернёмся к сегодняшним. Что там с Кашиной?

– Да, Лизочка. Она, конечно просила покопаться в дневниках и письмах, но я по понятным причинам не разрешила. А вот то, что у нас оказался подлинный рисунок Врубеля, я, честно говоря, и сама не знала. Он лежал в какой-то папке с другими рисунками, ценность и значимость которых мне неизвестна. Я думала, что Миша, мой муж, эти рисунки что называется «за компанию» покупал. Знаете, когда покупаешь архив, то берёшь всё скопом, и то, что нужно и то, что не нужно. Не раз бывало, когда покупалась целая коробка старой макулатуры, ради одного письма или дневника. Просто потому, что владельцы не хотели продавать по одному листочку, иногда понимая, а иногда нет, что поштучно они вообще ничего не продадут.

– Ясно, и что дальше? Обнаружила она рисунок и что?

– Глаза загорелись, руки затряслись, было видно что она присутствует при сотворении чуда. После чего забрала у меня этот рисунок, и всё.

– Просто так забрала? Без расписки или договора?

– А да, расписка была, и даже нотариальная доверенность на то, что она имеет право от моего имени сдать его в музей, для участия в выставке.

– Ну хоть так. И что дальше?

– Всё, где-то через неделю или полторы, после того как она уехала, она позвонила и попросила никому ничего не говорить о рисунке.

– И вас это не удивило? Я бы на вашем месте сильно обеспокоилась. Вы знаете, сколько может стоить такой рисунок?

– Нет, не знаю…. Понятно, что дорого, но зачем мне это, я же не собиралась его продавать.

– Но его могут украсть и для меня удивительно, что вы