Торговая игра. Исповедь - Гэри Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маруноучи не похож на Кэнэри-Уорф. В Кэнэри-Уорф не так много небоскребов, и я видел, как они поднимались по одному. Для меня они существуют как отдельные личности, особенно те центральные три, которые я наблюдал в детстве - Citibank Tower, HSBC Tower и средний, пирамидальный. В Маруноути так много небоскребов, что все это место скорее небоскреб, чем не небоскреб. Их должно быть не меньше тридцати, или сорока, или пятидесяти, все сорокаэтажные или больше, и все это возвышается как единое целое, как квартал. Несмотря на то что погода в Токио сильно меняется от лета к зиме, небо в моей памяти всегда теплое и всегда голубое. Возможно, это потому, что именно таким оно было, когда я впервые приехал сюда в конце сентября 2012 года.
Когда я сидел там, на маленькой ступеньке у императорского дворца, и смотрел на Маруноути, я всегда думал об одном и том же.
"Боже мой, - думал я, - здесь так много окон".
Так много небоскребов, так много этажей, так много окон. И за каждым из этих окон - ряды и ряды мужчин и женщин, работающих изо дня в день за рядами и рядами компьютеров, с раннего утра до глубокой ночи.
Как они не решили мировые проблемы?
Потом я вставал, стирал с брюк белую гравийную грязь и шел обратно в офис, а когда добирался до офиса, ставил на конец света.
2
В то время, когда я переехал в Токио, мне действительно не стоило никуда переезжать. Вес падал с меня уже несколько месяцев, и к тому моменту я весил менее 60 килограммов, то есть около девяти с половиной килограммов. Даже для меня это не так уж и много.
Не уверен, что я знал, что у меня есть проблема. Был момент, когда мне пришло в голову, что, наверное, это ненормально - быть патологически неспособным покупать диваны, да и вообще любые предметы домашней мебели. Но я позволил этому моменту пройти, как и многим другим моментам сомнений. Если бы я этого не сделал, возможно, ситуация не ухудшилась бы так быстро. Но были и другие насущные проблемы, например процентные ставки.
От боли в сердце меня избавляли таблетки под названием "ИПП", которые не дают кислоте в желудке быть кислой, какой она и должна быть. Когда я принимал их в первый раз, примерно год назад, они оказались довольно эффективными, сразу же утихомирили боль. К моменту переезда в Японию я принимал уже третий курс, и они уже не действовали так хорошо. Тогда я спросил у врача: "Значит, это все? Я так и буду принимать эти таблетки до конца жизни?"
Он улыбнулся, протягивая мне рецепт, и сказал: "Возможно".
Но все это время я занимался торговлей. Торговля, торговля, торговля. Единственный настоящий друг, который у меня остался. Объективный, бесстрастный, надежный.
Самое главное в трейдинге - это то, что он всегда рядом. Рынки, знаете ли, не останавливаются.
Ну, они останавливаются, наверное, по выходным, но даже тогда есть экономика.
Экономика стала навязчивой идеей, она распространялась, как нефтяное пятно, по кислоте моего сердца.
Правда, на офис мне было уже наплевать. Но экономика? Эта любовь никогда не умирала.
Когда я впервые осознал, что экономика разрушена, что год за годом она будет становиться все хуже и хуже, я не очень-то об этом задумывался. То есть я думал об этом, конечно, думал. Но я никогда не спрашивал себя, что это значит.
Это была моя работа, понимаете? Вы смотрите на экономику и говорите: "Ну, что будет в этом году? Экономика сильная или слабая? А что будет в следующем году? Это упрощение, но когда дело доходит до дела, то именно это и есть торговля процентными ставками. Это была моя работа.
Допустим, ваша работа заключается в измерении глубины плавательных бассейнов. Вы же не станете ходить и измерять бассейны, а потом спрашивать себя: "Что это значит?"? Скажем, ваша работа - чинить диваны. Вы же не спрашиваете своих друзей: "Что означает этот диван?".
В тот момент, когда я понял, что экономика будет ухудшаться вечно, я был уверен в себе. Я был достаточно уверен в себе, чтобы сделать на это большую ставку. Я видел механизм, с помощью которого это произойдет, и понимал, почему большинство опытных экономистов его не заметят. Я видел это ясно. Я вижу это и сейчас. Но я никогда не задавал себе вопрос: "Что это значит?".
Я просто поставил торговлю. Я просто сделал свою работу.
Но по мере того, как эта сделка стала приносить мне наибольшую прибыль во всем Citi Global Foreign Exchange, росло осознание того, что это не просто теория. Это была реальная вещь.
За это мне платили кучу денег, а потом я их инвестировал. В какой-то момент, когда я занимался инвестированием, я спросил себя: "Для чего я вкладываю эти деньги? Потрачу ли я их когда-нибудь? Скорее всего, нет".
И тогда я подумал: "Ну что ж, в таком случае я инвестирую их для своих детей".
А потом, совсем мимолетно: "А что, если я прав? В каком мире будут жить мои дети?"
Но я отбросил эту мысль и очень быстро вернулся к инвестициям, потому что инвестиции и цифры - это то, что мне нравится. Числа - это место, где я в безопасности.
Но были и моменты. Маленькие, короткие моменты. Когда надо мной расстилался густой полог деревьев, и я ловил взглядом темное звездное небо. И в эти моменты я мечтал уволиться. Думаю, именно это и произошло в тот день в офисе с Лягушкой. У меня был один пронзительный момент просветления, и в этот момент я увидел небо и понял, что для двадцатипятилетнего миллионера не совсем правильно работать в дырявых ботинках, жить в доме без пола. Спать по вечерам на сломанном красном диване и просыпаться от холода посреди ночи, мечтая о цифрах. Испытывать такие стреляющие боли в сердце и временами не иметь возможности поесть. Наверное, именно поэтому в тот момент я сказал, что хочу бросить работу.
Но проблема была в том, что я не мог уйти. Видите ли, я был прикован наручниками. Когда в начале 2012 года Citibank выплатил мне тот огромный бонус, который я уже не помню, они позаботились о том, чтобы крепко привязать меня к экранам. Часть бонуса должна была быть
