Разбитая музыка - Стинг

Стюарт сидит за барабанной установкой в темных очках и кожаном пиджаке. Поскольку в комнате совсем нет солнца и довольно тепло, я несколько озадачен его внешним видом, пока не замечаю, что в другом углу комнаты на изысканно белом фоне чехла, прикрывающего комод, сидит еще один человек в непроницаемых черных очках, черной безрукавке и кожаных брюках. Насколько я могу судить, выражение закрытых очками глаз у обоих отличается мрачной серьезностью — так, я полагаю, выглядят террористы, позируя перед камерой после совершения какого-нибудь ужасного теракта. Должно быть, это какой-то новый имидж, потому что в комнате явно ощущается атмосфера ясной и четкой позиции, и когда я появляюсь в дверях в своих обыкновенных джинсах и с ребенком на руках, сразу возникает некоторая дисгармония между мной и террористической эстетикой черной кожи на фоне белой ткани.

— Это Генри, — говорит Стюарт, сохраняя свой зловещий вид и явно смиряя при этом свое естественное волнение.

— Привет, Генри.

— Генри с Корсики. Он не очень хорошо знает английский.

Я мысленно представляю себе, насколько более органично выглядел бы Генри веке в девятнадцатом где-нибудь на природе в живописном костюме горного разбойника с саблей и пистолетами, лежащим в засаде среди холмов над городком Бастией в надежде подстеречь и ограбить какого-нибудь незадачливого путешественника.

Генри Падовани — наш новый гитарист, и когда мы впервые начинаем играть вместе, становится ясно, что Стюарт пригласил его не за виртуозную игру. Он знает лишь несколько аккордов, зато как круто он выглядит в своих кожаных штанах. Стюарт обучил его двум своим песням — «Nothing Achiving» и «Fall Out» для студийной записи, которую он планирует сделать в ближайшее время. Генри играет их неплохо, но когда он начинает импровизировать, кажется, ему немного не хватает фантазии. После того, как рассеялись мои первоначальные подозрения по поводу нашего нового гитариста, оказалось, что это довольно очаровательное существо, вежливое, дружелюбное, стремящееся учиться, а также обладающее забавной манерой изъясняться по-английски. Однажды он внезапно перестает играть, явно из-за каких-то проблем с гитарой, и спрашивает меня: «Пожалуйста, давать мне веревку?»

— Веревку? Зачем тебе понадобилась веревка?

— Oui, c'est ça, веревку. — Он выхватывает запасной провод для электрогитары из моегогитарного футляра, показывая, что это и есть та «веревка», которая ему нужна, и с этого дня мыначинаем называть гитарные провода «веревками».

Джо, который безмятежно проспал все то время, пока мы гремели и шумели, наконец, проснулся и стал требовать, чтобы его покормили. Генри пытается заслужить мое расположение, предложив помочь мне разогреть молоко, и мы делаем перерыв, пока малыш до последней капли не выпивает содержимое бутылочки. Я кладу моего маленького сына обратно в корзинку, и когда мы возобновляем свой несусветный шум, он немедленно засыпает снова. Уверяю вас, что если бы вместо импровизации в стиле хэви-метал мы играли бы «Колыбельную» Брамса, он не мог бы спать более сладко.

Новый гитарист понемногу осваивается, и однажды, когда мы заканчиваем одну из своих наиболее успешных репетиций, он говорит с воодушевлением:

— Здесь же было несколько моментов по-настоящему? Мы глубокомысленно киваем:

— Да, несколько моментов по-настоящему.

Впредь все наши музыкальные удачи будут называться «моментами по-настоящему». Так родилась группа Police, при помощи нескольких «моментов по-настоящему», детской бутылочки, пары мощных аккордов и кожаных штанов.

11.

За те недели, что прошли в поисках жилья, мы с Фрэнсис вконец измучились. И тем не менее, весь наш результат — это ноющие от усталости ноги, расстроенные нервы и огромный счет за бензин, потому что нам приходилось постоянно колесить из конца в конец огромного Лондона. Мне уже начинает казаться, что моя затея безнадежна, когда боги вдруг вознаграждают нас, проявив немного олимпийской щедрости. Одна из подруг Фрэнсис, актриса, на целый сезон уезжает работать в Эдинбург. Ее зовут Миранда, и она снимает комнату на последнем этаже дома в Бэйсуотер. Зная о нашем затруднительном положении, она позволяет нам пожить пару месяцев в своей комнате, которая в ее отсутствие будет пустовать.

Мы проезжаем через Гайд-парк и останавливаемся около элегантного дома на Барк-плейс, неподалеку от Бэйсуотер-роуд. Это шикарный дом, и мне трудно представить себя даже просто входящим в него, не говоря уж о том, чтобы в нем жить. Когда-то дом принадлежал лорду и леди Даннетам (мне неизвестно, кто это такие), но теперешняя его хозяйка — оперная певица по имени Пенни. В доме четыре этажа с большими просторными комнатами, наполненными скульптурами и картинами, правда, наша комната на верхнем этаже — самая маленькая. В парадной гостиной на первом этаже стоит большое пианино (к счастью, настроенное), а двустворчатые окна до самого пола выходят в маленький сад, где растет огромное буковое дерево. Окна нашей спальни смотрят прямо в гущу верхних ветвей этого чудесного дерева, и легко представить себе, что ты живешь прямо в его кроне. Наверное, это самое зеленое место из всех, где мне доводилось жить до этих пор. Бэйсуотер — это самый центр Лондона, мы будем жить в минуте ходьбы от Гайд-парка, а также магазинов и ресторанов на Куинсвэй, главной артерии города, на которой жизнь бьет ключом круглые сутки. Короче говоря, это отличное место для пары, которая хочет жить и работать в мегаполисе, и ощущать на себе его чары. Греки, русские, турки, итальянцы, индийцы и пакистанцы — все сосуществуют в этом бурлящем котле красочной уличной жизни. Здесь есть казино, круглосуточный супермаркет и, говорят, один-два высококлассных борделя. Вот в этом месте мы и будем жить в ближайшее время. Мне кажется, что это невероятное везение — попасть сюда, пусть и ненадолго. Поскольку последнее время мы не могли планировать жизнь дольше, чем на неделю, два месяца кажутся вечностью. Но мы не можем позволить себе долго толочь в ступе воду. Что-то должно произойти, и, слава богу, у Стюарта есть план.

Мы собираемся записать две его песни: «Nothing Achiving» и «Fall Out». При этом я буду играть на гитаре и петь, а Стюарт будет играть на ударных, а также исполнять большую часть партии гитары, потому что у него получается лучше, чем у Генри. Потом мы планируем размножить свою запись на фабрике RCA в Дареме и вручную разнести тираж по музыкальным магазинам. Такой напор и такая находчивость Стюарта вдохновляют меня, представляя собой явный контраст с постоянным трусливым откладыванием, таким характерным, как мне казалось, для звукозаписывающей индустрии того времени. Для меня энергия Стюарта — настоящий глоток свежего воздуха, и я заражаюсь этой энергией, хотя музыка, которую мы будем играть, не очень мне близка.