Последняя башня Трои - Захар Оскотский

Вертолетчики деловито освободили от захватов мою «Цереру», опустилась створка грузового отсека, мы съехали по ней задним ходом на летное поле. Вместо серо-стальных «Титанов» нас дожидались там два черных вытянутых лимузина вип-класса, на которых обычно раскатывают высокие чиновники и крупные дельцы. Один лимузин тут же вырулил вперед, другой пристроился сзади.

И я помчался дальше, пленником в собственной машине. За стеклами пролетали перелески Подмосковья, потом замелькали городские кварталы. Мне, конечно, не раз приходилось бывать в Москве, но шестимиллионный столичный мегаполис по площади неизмеримо больше Петрограда, без карты на экране Антона я никогда здесь не ориентировался. Сейчас я мог только догадываться, что мы приближаемся к центру: с обеих сторон, отделяясь от фасадов, заполыхали рекламы. Потом я стал узнавать самые приметные знакомые места. Мы пролетели мимо Сокола и Белорусского вокзала, свернули влево на Садовое кольцо, у Красных Ворот повернули на Мясницкую. Я уже решил, что меня везут на Лубянку, однако мы проскочили и Лубянскую площадь. В проеме какой-то улицы открылся вдали кусок Кремлевской стены с башнями, и в этот момент мы сбавили скорость, повернули вслед за головным лимузином, как мне показалось, в тупик между зданиями и неожиданно скатились вниз, под мостовую, в ярко освещенный тоннель.

Подполковник Густышев повернулся ко мне и тихо спросил:

– Надеюсь, у вас нет ко мне претензий?

– Какие могут быть претензии!

Тоннель оказался ответвлением целой системы подземных улиц. Мы поворачивали несколько раз и наконец

остановились в подземной автостоянке, где вдоль стен сверкали шеренги лимузинов, еще роскошнее тех, что сопровождали мою «Цереру». Но людей в просторном зале не было, за исключением нескольких мужчин в штатском, дожидавшихся нас.

Подполковник поспешно выбрался из «Цереры», помог выйти мне и громко отрапортовал встречавшим: «Объект доставлен!»

Один из них, не обращая на него внимания, всмотрелся в меня и кивнул:

– Господин Фомин? Прошу вас!

Возникло ощущение дежа вю: нечто подобное происходило со мной в фирме «ДИГО», штабе мафии. Как тогда, мой провожатый повел меня мимо эскалаторов к неприметной двери в стене, за которой оказалась кабина лифта. Как тогда, мы понеслись куда-то вверх, и этаж назначения определить было невозможно – на счетчике ровно светились два нуля.

Я старался унять волнение, по крайней мере казаться спокойным. Выиграть в навязанной мне игре я никак не мог, но есть разница в понятиях – проиграть и сдаться. До сих пор, несмотря на страх, отчаяние, боль, мне как-то удавалось не сдаваться – и тогда, когда мне угрожали, и тогда, когда меня прострелили, и тогда, когда манили спасением в виде рабской жизни. Так, может быть, у меня хватит сил продержаться еще какое-то время? Ведь от меня требуется немногое – всего лишь оставаться самим собой. И если я сумею сохранить себя тем же человеком, каким прожил всю жизнь, я буду презирать своих победителей.

Лифт остановился, створки разъехались, выпустили меня, кабина с провожатым умчалась вниз. И на этом ощущение дежа вю оборвалось. Я очутился не в служебном коридоре, а в помещении, напоминавшем не то антикварный салон, не то ресторанный зал в стиле девятнадцатого века: диваны и кресла с атласной обивкой, на стенах картины в золоченых рамах – пейзажи, морские виды с парусными кораблями, в центре – накрытый снежно-белой скатертью стол, на нем в фарфоровой вазе – огромный букет живых цветов.

– Добрый день! – меня приветствовала воркующим голосом красивая полногрудая блондинка. – Вам хватит

часа, чтобы привести себя в порядок? Прошу сюда, – она приоткрыла резную дверь, за которой оказалась вполне современная ванная комната. – Мы приготовили чистое белье вашего размера, на полочке – бритва и лосьоны. Я удаляюсь, чтобы вас не стеснять.

Она плавно повернулась и уплыла прочь, позволив мне оценить ее тяжелый, грациозно покачивающийся зад, рельефно обтянутый тугой юбкой. Как ни готовился я в дороге к неожиданностям, от такой встречи мне стало совсем не по себе. Непонятное вызывает самую большую тревогу, я испытал бы меньшее смятение, если б вместо подозрительной роскоши оказался в простом следственном кабинете. Но деваться было некуда, а туалет и душ мне действительно были необходимы. И я шагнул туда.

Ровно через час, вымытый и побритый, с приятным ощущением новенького чистого белья, я прохаживался вокруг стола с цветами. Теперь мне захотелось есть. Я подумал, что если в этой диковинной спецслужбе меня принимают с таким почетом, то обязаны и накормить.

– Простите, простите, заставил ждать! – раздался сзади странно знакомый голос.

Я обернулся. В зал, широко улыбаясь, входил мужчина, которого я и вправду где-то, когда-то видел. Чем-то, пожалуй, он напоминал президента Евстафьева, но казался гораздо моложе.

Человек подошел, протянул руку, представился:

– Евстафьев Георгий Михайлович.

У меня похолодело в моем голодном животе. Черт возьми, это действительно был наш президент! Я угодил из леса прямиком в гости к президенту России!! От такой фантасмагории голова пошла кругом. Спасала, как прежде, защитная реакция рассудка, она обволакивала, притупляла восприятие: президент так президент.

А он в самом деле резко отличался от своего телевизионного образа. Конечно, рост и осанка были те же, но внешность… Вместо выдубленной физиономии, прорезанной мужественными морщинками, у него было бледное лицо с гладкой, лоснящейся кожей. Вместо сверкающей, как серебряный шлем, благородной седины – растре-

панные пряди мышиного цвета. Вместо взора, устремленного вдаль, – бегающие глаза. Этот живой президент выглядел неказистым сыночком себя самого, экранного. Нелепо вспомнился официант из ресторана «Император Павел», загримированный в мудрого старика.

Мне ничего не оставалось, как только представиться самому:

– Фомин Виталий Андреевич.

А президент всё не выпускал, всё тряс мою руку и похохатывал:

– Поздравляю! От всей души поздравляю!

Я понятия не имел, с чем может меня поздравлять глава государства. Показалось даже, что меня собираются наградить орденом «За заслуги перед Отечеством». На всякий случай ответил обтекаемо:

– Спасибо. Мне, право, неловко.

– Чего там неловко! – гремел президент. – Это ж настоящий юбилей! Две шестерки!

Вид у меня, наверное, стал совершенно безумный, потому что президент покатился со смеху. Но уже в следующую секунду я вспомнил, какое сегодня число, и сообразил наконец, в чем дело: пятое февраля, день рождения, о котором я напрочь запамятовал среди погонь и покушений! Всё правильно: мой календарный возраст достиг шестидесяти шести. Тут же я припомнил, что у Евстафьева KB лет на десять меньше, и догадался, что за чудеса творятся с его внешностью. Ну разумеется: генную профилактику он прошел где-то около тридцати, биологически ему сейчас всего тридцать пять – тридцать шесть, поэтому имиджмейкеры так тщательно и старят его для показа народу.

А он веселился:

– С божьей помощью и современной медициной вы у нас, дорогой, и до трех шестерок дотянете, до полной победы над всякой дьявольщиной! А пока и две отметим! Девочки!… – президент выпустил мою руку, обернулся, похлопал в ладоши.

Вокруг нас ярким вихрем пронеслись пышнотелые, сияющие улыбками красотки в облаках духов. Стол стремительно покрылся бутылками, фужерами, тарелками с закуской.

– Уж простите, голубчик, своего президента, – сказал он, когда женщины исчезли и мы опять остались вдвоем, – что пригласил вас не по правилам политеса. Да ведь если бы чекисты вас не перехватили и ко мне не привезли, куда бы вы в своей гонке заехали?… А поспели бы вперед наших ребят те, от кого вы улепетывали, что тогда? – он сокрушенно вздохнул. – Не имел бы я удовольствия с вами познакомиться! – И вновь просиял дружелюбной улыбкой: – Так что будем пить за ваш юбилей – коньяк, водку, виски, текилу?

– Ну, если можно, водку.

– О, сразу видно русского человека! Прошу к столу! – Он откупорил промороженный, запотевший штоф «Ледяного дома», налил две объемистые рюмки: – За вас, дорогой!

С голода и усталости у меня от выпитого тут же сладко закружилась голова.

Президент заботливо придвигал угощенье:

– Селедочку попробуйте – нежнейшая! Пирожки с грибами рекомендую!

После второй, почувствовав, что могу совсем размякнуть, я честно предупредил:

– Георгий Михайлович, если у вас, кроме поздравления, ко мне еще и дело, не будем тянуть.

– И то правда! – согласился президент, опять наполняя рюмки. – Что вокруг да около ходить, свои же люди! А дело, конечно, есть, как без него. – Он чокнулся со мной, внимательно проследил за тем, как я выпил. И вдруг сказал совсем другим тоном, точно пилой провел: – Так за что же вас убить хотят, Виталий Андреевич?