Летняя практика - Галина Гончарова

— Никому, — пожала я плечами. — Ловить рыбу можно везде, пока это не нарушает природного равновесия. За этим строго следят друиды и эльфы. А море… Оно свободно. Мы можем жить только на суше. А здесь — исключительно на заклинаниях. Кстати, долго мы будем добираться до берега?

Вопрос был далеко не праздным. Мой накопитель уже исчерпан, мы расходовали Лютиков. Этого хватит достаточно надолго, но все равно — чем быстрее, тем лучше, тем больше сил мы сбережем. Мы еще не знаем, что нас ждет в Милотане. Но сильно подозреваю, что придется кого-нибудь прибить.

— Часа два. Не больше. Наши лошади быстры, — произнес сиренид с лиловым хвостом. И завернул в заросли здоровущих водорослей.

А минуту спустя появился оттуда в сопровождении…

Морских коньков?

Да, это, безусловно, были они. Бледная пепельная окраска этих странных существ (словно их покрасили под металл) отливала то густо-синим, то зеленоватым цветом. Они держались в воде вертикально, как будто стояли на своих хвостах. Их головы и шеи копировали лошадиные, но мордочки были уморительно вытянуты в трубку, и посередине трубки, на бугорке вроде большой бородавки, торчали кверху два длинных рожка, загнутых, как кабаньи клыки. На гордой шее стояла дыбом растрепанная грива, реденькая, тощенькая, но настоящая. Почти как у лошади! Шея плавно переходила, минуя грудь, в приятно округленное брюшко. А сразу за коротеньким брюшком начинался длинный гибкий хвост, скрученный спиралью. Одним словом, это были натуральные морские коньки. Только вот морской конек размером сантиметров двадцать. Ну, двадцать пять! А эти — полтора метра минимум! Я была не намного выше каждого конька!

Самыми уморительными в облике морских коньков являлись их глаза: большие, круглые, яркие, они вертелись в разные стороны независимо друг от друга. И это было так забавно, что я засмеялась.

За что и получила. Забыла, что жизнь тоже любит повеселиться.

Как это — плыть на морских коньках-переростках?

Кошмарно!

Эти животные в принципе не знают, что их назвали в честь лошадей. И плывут туда, куда им больше нравится. Сирениды для общения с «лошадками» пользуются специальными амулетами, которые усиливают взаимопонимание человека и конька. Напоминают эти амулеты маленькие кожаные ладанки, висящие у каждого рыбохвоста на груди. Я хотела один приспособить к делу (то есть к себе), но куда там! Все равно что после японских иероглифов перейти на китайские. Вроде бы иероглифы похожи. Но смысл разный. Одним словом, мне ужасно хотелось посидеть над учебниками сиренид. Но это потом. А пока мы пытались справиться с наглой морской скотиной. Сирениды управляют ими легким движением руки. А мы? Руками и ногами. Хотелось бы и добрым русским словом, но приходится направлять их в полной тишине. Не потому что тебе не хочется вспомнить всю родословную данного скота, а потому что при попытке обругать наглую животину ты проглатываешь минимум литр воды. Она же не стоит на месте, пока ты ее ругаешь, а дергается во все стороны!

С-собака морская! Хесс дгеморгреаз!

Мало того, у сиренид ведь одна конечность — хвост. А у нас — две ноги. Поэтому седлами сирениды не пользуются. Им вообще подошло бы только дамское английское седло, то, где женщина сидит боком, свесив ноги. Но против этого восстал весь здравый смысл. В воде тоже падать не слишком приятно, поэтому сирениды не ездят верхом в нашем понимании. На коньков надевают что-то вроде уздечки, а сиренид держится за нее и плывет рядом. Получается намного быстрее, и свои силы не расходуются. Коньки отлично чувствуют под водой попутные течения и встраиваются в них. Таким образом, до берега нас домчат всего за час.

То есть домчали бы, если бы мы могли ими управлять.

Вдоволь (минут пятнадцать) посмеявшись над нашими попытками самостоятельно управлять коньками, носящими звонкое имя барловуров, сирениды просто связали поводья наших скакунов с поводьями своих. Теперь нам оставалось только держаться за повод и беречь голову.

И мы рванулись к берегу дружной кавалькадой.

На острие клина находились наши проводники-сирениды (четыре… особи? Уж точно не человека). В середине — мы, маги. В конце — шахтеры и двое сиренид. Мало ли, кто отстанет?

Особенно сложно приходилось гному. Ну, не создан подгорный народ для моря. Он — подгорный, а не подводный. И бедного Вердера мотало, как репей у собаки на хвосте. Он ругался, шипел, возмущался, а потом обреченно замолчал и, по-моему, решил, что — все. Пропадать так пропадать.

И все равно плыть на коньках неудобно.

Да, я знаю, что воздух тоже имеет свою плотность. Знаю, как бьет в лицо встречный ветер. Но вода воспринимается более тяжелой. Она откидывает назад неприспособленное тело, треплет и крутит в объятиях течения, подбрасывает и роняет на подводные камни, походя облепляет водорослями и шлепает не успевшими удрать рыбешками. И ничего приятного в этом нет. Вовсе даже наоборот.

А сиренидам все было нипочем. Они ловко вплетались в струи течений, проскальзывали между водорослями, один из них на ходу поймал рыбешку — и впился зубами прямо в чешую… я сначала поморщилась, а потом перестала.

Кое-кто и по доброй воле суши лопает. А у сиренид что — есть выбор?

Под водой как-то сложновато поджарить или сварить пищу. Вот вымочить или отжать — другое дело…

Сирениды, конечно, могул дышать воздухом. В этом отношении они скорее амфибии, чем рыбы. Но вот двигаться на суше им неудобно. И пикник с шашлыками устроить — тоже.

— Ёлка, чем у тебя только голова забита?

— Главное — ни обо что ею не треснуться, а то ценные мысли рассыплются.

— А они там есть?

— Определенно есть.

— Осталось стырить и принесть?

— Откуда ты этого нахватался? А еще король называется.

— На вашем факультете и не того нахватаешься.

— Ну и ладно. У нас все лечится… Ты, главное, обследования вовремя проходи, чтобы потом не было мучительно больно.

Остановка оказалась настолько внезапной, что я отцепилась от лошади, по инерции проплыла метра три вперед — и вписалась в спину одного из сиренид.

— Что случилось?

Сирениды словно не слышали меня. Они чутко поводили головами, совсем как их морские коньки, вращали глазами, высовывали языки, словно пытаясь уловить что-то незаметное…

А потом тот сиренид, в которого я вписалась, произнес одно слово:

— Ворролоуррр…

А в мозгу вспыхнуло ослепительно тихое и безжалостное:

— Они так называют гройнов.

Я выдохнула — и забыла вдохнуть. Гройны — в бухте Милотана?!