Дополнительный человек - Джонатан Эймс

– Некоторые карлики красивы, – сказал Генри.

Заговорили о карликах. Филип сказал, что Александр Поуп был карликом, а Ареш, который по большей части молчал, вспомнил Тулуз-Лотрека. Я возразил:

– Лотрек не был карликом, он был маленького роста из-за болезни костей.

– В самом деле? – заинтересовался Филип.

– О да. И ненавидел себя за это. Что видно из его полотен: его предметы всегда гротескны. Он восхищался гротеском. – Я читал о Лотреке и чувствовал себя человеком осведомленным, но Генри сердито поднял на меня бровь. Я незамедлительно осознал, что не должен говорить о гротеске, когда Вивиан сидит рядом, но я совершенно выпустил ее из головы.

– Все, что вы говорите о Лотреке, очень интересно, – продолжал Филип.

Однако, прежде чем я увяз в разговоре еще глубже, Генри сказал:

– Тихий ангел пролетел.

– Что за тихий ангел? – спросил Филип.

– Так говорят, когда в разговоре наступает пауза. А еще я вспоминаю в таких случаях стих из «Красных башмачков»: «Жизнь несется мимо, время несется мимо, но красные башмачки будут танцевать вечно».

– В разговоре не было паузы, – удивился Филип.

– На мне красные башмачки, – сказала Вивиан.

– Ну конечно, – поддержал ее Генри, и с карликами было покончено. Филип начал рассказывать об исследовании космоса и о том, как астронавты страдают от радиации: это отражается на яичках и они не могут иметь детей, на что Генри сказал, что Генри Джеймс подпалил свои яички, и Вивиан все это страшно понравилось. Ареш снова надул губы, а я просидел молчком до конца обеда.

Когда с едой было покончено, я поблагодарил Вивиан, и она сказала, что мне следует как-нибудь приехать в Филадельфию познакомиться с ее внучкой. Я был на седьмом небе, потому что по-настоящему почувствовал себя молодым джентльменом.

На улице мы распрощались. Филип и Вивиан уселись в лимузин, Ареш взял такси, и, как только мы с Генри остались одни, он сказал:

– Не могу поверить, что ты такой идиот.

– Почему?

– Так грубо говорил об увлеченности гротеском.

– Я не подумал, что она может оскорбиться.

– У тебя нет никакого такта, никакой чувствительности. Ты все время норовишь выставиться.

Тут что-то произошло неконтролируемое. По-видимому, долгие месяцы критики наконец достали меня, и я впал в истерику.

– Прочему вы всегда принижаете меня? – закричал я прилюдно, прямо перед фасадом «Мортимера». – Почему вы всегда хотите, чтобы я чувствовал себя тупицей? – И я начал плакать. Я не мог взглянуть на Генри. Оставалось только убежать от него.

В тот вечер я пошел сразу на два фильма и вернулся домой поздно. Генри лежал в постели, и я на цыпочках пробрался в свою комнату.

– Послушай, – позвал он. – Мне жаль, что я напустился на тебя. Нельзя быть таким чувствительным. Приношу свои извинения. Давай просто заметем всю эту дрянь под ковер. Там и так полно грязи, потерянной мелочи, там есть, может быть, даже старая маска для сна, чего там только нет.

– Согласен, все под ковер, – сказал я и начал раздеваться. Я испытал громадное облегчение оттого, что Генри не сердится на меня за то, что я разозлился, а потом еще и расплакался.

«Да ты истинный представитель среднего класса»

На следующей неделе позвонил Отто Беллман с Вирджинией, дублировавшей его на линии, и попросил Генри быть его шафером. Когда это случилось, я готовил на кухне обед.

Свадьба должна была состояться в предстоящие выходные. Они ждали до последней минуты, чтобы Генри не смог отказаться. Но он сделал определенные оговорки. Он потребовал, чтобы использовали Библию короля Якова, чего изначально не предполагалось. Вирджиния хотела Американскую исправленную, но пришлось уступить. Кроме того, Генри настоял, чтобы новобрачный был подобающе одет. Отто хмыкнул, что уже это слышал, но Вирджиния заверила Генри, что ему купят пиджак.

– Мне пришлось это сделать, – сказал Генри. – Я не мог сказать «нет», когда Вирджиния была у телефона. Но они поклянутся на Библии, а это самое важное. Они испугались, что в противном случае я не приду. – Затем Генри перешел на акцент У.К. Филдса и похвастался: – Они боятся, что я оставлю их без единого пенни. – Он задумался о своей истинной финансовой ценности и добавил: – Хотелось бы оставить кому-нибудь мои долги. Лучше всего было бы их оставить Беллману. Пожалуй, я сообщу его имя в налоговую службу в качестве свадебно – го подарка.

– Как вы думаете, почему ему так важно, чтобы вы были его шафером?

– Ты знаешь оперу «Золото Рейна»?

– Нет, – ответил я, но Генри не стал разносить меня в пух и прах.

– Это история Альбериха и его карлика, которого держали взаперти. В один прекрасный день карлик вырвался, а вернувшись, заявил Альбериху: «Ты не сказал мне, что на свете есть женщины!» И Альберих расстроился, потому что хотел, чтобы карлик принадлежал только ему. Беллман похож на Альбериха, а я – карлик. Он хочет обладать мною целиком и полностью. Он был очень ревнивым, когда жил здесь, не любил, когда я выходил в свет, вечно ходил за мной по пятам. Я очаровал его… Ты знаешь, у колдунов есть сила очаровывать. Похоже, у меня есть такая сила. Я горжусь ею. Конечно, ни к чему хорошему это не приводит. У колдунов нет денег, но зато есть другие преимущества… А теперь мне нужно лечь и подумать о безнадежной и сложной жизни и собраться с силами, чтобы приготовить спагетти.

Всю неделю в квартире раздавались звонки насчет свадьбы. Я спросил Генри, нельзя ли и мне пойти, но это было мероприятие для узкого круга. Только семья, несколько подруг невесты и шафер. Даже Генри не должен был никого приводить, но он пригрозил, что тогда вообще не придет, так что ему позволили привезти Лагерфельд.

– Лагерфельд не знает, что ее не собирались приглашать, – сообщил мне Генри. – Это для нее очень оскорбительно. Она знает Вирджинию. Я не хочу, чтобы ей причинили боль.

– Вы добры к Лагерфельд, – сказал я. – Она действительно ваш ближайший друг.

– Да, она из тех, кто пытается эксплуатировать меня на всю катушку.

Гершона тоже пригласили, и, поскольку Генри отправлялся на свадьбу с подругой-леди, Гершон брал с собой женщину, которую встретил в Фрейдовском обществе. Генри утверждал, что это – психоаналитик, которая хочет изучить Гершона, но я верил, что он по-настоящему кого-то встретил.

Гершону нужна была одежда для свадьбы, и Генри повел его за покупками в секонд-хенды. Гершон также согласился пойти к парикмахеру постричься и побриться, но не позволил Генри сопровождать его. Так что нового Гершона еще предстояло увидеть.

Суббота была великим днем. За церемонией, назначенной на четыре часа, следовал обед в клубе родителей в Гринвиче. Затем все должны были провести ночь и утро с завтраком в гостинице, за которую платили родители Вирджинии, а в воскресенье собраться на послесвадебный обед и только потом вернуться в город. Меня, отстраненного от всех этих празднеств, сжигала ревность.

Около полудня в субботу к нам в квартиру пришел Гертон. Мы с Генри увидели его одновременно. Обычно, когда мужчина свежевыбрит и его кожа это нормально переносит, он излучает свет и благополучие. Так было и с Гершоном.

– Мой бог! – воскликнул Генри. – Да ты истинный представитель среднего класса.

Гершон был в форме: черные ботинки со шнурками, серые брюки, белая рубашка, красный галстуки синий блейзер. В блейзере он казался красавцем-здоровяком. Без бороды стало видно, что у него прекрасная улыбка и настоящая мужская челюсть. Он коротко подстриг волосы. Только лоб и брови остались гершоновскими – они по-прежнему выдавались вперед и затеняли его добрые серо – голубые глаза. Он был великолепен.

– Выглядите отлично. – Я пожал ему руку, поздравляя.

– Благодарю вас, – сказал он.

– Вот именно, – сказал Генри. – Теперь можешь вступать в Нью-Йоркский яхт-клуб. Вид у тебя самый что ни на есть правильный.

После этого Генри принялся искать ключи, нашел их в кармане своих штанов, и они с Гершоном отправились в Коннектикут на свадьбу Отто Беллмана.

«Она выглядела так, как я с самого начала представлял себе девушек»

Оставшись один, я отправился к «Салли» – в первый раз после аварии. Я попал туда поздно, после одиннадцати. Какое-то время я боролся со своим желанием, но потом сдался.

Я заказал выпивку и, несмотря на угрызения совести, был счастлив снова оказаться здесь. Мне нравился смешанный запах сигарет и духов. Мне нравилось смотреть на Королев. Меня изумляла их красота.

Народу было полно, но мисс Пеппер отсутствовала. Я решил, что у нее свидание и она еще вернется. Свидания не длились слишком долго, редко когда на них уходил полный час из обещанного. Сильвии тоже не было. А Венди, наверное, все еще находилась в тюрьме.

Я спросил у красивой барменши, была ли мисс Пеппер сегодня вечером в баре.

– Нет, – ответила она.

– Но она появится?

– Она переехала, детка.