Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими

Я подошла и задрала ей подол платья до самой шеи, убедившись предварительно, что дверь в комнату плотно закрыта. Обмакнув пальцы в баночку с маслом, я принялась втирать его Бадрие в поясницу. Толстые складки кожи свободно перекатывались у нее на боках и в районе талии.

— О-о-о… а-а-а… — стонала она.

Я изо всех сил старалась не рассмеяться. Обычно Бадрия жаловалась на боль в спине только в том случае, если нужно было сделать что-то по дому. В остальное время она, напротив, любила напомнить, что гораздо энергичнее и проворнее нас всех, хотя мы все много моложе ее. Сейчас, лежа на кровати, она устроила настоящее представление, хотя необходимости в этом не было.

— Ах, ты еще молодая и даже не представляешь, какая это мука — больная спина. Вот роди еще парочку детей, тогда поймешь. О моя бедная поясница! — причитала Бадрия. — Боль не отпускает ни днем ни ночью. А еще эти поездки в Кабул. Ехать долго, дорога разбитая. Пока доберемся, я едва жива. Все тело точно деревянное.

Я с удвоенной силой принялась растирать ей спину, зная, как Бадрия любит, чтобы о ней заботились. К тому же получалось как нельзя удачнее. Она сама упомянула Кабул, теперь мне оставалось, следуя совету тети, аккуратно подвести разговор к моменту, когда уместно будет предложить ей себя в попутчицы.

— Ты скоро снова поедешь в Кабул? — не переставая массировать ей поясницу, спросила я.

— Через три недели. Состоится важное заседание парламента, нам предстоит принять два закона, но сначала будет обсуждение. Ну, там сложные вещи, тебе не понять.

Похоже, мой массаж действовал на Бадрию расслабляюще. Потеряв бдительность, она вернулась к своей прежней манере — хвастаться и подчеркивать свое особое положение и значимость. Именно за это ей в свое время и досталось от Абдула Халика.

— У тебя, наверное, масса работы, ни минутки свободной, — с сочувствием произнесла я.

— Еще бы! И плюс к тому огромная ответственность! Да, быть депутатом — не так-то просто.

— И вероятно, устаешь страшно. — Мне все труднее становилось подбирать слова, говоря то, чего я на самом деле не думала.

— Не то слово, с ног валюсь. Вот там, справа, помни покрепче. — Бадрия, согнув руку в локте, показала куда-то в район копчика.

У меня уже начали неметь пальцы, но, подавив закипающее в душе раздражение, я послушно двинулась в указанную точку. Семена, посеянные тетей Шаимой, дали всходы, и я решила во что бы то ни стало добиться своего. Но для реализации плана мне требовалось согласие Бадрии.

— Ты знаешь, я тут подумала, что могла бы помочь тебе в Кабуле.

— Ты? Помочь мне? — внезапно переходя от расслабленного кудахтанья к грозному тону, рявкнула Бадрия. Я с досадой поморщилась. — Да ты еще ребенок. Что ты понимаешь в таких делах? Работа в парламенте — это тебе не игрушки.

«Время детских игр для меня давно прошло», — подумала я, однако вслух сказала совсем иное:

— Я, возможно, была бы полезна в том, что касается бумажной работы: разбираться в документах, писать письма, просматривать газеты. Тебе ведь приходится все это делать, верно?

Бадрия затаила дыхание. Я чувствовала, как напряглось ее тело под моими пальцами.

— Ты… ты действительно готова все это делать? Ты умеешь читать?

— Конечно.

— И писать?

— Да.

— Не просто прочитать вывеску или нацарапать пару строк, а свободно читать и писать?

— Да, в школе у меня были самые высокие оценки по чтению и письму, гораздо выше, чем у моих одноклассников, — сказала я и усилием воли заставила себя остановиться, чтобы не увлечься воспоминаниями о том счастливом времени.

— Хм… Я подумаю… Работа в парламенте очень непроста и ответственна, и помощь мне не помешала бы, но что скажет на это Абдул Халик? Ты же знаешь, он не любит выпускать нас за порог дома. Конечно, для меня он сделал исключение, — снова, не удержавшись, похвасталась Бадрия.

— Совершенно верно. Поэтому, если ты скажешь, что тебе нужна помощница, Абдул Халик согласится, он ведь относится к тебе по-особому.

Похоже, мои доводы пришлись Бадрие по душе. Она даже позабыла на некоторое время, что меня Абдул Халик звал к себе в спальню гораздо чаще, чем ее. А утром, как будто ужаса ночи было недостаточно, на меня обрушивался еще и гнев первой жены. Однажды она поколотила меня за разбитую тарелку, хотя видела, что это ее сын выбил тарелку у меня из рук. Но какое это имело значение, если у Бадрии появился повод отдубасить меня сандалией по голове.

— А как насчет твоего сына? Джахангир еще слишком маленький, ты не сможешь взять его с собой.

Да, Бадрия действительно на полном серьезе отнеслась к моему предложению. Я заранее обдумала ответ на этот вопрос, но сейчас делала вид, что соображаю прямо на ходу.

— Почему бы и не взять его с собой? Джахангир спокойный ребенок, он никому не доставит хлопот. Уверена, я справлюсь — и за ним смогу присматривать, и тебе помогать.

— Ну не знаю, захочет ли Абдул Халик тащить ребенка в такую даль. — В ее голосе звучало сомнение, но я чувствовала, что мысль заполучить меня в помощницы нравится Бадрие все больше и больше, поэтому решилась проявить настойчивость.

— Ты просто поговори с ним. Вот увидишь, с моей помощью тебе станет гораздо легче справляться с работой в парламенте.

— Но почему? Почему ты так хочешь взяться за эту работу? — Бадрия повернула голову так, чтобы видеть мое лицо. Ее глаза превратились в две узкие щелочки.

Я с невозмутимым видом зачерпнула еще масла из баночки и принялась усиленно массировать ей плечи.

— Потому что… Ты устаешь в этих поездках, и я подумала… Ладно, скажу: потому что мне всегда хотелось побывать в Кабуле. А раз сейчас ты ездишь туда, я подумала, что и для меня это шанс посмотреть столицу. Ты поговори с Абдулом Халиком, ладно? Тебе он не откажет.

Бадрия проглотила наживку. Она вздохнула, закрыла глаза и расслабилась. Я продолжила массировать ей плечи.

Мне оставалось лишь надеяться, что в разговоре с Абдулом Халиком она будет так же красноречива и убедительна.

Каждый раз, когда я спрашивала, поговорила ли она с нашим мужем, Бадрия пожимала плечами и отмахивалась от меня. Либо она передумала, либо у нее не было пока возможности обсудить с ним вопрос о помощнице, либо он был в неподходящем настроении, чтобы начинать такой разговор. Неделя шла за неделей, время очередной поездки в Кабул приближалось. До отъезда оставалось дней десять, Бадрия по-прежнему молчала, и я почти