Том 11. Преображение России - Сергей Сергеев-Ценский

— Фамилия моя Добрынин, имя-отчество — Михаил Платонович.

— Так, так, — записывая, бормотал жандарм. — А стоянка вашего полка где именно?

— Мой полк на Юго-западном фронте, в составе одиннадцатой армии, — сегодня я туда еду.

— Едете на Юго-западный фронт с тем поездом, который сейчас подойдет? — быстро, но как бы между прочим спросил жандарм.

— Нет, не с этого вокзала и не с этим поездом. Сюда я зашел только за нужной мне справкой, — сказал полковник и добавил: — Надеюсь, больше вам ничего от меня не нужно?

— Как вам сказать… Может быть, вы бы подошли сейчас извиниться перед митрополитом, — просительным тоном отозвался на это жандарм, — тем более что вы-то не сейчас еще уезжаете, а митрополит через две-три минуты будет садиться в поезд.

— Очень хорошо, пусть садится в поезд, — зачем же я буду ему мешать в этом? — спросил полковник.

— Как мешать, простите? Вы только подойдете, извинитесь и отойдете, и инцидент, может быть, будет исчерпан, — сделал особое ударение на «может быть» жандарм.

— Считаю, что и так исчерпан: ведь оскорблен не митрополит мною, а я митрополитом.

— Вот как! — удивился жандарм. — Тогда, в таком случае…

Тут он оглянулся назад, и полковник сказал ему:

— Я вижу, что вам некогда, — вы должны быть при его преосвященстве, но мне тоже некогда. Имею честь кланяться!

Он пошел было, но жандарм как-то вприпрыжку догнал его снова.

— Бумажка о назначении командиром этого вашего полка при вас?

Полковник как будто ждал этого именно вопроса и бумажку достал из бокового кармана тужурки без промедления. Но он не дал ее жандарму, а только показал так, чтобы тот прочитал ее.

Тот прочитал, спросил, во сколько именно часов и с какого вокзала едет полковник, поспешно поднес к козырьку руку и еще поспешнее пошел снова в зал первого класса, освободив полковника Добрынина, назначенного командиром Усть-Медведицкого полка, от своей опеки.

Лирический город Киев сделался ближайшим тылом, — это неузнаваемо изменило весь его облик не только для природных киевлян, но и для тех, кто только бывал в нем наездами перед войной.

Если прежде в нем и совершались крупные торговые сделки, то больше всего касались они рафинада и сахарного песку, так как являлся он центром для обширнейших свекловичных плантаций и сахарных заводов не только своей губернии, но и всего юго-запада Европейской России. Теперь он был переполнен всевозможными военными складами, питающими фронт, учреждениями, госпиталями, и штатские люди на его улицах совершенно затеривались среди военных; теперь его гостиницы были битком набиты не только теми, кто приезжал сюда с фронта, но и «земгусарами», как назывались работающие в Союзе земств и городов — Земгоре. Этих последних с беглого взгляда невозможно было и отличить от подлинных военных, так как одеты они были по-военному, разве что гораздо франтоватее фронтовиков.

Деятельность земгусаров была обширна: они снабжали фронт очень многим, существенно помогая этим интендантству; они устраивали госпитали и брали на себя их содержание; они собирали целые поезда подарков солдатам; снаряжали санитарные поезда, поезда-бани, питательные пункты для раненых, отправляемых в тыл, для пленных и прочее.

Разумеется, для такой разносторонней деятельности требовались люди с довольно широким размахом. Иные из земгусаров были и раньше дельцами, у других отрастали крылья дельцов по мере того, как к ним возрастало доверие и они получали возможность заключать договоры на крупные поставки.

Готовившийся при Иванове к дальней и ближней обороне, Киев ожил при Брусилове, а чуть только стало известно в нем об успехе Юго-западного фронта, о захвате Луцка, о том, что вся линия фронта передвинулась вперед на десятки верст, Киев сразу забыл и о трех поясах укреплений, заложенных Ивановым, и об устроенных им для отхода войск на восток мостах через Днепр.

В то же время наступление нескольких брусиловских армий, переход их от позиционной войны к маневренной заставляли напрячь все свои силы и ближайший тыл, поэтому еще шире, чем прежде, развернулся и Земгор: нельзя было отставать от так энергично шагавшего фронта.

В такой густой атмосфере преувеличенно-деловой энергии ничего удивительного не было для хозяина одного из небольших металлургических заводов юга, когда к нему в номер гостиницы в Киеве зашел барственно-сытый на вид и щегольски одетый земгусар с предложением, не примет ли он заказ на различные железные изделия, необходимые для земгоровского хозяйства, по такому-то списку.

Длинный список был положен земгусаром на стол перед заводчиком; тот углубился в его рассмотрение, а заказчик тем временем рассматривал заводчика, который был с виду человеком плохого здоровья, хотя и одних лет с заказчиком — тридцати двух — тридцати трех; у него было острое большелобое лицо, лихорадочно горевшие глаза, тонкие бескровные губы, и он все время делал заметные усилия, чтобы воздержаться от кашля.

— Да… что же… можно все это выполнить, можно… Вопрос… вопрос тут только во времени… — сказал наконец он, закашлялся, поднес платок ко рту, внимательно потом посмотрел в него, отведя его в сторону и вниз, и добавил устало: — Вот простудился как… совсем некстати… в летнее время.

— Летом простудились, летом и поправитесь, — с беспечным жестом пальцев около обращенной к заводчику, налитой, слегка загорелой щеки успокоил его земгусар, а после того счел нужным успокоить и насчет времени: — Время, пожалуй, потерпит.

— А как именно… потерпит?.. Военный заказ — дело серьезное…

Сухое, костлявое лицо заводчика стало при этом преувеличенно серьезным, и лоб над вздернутыми бровями пошел крупными морщинами.

— Да ведь заказ вы будете выполнять и сдавать по частям, а относительно сроков договоримся с вами особо, — солидно сказал земгусар и добавил небрежно: — Нынче встретил здесь «солиста его величества» тенора Фигнера.

— А-а, Фигнер… — недоуменно протянул заводчик, кашлянул и осведомился: — Что же он тут — концерт, что ли, дает?

— Фигнер? Что вы, какие уж теперь от него концерты! — слегка усмехнулся земгусар. — Он теперь миллионами ворочает, — зачем ему зря глотку драть, когда притом же и с голоса спал?.. У него теперь свои угольные копи.

— Вот как! Копи?.. Где именно?

— На Кавказе, в Ткварчели… И соляные разработки, кроме того, — в Крыму…

— Вот как!.. В теплых краях, значит… в курортных… Практический человек оказался!

Чахоточный заводчик был искренне изумлен тем, что певец, известный тенор, оказался вдруг настолько практичным, а земгусар продолжал о том, что его слегка волновало:

— Говорил мне, что в ставке был, но как раз царя не застал, а могла бы состояться аудиенция… Она уже и была подготовлена заранее, да царю понадобилось уехать куда-то на смотр войск, а ждать его, сидеть в ставке, некогда ему было.

— Де-ло-вой человек!.. Куда же он спешил?.. Царь — на смотр, а он?..

— Да ведь он, кроме всего прочего, заведует складом имени императрицы Александры Федоровны, — что вы! Он уж полтора года переезжает с фронта на фронт, торгует своею солью, а что касается угля, то, говорит, взял подряд на два миллиона.

— На два миллиона? — почтительно повторил заводчик.

— Дда-а, — но ведь это для начала только… Это дело для него новое, — тут он еще не развернулся как следует… Я думаю, он к концу войны миллионах в тридцати будет, — уверенно сказал земгусар, а заводчик только покачал большелобой головой, вперил лихорадочные глаза свои в носки артистически сшитых сапог земгусара и пробормотал вполголоса:

— Вот тебе и «святое искусство»!

— Значит, вопрос о моем заказе, — значительно сказал тут же после вставки о Фигнере земгусар. — Хотя он и не миллионный, но все-таки и не маленький, а?

— Нет, не маленький, — согласился заводчик.

— Выполнить его вы в состоянии?

— Могу… Могу, только дело в сроках… — задумался несколько заводчик.

— А также и в ценах, я думаю, а? — земгусар посмотрел ему прямо в глаза проникновенно.

— Цены, да, конечно… Ввиду срочности заказа надо бы прибавить кое-что к существующим… Ведь рабочие… рабочие теперь требуют… да и жизнь дорожает…

— Гм… да… конечно. По соседству с вашим заводом есть, насколько мне известно, завод братьев Млинаричей, а?

— Есть, как же, есть… Но только, должен я вам заранее сказать, недобросовестный! — И впалые глаза заводчика загорелись еще и огнем ненависти, кроме лихорадочного, а земгусар продолжал спокойно:

— Это — ваши конкуренты, и ваш отзыв о них вполне понятен.

— Но обо мне, обо мне они не посмеют так отозваться! — выпрямил было спину и поднял голову, но тут же закашлялся заводчик.