Особые отношения - Дуглас Кеннеди

Через три дня я получила от Тони ответ.

Дорогая Салли.

Принимая в расчет то, что ты угрожала лишить жизни нашего сына — вкупе с полным отсутствием у тебя материнских чувств после его рождения, — я нахожу странным, что, ты в своем письме упрекаешь меня в предательстве. Ведь в действительности это ты предала невинное дитя, ты — и никто иной.

Касательно же обвинений в том, что я не хранил тебе верность в период твоей беременности, хочу указать, что Диана Декстер была мне близким другом на протяжении многих лет. Как друг она и пришла на помощь, когда твое психическое здоровье во время беременности стало внушать серьезные опасения. Наша дружба переросла в нечто большее лишь после резкого ухудшения твоего состояния, повлекшего ряд безответственных, опасных выходок, угрожавших безопасности нашего ребенка.

Трудно представить себе лучшую приемную мать для моего сына, чем она, — благодаря ей в настоящее время Джек ни в чем не нуждается, а главное, растет в безопасной, спокойной обстановке, столь необходимой для ребенка в раннем возрасте. Разумеется, я сознаю и не отрицаю, что необходимо считаться с твоим — как матери Джека — мнением при принятии любых решений относительно его будущего. Но до тех пор, пока я не буду совершенно уверен, что ты более не представляешь для него опасности, я не могу с тобой «встретиться, чтобы поговорить». Искренне надеюсь, что ты находишься на пути к полному восстановлению психического здоровья и уже начинаешь осознавать последствия своего поведения, столь безответственного и разрушительного по отношению к нашему сыну. Пойми: я отнюдь не испытываю к тебе неприязненных чувств и искренне желаю тебе только добра в твоей будущей жизни.

Искренне твой,

Тони.

Копия: Джессике Лоу, Уондзуорт, Мин. здравоохранения и социального обеспечения.

Я читала это письмо, и руки у меня ходили ходуном. Первым делом я отправила его по факсу Найджелу Клэппу, а потом отправилась к Джулии за сочувствием.

— Ты же понимаешь, это написано его адвокатом, — участливо сказала она, готовя для нас кофе.

— Точно так же, как и мое письмо.

— Но в твоем, по крайней мере, звучал твой собственный голос. А это послание… местами оно звучит ужасно ханжески… Вот хоть здесь: «Это ты предала невинное дитя, ты — и никто иной». Нет, ты подумай, ну кто в наши дни изъясняется таким языком?

— Да уж, стиль совсем не типичен для Тони — я ведь знаю, у него проза рубленая, лаконичная. И он никогда не вдавался в подобные сантименты: «..я отнюдь не испытываю к тебе неприязненных чувств и искренне желаю тебе только добра». Он как раз испытывает ко мне откровенную неприязнь и только и мечтает, чтобы я как можно скорее попала под автобус.

— Это развод. А развод — это всегда потоки грязи.

— Особенно когда так много поставлено на кон.

Вечером мне позвонил мистер Клэпп:

— Э… по поводу письма вашего супруга…

— Меня оно расстроило, — сказала я.

— О… в самом деле?

— Да, потому, что этот мерзавец вывернул наизнанку все, о чем говорилось в моем письме. И еще потому, что это позволило ему в письменном виде заявить, что он «спасал» нашего сына… а это не только чистейшая ложь, но еще и ужасно обидно.

— Да, теперь я понимаю… э… почему вас могло расстроить это письмо. Но в отношении вреда, который оно может нанести… мы получили в точности то, чего я и ожидал.

— Серьезно?

— О да, я говорю вполне серьезно. Это то, чего я ожидал и на что рассчитывал.

— Вы хотели подобного ответа?

— Э… да.

За этим последовала очередная фирменная пауза, дававшая понять, что он собирается перейти к другой теме.

— Могу ли я узнать, каковы ваши успехи в поиске работы?

— Продолжаю искать, но пока, откровенно говоря, мне не очень-то везет.

— Я поговорил с доктором Родейл, вашим… э…

Он долго прокашливался, явно не желая произносить ужасного слова. Так что я пришла на помощь:

— Психиатром.

— Да, вашим психиатром. Она сказала, что подготовит отчет, в котором констатирует, что вам, в связи с… э…

— Депрессией.

— Да, с вашей депрессией, пока еще рано говорить о полной трудовой занятости. Это заключение, в самом крайнем случае, прикроет нас, если вдруг адвокаты вашего мужа поднимут эту тему на слушании, э… заговорят о том, что вы не работаете. Но если бы вы сумели найти хоть какую-то работу, это бы свидетельствовало о вашей благополучной реабилитации, о выздоровлении от… э…

— Депрессии.

— Вот именно.

Через пару дней раздался телефонный звонок. Это была Джулия. Она пояснила, что звонит из кабинета знакомого редактора. Я как-то упоминала в разговоре, что, учась в колледже, подрабатывала в летние каникулы корректором в Бостонском издательстве.

— А тут мой друг говорит, что они ищут корректора для срочной работы — работа большая, а два их штатных корректора уже загружены, — ну и я сразу подумала о тебе. Так что, если тебе это интересно…

— Конечно, мне это интересно.

На другой же день я отправилась на метро на Кенсингтон-стрит и провела больше часа в кабинете Стэнли Шоу, того самого редактора — худого, спокойного, обходительного мужчины лет пятидесяти с гаком. Он работал в отделе документальной и научной литературы в большом издательстве и, как правило, занимался объемными многотомными изданиями, такими как их ежегодник «Справочник по классическим дискам» — здоровенный кирпич на полторы тысячи страниц.

— Вы хоть сколько-нибудь разбираетесь в классической музыке? — задал он мне вопрос.

— Могу отличить Моцарта от Малера, — ответила я.

— Что ж, для начала уже неплохо — улыбнулся он, а затем расспросил меня о моем опыте работы корректором.

Его интересовало, совладаю ли я, американка, с англицизмами в тексте, со специальной музыкальной терминологией и огромным количеством аббревиатур — важной составной частью справочника. Мне удалось убедить его, что я все хватаю на лету и научусь быстро.

— Это хорошо, потому что на корректуру всего справочника у нас всего-навсего два месяца. Придется серьезно потрудиться, ведь книга представляет собой путеводитель по лучшим записям практически всех композиторов, от великих до малоизвестных. Словом, работа громадная — и, признаюсь, будь у меня другой выход, я вряд ли доверил бы ее кому-то, кто так давно не занимался корректурой. Но ситуация отчаянная — а Джулия Франк в вас верит. Я тоже верю, что вы справитесь. Вот и все, если вы тоже верите в свои силы и сможете выполнить эту работу в двухмесячный срок.

— Я справлюсь.

Мы ударили по рукам. Назавтра к дому на мотоцикле подъехал курьер с большущей тяжелой картонной коробкой — в ней оказались полторы тысячи страниц, моя работа. Я освободила стол на кухне. Там уже стояли лампа и банка из-под джема с заточенными карандашами. Кроме работы, я нашла в коробке контракт. Я подписала его и отослала по факсу Найджелу Клэппу. Через час он перезвонил:

— Вы получили работу? — В его голосе слышалось удивление.

— Вроде бы так. Только знаете, что меня беспокоит — теперь, наверное, мне нельзя будет воспользоваться бесплатной юридической помощью.

— Ну… э… вы можете попросить переоформить контракт так, чтобы вам гарантировали выплату всей суммы после публикации, то есть… согласно контракту… через восемь месяцев. Так мы сможем предъявить контракт в суде в доказательство того, что вы трудитесь. Но гонорар вам перечислят уже после суда, это позволит вам на законных основаниях пользоваться услугами бесплатной юридической помощи. Если, конечно, вы можете себе позволить обойтись какое-то время без заработка.

До слушания в суде оставалось десять недель, а у меня оставалось полторы тысячи фунтов. Очень скудный паек.

— А не могу ли я попросить у Стэнли треть гонорара вперед как задаток?

— Да… в этом случае полученная сумма все равно позволяет вам пользоваться помощью без оплаты.

Стэнли Шоу переоформил контракт с большой охотой, весело заметив: «За тридцать лет, что я работаю в издательстве, это первый случай, когда меня просят повременить с оплатой… а я, разумеется, этому только рад».

Вечером мне пришлось еще немного поупражняться в арифметике. На работу у меня был шестьдесят один день. Полторы тысячи разделить на шестьдесят один — выходит двадцать четыре с половиной страницы в день. Разделим на восемь, получается три.

Три страницы в час. Выполнимо. Если только погрузиться в работу и не расслабляться. Не позволять мыслям разбредаться. Не зацикливаться на тоске по Джеку. Не поддаваться постоянным опасениям, что судья на окончательном слушании примет сторону Тони и мне и впредь разрешат видеться с Джеком только раз в неделю в течение часа…