Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Люй Бувэй

государственный муж и заважничает перед ним, он все равно будет относиться к нему со всей церемонностью и тем самым завоюет еще большее расположение. А к тем, к кому идут мудрые, затем обращается и вся Поднебесная как к своему предку-властителю. Предок-властитель – это тот, в ком чувствуют хозяина Поднебесной. Царь – это тот, к кому стекаются со всех концов Поднебесной. Владеющий дао таков, что, будь он и знатным, как сын неба, он не загордится и не зазнается, будь он обладателем богатства размером с Поднебесную, он не станет заносчивым и хвастливым. Если он будет ничтожен, как обладатель холщовых одежд, он не станет проклинать судьбу и жаловаться, и даже если ему нечего будет есть и не во что одеться, он не опечалится и не устрашится. Он доволен тем, что сознает, в чем его истинное достояние, он удовлетворен тем, что не сомневается в наличии у него подлинно ценного, он чувствует, что отличается тем, что не станет меняться и метаться, он сознает, что вращается вместе с превращениями инь-ян, он упивается тем, как непреклонно и твердо его сознание, он восторгается тем, что далек от лицемерия и фальши, он любуется тем, как далеко простирается его воля, восхищается тем, как он глубок и непредсказуем, радуется тому, как ничто не препятствует его целомудрию, доволен, что ему удается не считать себя во всем правым, рад тому, как он осторожен в пользовании своим интеллектом и мыслью, как он беспечен по отношению к пошлым хуле и хвале. Небо служит ему образцом, сила дэ – средством, дао – ориентиром-предком. Он вращается и превращается вместе с вещами, и не бывает, чтобы он полностью исчерпал себя. Разумом он проникает небо и землю, но не истощается, духом он обнимает пространство и время и не достигает нигде их предела. Никто не знает, где его начало и где его конец. Никто не знает, где его врата и где его край. Никто не знает, откуда он истекает. Он настолько велик, что не имеет внешнего; настолько мал, что не имеет внутреннего. Вот это и называется – высшее сокровище. Когда муж достигает такой степени совершенства, пять предков-царей[110] не в состоянии заполучить его в друзья, три царя не в состоянии заполучить его в учителя. Только скинув с себя внешние признаки царского достоинства, способны они приблизиться к такому, чтобы заполучить его к себе на службу.

Яо никогда не показывал своего цостоинства ди-предка, когда принимал Шань Цзюаня, напротив, он отворачивался, когда задавал вопрос, будто говоря с высшим. Яо был сыном неба, а Шань Цзюань – простолюдином в холщовой одежде. Почему же он оказывал ему такие непомерные почести? Потому что Шань Цзюань был мужем, постигшим дао, а перед тем, кто познал дао, нечего гордиться. Яо понимал, что в добродетельном действии и по уровню ума он ему не ровня, и поэтому обращался к нему, отвернув лицо. Вот это-то и называется – высшая справедливость. Кто еще может относиться с высочайшей церемонностью к мудрецу, как не постигший высшую справедливость. Чжоуский гун Дань был сыном Вэнь-вана, младшим братом У-вана и дядей Чэн-вана, однако резиденция его находилась в маленьком проулке, где под дырявой крышей с битой черепицей жили семьдесят его приближенных. Вэнь-ван положил начало делу, но не завершил его, У-ван продолжил его, но не укрепил, и вот чжоуский гун Дань с малолетним правителем на руках закрепил итоги победы. Потому его подопечного и назвали Чэн-ваном. Поэтому и говорится: чтобы стать царем, необходимо поставить себя ниже добродетельного человека.

Цинский Хуань-гун встречался с мелким чином, по имени Цзи, в течение одного дня трижды, и тот его ни разу не заметил. Тогда свита стала ему говорить: «Когда властитель десяти тысяч колесниц встречается с мужем в холщовой одежде трижды на дню, а тот его даже не замечает, то не пора ли положить этому конец, уволив его от должности?» Хуань-гун отвечал: «Да нет, этот муж просто легко относится к жалованью и званию, поэтому не склонен расстилаться перед властителем, [который все это ему дает]. Только властитель, который пренебрегает званием гегемона-ба, которое все так и стремятся заполучить, и позволит себе пренебрегать своими служилыми людьми. Так что если ему и можно позволить себе пренебрегать званием и должностью, то мне едва ли можно пренебрегать званием гегемона-ба!» И он не велел увольнять того от должности. Люди впоследствии много говорили о порядках в доме Хуань-гуна, однако, если бы что-либо в его доме было не в порядке, разве сумел бы он оставаться гегемоном-ба? Если он мог постичь эту теорию и воплотить ее в жизнь в своем домашнем обиходе, то осуществлять царскую власть вовне в Поднебесной было для него уже совсем простым делом.

Когда Цзычань был первым министром в царстве Чжэн и отправлялся повидаться с Хуцю-цзы Линем, он садился среди его учеников, соблюдая их старшинство, а свое высокое положение оставляя за дверями. Конечно, только такой уникальный человек, как Цзычань, и мог быть первым министром в государстве с десятью тысячами колесниц и, забывая об этом, обо всех государственных делах, искренне учиться у простых людей. Именно поэтому он и правил в Чжэн восемнадцать лет и за это время приговорил только троих, а казнил всего двух. При нем персики и сливы свисали над дорогами, и никто их не рвал, а золотую монету можно было потерять на дороге, и никто бы ее не поднял.

Вэйский Вэнь-хоу встретился с Дуань Ганьму и остановился как вкопанный, не решаясь даже вздохнуть. На обратном пути он увиделся с Чжай Хуаном, присел с ним в зале и спокойно разговаривал. Чжай Хуану это не понравилось. Тогда Вэнь-хоу сказал ему: «Дуань Ганьму на службу не идет, от жалованья отказывается, а ты если идешь на службу, то домогаешься места первого министра, а если берешь жалованье, то по высшей ставке. Получаешь от меня материальное вознаграждение, да еще требуешь и соблюдения церемоний, – не слишком ли?»

Посему в обращении с людьми мудрый властитель придерживается того правила, что почтение оказывается тем, кто отказывается от вознаграждения. А в почтительном обращении лучше всего сдерживать свои эмоции, ведь если эмоции сдерживаются, указы успешнее проводятся в жизнь. Вэнь-хоу, можно сказать, умел почитать мужей совета. И оттого что он умел почитать мужей совета, на юге он одержал победу над Чу при Ляньти, а на востоке – победу над Ци при Чанчэн, пленил циского хоу и передал во власть сына неба, за что сын