Мир, которого нет (Пирамиды Астрала 3) - Виктор Кувшинов

За тайнами "слов", не доставшихся ему от своих коллег, он тоже перестал охотиться. Его стало мучить странное чувство напрасности. Зачем ему эти "слова", если он и без них самый могущественный здесь? Он итак уже послужил поводом для гибели одного из своих коллег, и ему было противно гоняться за, и без того запуганными, "перворожденными" магами. Только после этих захватнических походов он начал осознавать, какую ловушку он сам себе построил. Все вокруг, к чему-то стремились, чего-то добивались, в крайнем случае, чего-то боялись. У всех был хоть какой-то смысл в жизни или хотя бы в выживании, как у рабов, а у него было все. Все, чего он только мог пожелать. Он не мог даже купить ничего, так как все здесь принадлежало ему. Воевать было не с кем и не за что. Он мог ласкать, издеваться, убивать… все, что угодно – ему только подобострастно смотрели в глаза. И все это длилось столетиями. Сначала он наслаждался, но весьма недолго, потом неистовал и издевался над всем и вся. В конце концов, он впал в апатию, и годы потекли незаметно мимо него.

В этом ровном и пустом потоке времени его поразило только одно известие, когда, спустя столетия добровольно ушел из жизни, в неизвестно какой зиндан, один из "перворожденных".

В последствии, узнавая об очередном таком уходе, он перестал удивляться. Но тогда этот уход всколыхнул его разум. Он вдруг посмотрел на свою жизнь как бы со стороны и понял, что ему нужно от жизни. И тогда он запаковал свои самые необходимые вещи, сгрузил стол с зеркалом на телегу и отправился с двумя старыми слугами в свой дальний замок в горах. Ему окончательно опротивел мир, в котором не осталось желаний.

Спустя несколько лет слуги умерли. Осталась одна собака. Но ему больше никто не был нужен. Ему надоели слуги, а собака все же была каким-никаким другом. Она была свободна в своих поступках, и он сам должен был подлизываться к ней, угощая всякой всячиной.

Может, он уже сошел с ума? Но кто об этом мог здесь ему сказать? А может, он сошел с ума, когда возжелал всех Земных и неземных благ? Сейчас он не мог сказать с точностью, жив ли он или мертв. Да и какая в этом разница здесь, в астрале? Хотя он не прав, астрал где-то там, за пределами этого мира, и к нему нет дороги. Даже если бы и была, все равно она вела лишь в Инферно.

Последние несколько сот лет он не знал, что происходит с миром. Скорее всего, инферно потихоньку подминает его под себя. Еще какая-то тысяча лет и он окажется в дьявольской пирамиде вместе со всем этим миром. А он еще сомневался в надежности расчетов Легара. Какой же он был наивный!

За последние долгие годы, только один раз зеркало засветилось слабым синим свечением. Он понял – ушел еще один "перворожденный". Подойдя к столу, он всмотрелся в черноту и понял – это Орин, маг, которого он когда-то уважал больше остальных. Он так же последние столетия жил в уединении, по-видимому, пресытившись мирскими развлечениями. Но и он не выдержал бессмертия.

А что он сам? Когда-то он стремился к риску и острым впечатлениям. Казалось, он получит все это вместе с властью, но он ошибся, с властью он получил безопасность и скуку. Даже сейчас, живя и путешествуя в горах, он рисковал больше, чем, предаваясь развлечениям во дворцах. Горы, альпийские луга, реки и озера оставались единственным, что интересовало бывшего, а может, все еще настоящего властителя этого мира. Он искал простого риска в бесконечных путешествиях по бескрайним просторам горного края, подаренного когда-то ему создателем. Давным-давно он предал и горы и творца этого мира, за что расплатился разочарованием в жизни. Но мир гор милостиво принял его, а творца, их несчастное божество он потерял во времени.

Он хотел забыть все, срываясь порой в пропасти, или начиная замерзать на перевалах, но всегда он сдавался и, в испуге, применял свои магические способности, спасая себя в последний момент. Больше скуки он боялся перерождения, что его ждало после зиндана? Может быть, рабство. И вообще, ведь после будет уже не он, а кто-то другой, с другим именем и внешностью, другой памятью…

Сегодня он уже почти собрался выйти к своему лохматому другу, позавтракав, как обычно, "выдуманной" овсянкой и кофе с молоком. Завтрак тоже отражал его теперешние пристрастия в еде, вернее, полное их отсутствие. Он одел "до любви" поношенный дорожный костюм и, по привычке, зашел в небольшую комнату рядом со спальней, где стояло волшебное зеркало.

Откинув портьеру в темное помещение, он понял, что сегодня он, скорее всего, никуда не пойдет. С зеркалом, вернее с миром, творилось что-то столь странное, что он не мог найти этому объяснения. Замерев на мгновение, он наблюдал за сильным желто-зеленоватым свечением, шапкой поднимавшимся от черного зеркала стола. Когда-то зеркало несколько раз показывало похожее, слабое синее свечение, когда мир прощался с очередным перворожденным, уходящим в зиндан. Но эти несколько раз случились на протяжении почти тысячи лет. А сейчас свечение было другим и гораздо мощнее.

Наконец он решился и подошел к столу. Свечение шло от определенной точки. Он вгляделся в нее – это было далеко от его горного замка – где-то в бывших владениях Орина. Картинка ветвящихся каналов жизни мира стала увеличиваться, и он разглядел, что случилось – несколько ветвей было разорвано. Такого он никогда не видел.

Неосторожно приблизив картинку в попытке рассмотреть разрыв, он скользнул взглядом по нитям, и в зеркале появилась смазанное и расплывчатое изображение какого-то деревенского пейзажа. Только сейчас он понял, что смотрит на пейзаж, которого не должен видеть из-за кодировки Орина. В задумчивости он "взглянул" в другие, целые нити – они текли непонятными сочетаниями символов.

Он перешел на нормальное видение в том месте, где был разрыв – ничего особенного.

Он стоял и не знал, что подумать. А свечение, между тем успокаивалось.

Неизвестно, сколько он так простоял, пытаясь найти хоть что-нибудь в памяти, могущее подсказать, отчего произошел разрыв информационных связей. И снова ему повезло. Когда он, перед тем как уйти, бросил последний взгляд на зеркало, то понял, что не видит больше разрывов ветвей. Он "вгляделся", вновь скользнув по ветвям к знакомому месту, но натолкнулся на кодированную картину мира.

"Что за ерунда?" – подумалось ему, и он вернулся на нормальное зрение в месте бывшего разрыва. Картинка стала четче, и что-то в ней изменилось. "Вот оно! Тут, кажется, не было этого дерева, или оно было какое-то размазанное" – он долго рассматривал это место и вдруг на грани зрения заметил какое-то движение. Он долго не мог ничего понять. Картинка, вроде была на месте, никого живого на ней не было, а стоило чуть отвлечься и как будто что-то смещалось. Затем надолго все затихло. Но он с упорством тысячелетнего удава смотрел в эту точку, боясь пропустить хоть что-нибудь новое.