Кросс на 700 километров - Инна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он протянул руку, и Зенькович пожал её. Всё верно, это Озирский — про шрамы на его ладонях Академик тоже слышал.
— Приветствую вас! Пожалуйста, пройдёмте в беседку. Нас там будет видно, но не слышно. Вашей охраной займутся мои ребята.
— Ну, разумеется! — Озирский без тени смущения осмотрел роскошный коттедж, сад, пруд, спуск к реке. — Великолепно! Я бы тоже мечтал здесь поселиться. С Белоостровом у меня связано много воспоминаний…
— Да? — вежливо удивился Зенькович. — Мои корни в Белоруссии, под Гомелем. Для меня все пригороды Питера одинаковы. Просто здесь подвернулся приличный коттедж, я и купил. В основном для внучки.
— В Белоострове я, считайте, второй раз родился. Тому скоро будет одиннадцать лет. — Озирский, закончив беглый осмотр владений Зеньковича, направился к беседке. — Говорят, у вас и зимний сад есть?
— Хотите взглянуть? — из приличия предложил Академик.
— Да нет. Спасибо. Всё это я уже много раз видел. Сад, гараж, бассейн, сауна… Я не за этим приехал к вам, Евгений Романович. Я просил часок, но, возможно, мы управимся быстрее. Всё будет зависеть только от вас, и ни от кого больше.
— Если от меня, то хватит, наверное, и пятнадцати минут. Мы ведь не станем выпивать и закусывать, а львиная доля времени уходит именно на это.
— Тем лучше. Я всегда считал, что продуктивность разговора находится в обратно зависимости от его продолжительности. — Озирский уселся в плетёное кресло. — А вот закурить не откажусь.
— Пожалуйста, выбирайте. Ассортимент перед вами. — Академик любезно указал на раскрытый ящик. — Думаю, вам понравится.
Андрей с любопытством изучал сигары и сигареты, трубки и табак. Выбрал сигару «Ромео и Джульетта», отрезал кончик специальным ножом и не спеша раскурил её от спички. Зенькович пользовался японской газовой зажигалкой, которую достал из того же ящика.
— Отличная штучка! — заметил Андрей. — Специальный боковой огонь. Трубочная… И трубочка у вас «Петерсон»! А я так и не сподобился перейти на трубку, хотя и собирался.
— У меня целая коллекция. — Зенькович выпустил изо рта облачко дыма. — Под Гомелем я начинал с махры и самокруток. Мы жили в деревне, и даже «Беломор» там считался роскошью. И ведь, представьте себе, до сих пор не могу мать сюда перевезти! Боится старушка цивилизации. Чего доброго, помрёт со страху, увидев этот коттедж! — Зенькович видел из беседки, как нянька ловит между клумбами Броню, чтобы увести её на тихий час. — Да, Андрей Георгиевич, какое у вас ко мне дело?
— В общем-то, пустяковое. Взгляните на эту фотографию. — Озирский достал из нагрудного кармана полароидный снимок. — Знаете эту даму?
Зенькович моментально вспотел, даже просыпал на руку горячий пепел из трубки. Такая же фотка хранилась у него в портмоне, в самом дальнем отделении. Маргарита Кагирова в пору их бурной любви снялась в наряде садо-мазо. Она сидела на золочёной, обитой бархатом банкетке, спиной к объективу, держа в левой руке бутылку дорогого шампанского. И смотрела через левое плечо так, что получался план на три четверти.
К её пышным чёрным волосам, горьким, как кофе, огромным глазам, коралловому ротику очень шли кожаный лифчик, такой же поясок и высокие блестящие сапоги. Строгая и подтянутая в банке, Рита становилась разнузданной самкой, едва только видела Зеньковича. Они были идеальной парой и полной противоположностью друг другу. Марго тонула в его голубых глазах, он сгорал в костре адской восточной страсти.
Они фотографировались в непристойных позах на фоне фешенебельных интерьеров, а этот снимок был ещё самым невинным. Но он возбуждал Евгения сильнее остальных, потому что демонстрировал фигуру и лицо, натуру и мимику Маргариты Кагировой. И на этом снимке она оставалась собой, не превращаясь в банальную проститутку из притона.
Слишком много воспоминаний было связано у Академика с этим снимком, потому он ответил Озирскому не сразу.
— Да, знаю. Это сотрудница одного из московских банков. Одно время мы жили вместе, но после порвали отношения.
— У вас есть точно такая же фотография. — Озирский не спрашивал, а утверждал. — Вы носите её в портмоне, в самом укромном отделении. Разумеется, я не вправе обыскивать вас. Может, снимка там сейчас уже и нет. Но он был, правда ведь? Дама сама говорила об этом и показывала мне целое ваше портфолио. — Озирский ухмыльнулся.
Зенькович вообразил, что увидел сыщик, и порозовел.
— Я пока не понимаю, о чём вы хотите говорить со мной. — Зенькович попыхтел трубкой. Не дождавшись ответа, продолжил: — Что бы вам ни говорила эта дама, вы должны знать — она одержима жаждой мести. После того, как я не оправдал самых смелых надежд Маргариты Расуловны Кагировой, она поклялась рассчитаться. Сами понимаете — горячая кровь, темперамент, месть, страсть. Ей ничего не стоит выдумать всякие небылицы. Преувеличить значение каких-то событий. Исказить факты. Вы даже не можете поставить мне в вину моральное разложение в быту. Я — вдовец, свободный человек, и потому имею право жить, как хочу. Маргарита не была школьницей, когда мы сошлись, и уже успела развестись. Ей недавно исполнилось тридцать, так что шантаж не прокатит. Она сама хотела этой связи, буквально тащила меня в ЗАГС. Банальная история, каких миллионы.
— «Ваша подруга Рита очень на вас сердита, шлёт вам в подарок ножик булатный…» — профессионально поставленным баритоном пропел Андрей. — Да что вы, Евгений Романович! Какой шантаж?! — Сыщик расхохотался, красиво махнув в воздухе зажжённой сигарой. — Просто дама считает, что вы не совсем в ладу с законом. Но у меня нет доказательств! И у неё нет! Конечно, можно проверить её показания. Дама сулит мне за это бешеные деньги. Пока удалось уговорить её немного подождать.
— Да что ей нужно, в конце концов? — Зенькович дёрнул углом рта.
— Разоблачить вас. Сперва она пыталась открыть глаза вашей дочери Елизавете. Та обещала поговорить с вами, поехала в Питер и не вернулась оттуда. То есть, конечно, вернулась, но… в виде урночки с прахом. Потом Маргарита вышла на вдовца вашей дочери Леонида Киреева. В ночь на двадцать седьмое августа этого года на кухню, где находился Леонид, случайно залетела граната. Ну, бывает. Мой сотрудник чудом остался в живых. После этого Маргарита Расуловна всерьёз испугалась за свою жизнь. Но говорит вместе с тем, что терять ей нечего, и хочет известить о том же самом вашего сына Святослава. Если и с ним что-то приключится, то придётся вмешиваться не только мне, но и правоохранительным органам. Но и это ещё не всё! Маргарита хочет поставить в известность руководство Академии наук, университетов, фондов, других учреждений о том, кем вы, по её мнению, на самом деле являетесь. А вдруг где-нибудь, получив такое послание, обратят на него внимание и захотят проверить факты? Особенно трепетно к моральному облику граждан относятся за границей. Я решил посоветоваться с вами. Сразу же предупреждаю, что у госпожи Кагировой уже другие документы. Она находится за границей, и в отношении неё действует программа защиты свидетелей. Так что лучше вам её не искать и отношения не выяснять. Я могу договориться с Маргаритой совершенно спокойно. Если она откажется от своих намерений, шум уляжется. Святославу Евгеньевичу не придётся краснеть за отца. Вас такой вариант устраивает? Вы будете избавлены от необходимости жертвовать временем, средствами и репутацией. Кстати, ваш сын хочет баллотироваться на выборах в парламент. Пойдёт ли ему на пользу подобное разбирательство? Склоки вокруг вашего имени? Для политтехнологов, специализирующихся на «чёрном пиаре», это — просто царский подарок. Да и ваши друзья за рубежом не придут в восторг от всесторонних обсуждений данного вопроса…
— Чего вы от меня хотите? — устало спросил Зенькович.
Он понимал правоту Озирского. Знал, что тот может — или сам, или с помощью друзей-рубоповцев — доказать пусть не все, но хоть какие-то эпизоды, в которых фигурировал Академик. Пойдут публикации в прессе. Начнутся пересуды в светских кругах. На заграничных лекциях можно будет смело поставить жирный крест. Но, самое главное, узнает Святослав! В том числе и о Елизавете, с которой они, несмотря ни на что, были очень дружны. Заподозрит, что сестру убил отец.
А ведь Святослав — юрист по специальности. И что он должен в такой ситуации делать? Выгораживать отца или расследовать обстоятельства гибели сестры? Предавать одного из самых близких своих родственников? Святослав такой человек, что подобная ситуация может свести его с ума. И вся карьера к чертям! Все перспективы останутся лишь воспоминаниями. Молодец, Марго, ты всё рассчитала точно! Ради того, чтобы сын ни о чём не узнал, Академик пожертвует многим.
— Чего я от вас хочу? — Озирский сбил пепел в глиняный сосуд, разрисованный старинным орнаментом. — Если разобраться, не так уж много. Особенно теперь, когда вы вывели из игры своих людей, которым у меня была масса претензий. Я имею в виду пожар в токсовской сауне. Я хотел, чтобы вы это сделали, потому что просто стыдно было гоняться за девчонкой и мальчишкой так, будто они — международные террористы. Теперь Алисе Яниной требуется дорогостоящее лечение и длительная реабилитация. Ей придётся заново осваивать программу средней школы и университета. А ведь она, золотая медалистка, шла на «красный» диплом. И пострадала только из-за того, что захотела помочь следствию. Она ничего не знает о вас, Евгений Романович. Она видела только, как вожатую другого отряда убивают ваши люди. Потом погиб и ди-джей…