Девятнадцать минут - Джоди Пиколт

Патрик Дюшарм выпрямился и поморщился.

— Ваша честь, — сказал он, — мне уже пора перестать на вас натыкаться. В прямом смысле.

Она нахмурилась.

— Не надо было стоять возле пожарного выхода.

— Не надо было так резко толкать дверь. Ну и где же? — спросил Патрик.

— Где что?

— Пожар? — Он кивнул в сторону другого полицейского, который шел в сторону патрульной машины, стоявшей на парковке.

Алекс отступила на шаг и скрестила руки на груди.

— Мне кажется, мы уже разговаривали о — э-э — разговорах.

— Прежде всего, мы не разговариваем о процессе, разве что речь идет о метафорах, которые мне неизвестны. Во-вторых, ваше участие в этом процессе под сомнением, по крайней мере, если верить статье в сегодняшнем номере «Стерлинг ньюз».

— Там сегодня написали обо мне статью? — ошеломленно спросила Алекс. — И что там пишут?

— Ну, я бы рассказал вам, но тогда нам придется говорить о вашей работе, ведь так? — Он улыбнулся и зашагал прочь.

— Погодите, — крикнула Алекс вслед детективу. Когда он обернулся, она посмотрела вокруг, убедившись, что они на стоянке одни. — Можно вас кое о чем спросить? Без протокола?

Он медленно кивнул.

— Вам Джози показалась… не знаю… нормальной, когда разговаривала с вами на днях?

Патрик прислонился к кирпичной стене здания суда.

— Вы определенно знаете ее лучше, чем я.

— Ну… да, конечно, — сказала Алекс. — Я просто подумала, может быть, она сказала вам что-то, как постороннему человеку, чего не хотела говорить мне. — Она опустила глаза на асфальт между ними. — Иногда это легче.

Она чувствовала на себе взгляд Патрика» но не могла набраться смелости посмотреть ему в таза.

— Можно, я вам кое-что скажу? Без протокола?

Алекс кивнула.

— До того как я попал на работу сюда, я работал в Мэне. И у меня было расследование, которое было не просто расследованием, если вы меня понимаете.

Алекс понимала. Неожиданно для себя она услышала в его голосе нотку, которой не было прежде — низкую нотку, наполненную страданием, как звучание камертона, который никак не перестает вибрировать.

— Там была женщина, которая значила для меня все, и мальчик, который значил все для нее. И когда ему причинили то, чего ребенок никогда не должен пережить, я перевернул небо и землю, чтобы виновный был наказан, потому что мне казалось, что никто не сможет сделать эту работу лучше, чем я. Возможно, никто больше меня не был так заинтересован в результате. — Он посмотрел прямо Алекс в глаза. — Я был настолько уверен, что смогу разделить свои чувства и свою работу.

У Алекс пересохло во рту.

— И смогли?

— Нет. Потому что, когда кого-то любишь, независимо от того, что, ты говоришь себе, это уже не работа.

— А что?

Питер на мгновение задумался.

— Месть.

В очередное утро, когда Льюис сказал Лейси, что собирается навестить Питера в тюрьме, она села в машину и поехала за ним. С тех пор как Питер признался, что отец к нему не приходит, и во время предъявления обвинения, и после Лейси никому об этом не рассказывала. Она все меньше и меньше разговаривала с Льюисом, боясь, что, если только раскроет рот, правда вырвется как ураган.

Лейси следила, чтобы между ней и Льюисом все время была еще одна машина. Это напомнило ей, как много лет назад, когда они еще встречались, она ехала за Льюисом в его квартиру или он ехал за ней. Они играли друг с другом, включая стеклоочиститель на заднем стекле, как бы виляя хвостиком, и мигая Тарами по азбуке Морзе.

Он поехал на север, словно действительно направлялся в тюрьму, и Лейси на мгновение одолели сомнения: может, Питер по какой-то причине ее обманул? Она так не думала. Хотя от Льюиса она тоже такого не ожидала.

Дождь начался, как раз когда они подъехали к парку в центре Лима. Льюис включил поворот и свернул на небольшую стоянку рядом с банком, художественной студией и цветочным магазином. Она не могла остановиться рядом — он бы сразу узнал ее машину, — поэтому она остановилась на стоянке возле хозяйственного магазина неподалеку.

«Может, он хочет снять деньги в банкомате», — подумала Лейси. Но все же она вышла из машины и, спрятавшись за цистернами, смотрела, как Льюис вошел в цветочный магазин и спустя пять минут вышел с букетом розовых роз.

У нее подкосились ноги. У него есть любовница? Она не могла даже представить, что может стать еще хуже, что их маленькая семья может разлететься на еще более мелкие кусочки.

Лейси неуверенной походкой вернулась к машине и заставила себя ехать за Льюисом. Да, она слишком переживала из-за суда Питера. Может, она действительно виновата, что не выслушала Льюиса, когда он хотел поговорить, потому что все то, что он мог рассказать ей о семинарах по экономике, или о статьях, или о последних известиях, действительно казалось неважным тогда, когда их сын находился в тюрьме. Но Льюис? Она всегда считала себя свободным элементом их брака, а его она рассматривала как основу. Безопасность была иллюзией. Вряд ли можно считать себя связанным, если концы веревки распущены.

Она вытерла глаза рукавом. Льюис конечно же, скажет ей, что это был только секс, а не любовь. Что это ничего не значит. Он скажет, что люди по-разному справляются со своим горем, по-разному затыкают дыру в своем сердце.

Льюис опять включил сигнал поворота и свернул направо — на этот раз на кладбище.

Лейси ощутила медленно разрастающуюся боль в груди. Это уже извращение. Он что, встречается с ней здесь?

Льюис вышел из машины с розами в руках, но без зонтика Дождь усилился, однако Лейси была полна решимости увидеть все до конца. Она последовала за ним на достаточно большом расстоянии на новую часть кладбища, ту, где располагались свежие могилы. На них даже еще не было надгробий. Земля здесь была похожа на лоскутное одеяло: коричневый грунт и зелень разрезанного газона.

Возле первой могилы Льюис опустился на колени и положил на землю одну розу. Затем перешел к следующей и сделал то же самое. И опять, и опять, пока его волосы не прилипли ко лбу, пока рубашка полностью не промокла, пока он не разложил все десять роз.

Лейси подошла к нему сзади, когда он положил последнюю розу.

— Я знал, что ты здесь, — сказал он, не оборачиваясь.

Она не могла вымолвить ни слова. Облегчение от того, что Льюис на самом деле ей не изменяет, было заглушено пониманием, куда он ездит в это время. Она не смогла бы точно сказать, может ли она еще плакать или это небо плачет вместо нее.

— Как ты смеешь приходить сюда, — набросилась она, — а не к своему сыну?

Он поднял на нее глаза.

— Ты знаешь, что такое теория хаоса?

— Мне плевать на теорию хаоса, Льюис. Меня волнует только Питер. Я скажу тебе больше…

— Есть теория, — прервал ее он, — что объяснить можно только последний момент во времени, линейно… но все, что привело к этому, могло состоять из какой угодно последовательности, событий. Ну, например, ребенок на пляже перепрыгнет через камешек, а где-то на другой стороне планеты возникнет цунами. — Льюис встал, сунув руки в карманы. — Я брал его с собой на охоту, Лейси. Я настаивал, чтобы он занимался спортом, хотя ему это не нравилось. Я говорил тысячи вещей. Вдруг именно что-то из сказанного мною заставило Питера это сделать?

Он согнулся, рыдая. Капли дождя падали ему на плечи и на спину. Лейси подошла к Льюису.

— Мы сделали все, что могли, — сказала Лейси.

— Этого было недостаточно, — Льюис кивнул в сторону могил. — Посмотри на это. Посмотри на это!

Лейси смотрела. Под усиливающимся ливнем, с намокшими волосами, в прилипшей к телу одежде, она обвела взглядом кладбище и увидела лица детей, которые все еще были бы живы, если бы ее сын вообще не родился.

Лейси положила руки на живот. Боль разрезала ее пополам, словно пила фокусника, только она знала, что снова ее тело не срастется никогда.

Один из ее сыновей принимал наркотики. Второй стал убийцей. Неужели они с Льюисом были плохими родителями для этих мальчиков? Или им нельзя было вообще становиться родителями?

Дети не совершают собственных ошибок. Они прыгают в пропасти, к которым их привели родители. Они с Льюисом искренне верили, что идут в правильном направлении, но может быть, стоило остановиться и спросить дорогу. Тогда, возможно, им не пришлось бы видеть, как Джойи, а потом и Питер совершают роковой шаг и падают в пропасть.

Лейси вспомнила, как ставила Питеру в пример отличную учебу Джойи, как говорила Питеру, что, может быть, стоит заняться футболом, потому что Джойи это очень нравилось. Признание начинается дома, как и нетерпимость. Лейси поняла, что прежде, чем стать изгоем в школе, Питер чувствовал себя чужим в собственной семье.

Лейси крепко зажмурилась. Всю оставшуюся жизнь ее будут знать как мать Питера Хьютона. При других обстоятельствах она была бы счастлива, но нужно быть осторожной в своих желаниях. Право гордиться достижениями своего ребенка предполагает и ответственность за его ошибки. А для Лейси это означало, что вместо того, чтобы просить прощения у погибших, им с Льюисом нужно стать ближе к дому, к Питеру.