Девятнадцать минут - Джоди Пиколт

— Почему не вели?

— Я работала. Много, — ответила Алекс.

— Большинство родителей много работают…

— Но у меня хорошо получается быть судьей. И совершенно не получается быть матерью. — Алекс прикрыла рот рукой, но было уже поздно — забирать обратно слова, которые извивались на барной стойке, словно ядовитые змеи. Зачем она сознается другому человеку в том, в чем не признавалась даже себе? Она с таким же успехом могла бы нарисовать огромную мишень на своей ахиллесовой пяте.

— Может, тогда вам лучше попробовать говорить с Джози так, как вы разговариваете с людьми, которые приходят в ваш суд? — предложил Патрик.

— Она терпеть не может, когда я веду себя так, как юрист. Кроме того, я почти не разговариваю в суде. Чаще всего я слушаю.

— Что ж, Ваша честь, — сказал Патрик. — Это тоже может сработать.

Однажды, когда Джози была еще совсем крошкой, Алекс ненадолго упустила ее из поля зрения. Этого времени хватило, чтобы она взобралась на табурет. Из противоположного конца комнаты Алекс с ужасом наблюдала, как под небольшим весом Джози качается табурет. Она не успела бы добежать, чтобы поймать Джози, и не хотела кричать, боясь, что это напугает ее, и тогда она точно упадет. Поэтому Алекс просто стояла и ждала, пока произойдет непоправимое.

Но вместо этого Джози удалось взобраться на табурет, встать ножками на небольшой диск сиденья и дотянуться до выключателя, к которому, собственно говоря, она все это время и стремилась. Алекс смотрела, как она включает и выключает свет, как ее личико каждый раз озаряется улыбкой от понимания того что ее действия могут изменять мир.

— Поскольку мы сейчас не в суде, — неуверенно проговорила она, — я бы хотела, чтобы вы называли меня Алекс.

Патрик улыбнулся.

— А я бы хотел, чтобы вы называли меня Ваше Величество Король Камеямея.

Алекс не удержалась и расхохоталась.

— Но если это слишком сложно запомнить, Патрик тоже подойдет. — Он взял кофейник и долил немного кофе в ее чашку. — Добавка бесплатно, — сказал он.

Она наблюдала, как он добавляет сахар, сливки в том же количестве, которое она использовала в первый раз. Он был детективом, его работа — запоминать детали. Но Алекс подумала, что вовсе не это делает его хорошим полицейским. А то, что, имея возможность, как любой офицер полиции, использовать силу, он вместо этого подкупает своей добротой.

Алекс знала, что это всегда срабатывает наверняка.

Джордан, конечно, не упоминал об этом в своем резюме, но он очень талантливо танцевал под детские песенки. Он больше всего любил «Горячую картошку[21]», но Сэма по-настоящему веселила песенка «Фруктовый салат[22]». Пока Селена наверху принимала горячую ванну, Джордан включил DVD-проигрыватель — жена всегда была противницей излишнего увлечения видеопрограммами и не хотела, чтобы малыш научился писать «Д-И-Н-О-З-А-В-Р» раньше, чем свое собственное имя. Селена всегда хотела, чтобы Джордан занимался с ребенком чем-то другим, например учил наизусть Шекспира или решал уравнения, но Джордан был убежден, что нужно дать возможность телевизору делать свою работу и занять мозги… по крайней мере, для того чтобы потанцевать танго.

Младенцы имеют идеальный вес, поэтому опустив их на пол, появляется ощущение, что чего-то не хватает.

— Фруктовый салат… Ам! Ам! — проникновенно напевал Джордан, вертясь, а Сэм заливисто смеялся.

В дверь позвонили, и Джордан со своим крохотным партнером скользящей походкой направился в прихожую. Подпевая почти в унисон певцам, Джордан открыл дверь.

— Давай сегодня сделаем фруктовый салат, — пел он и тут увидел, кто стоит на крыльце его дома. — Судья Корниер!

— Простите, что помешала.

Он уже знал, что она отказалась от участия в процессе — это счастливое известие облетело всю округу после обеда.

— Нет-нет, все в порядке. Заходите.

Джордан оглянулся на след из игрушек, которые они с Сэмом разбросали по пути своего следования (это тоже нужно было убрать до того, как Селена спустится). Стараясь по пути отфутболить как можно больше из них под диван, он провел судью в гостиную и выключил телевизор.

— Это, должно быть, ваш сын.

— Да. — Джордан перевел взгляд на ребенка, который как раз решал, стоит ли закатить истерику из-за того, что выключили музыку. — Сэм.

Она протянула к нему руку, и Сэм ухватился за ее указательный палец. Сэм наверняка смог бы растрогать и Гитлера, но его вид, похоже, только придал судье Корниер решимости.

— Зачем вы указали имя моей дочери в списке свидетелей?

«Ага!»

— Потому, — ответил Джордан, — что Джози и Питер дружили, и она может понадобиться мне в качестве свидетеля, дающего показания о его репутации.

— Они дружили десять лет назад. Не лгите, вы сделали это чтобы отстранить меня от дела.

Джордан устроил Сэма поудобнее.

— Ваша честь, при всем моем уважении к вам я никому не позволю вмешиваться в мою работу по этому делу. Особенно судье, которая больше не имеет к этому делу никакого отношения.

Он заметил недобрый огонек в ее глазах.

— Даже не думайте, — сухо закончила она, развернулась и решительно вышла из комнаты.

Если спросить первую попавшуюся девочку, хочет ли она стать популярной, она ответит «нет». Хотя правда состоит в том, что если она, оказавшись в пустыне, будет умирать от жажды, и ей предложат на выбор стакан воды или мгновенную популярность, она скорее выберет второе.

Услышав стук, Джози закрыла дневник и сунула под матрац, в самый ненадежный тайник в мире.

В комнату вошла мама, и какую-то секунду Джози не могла понять, что было не так. А потом догадалась: на улице еще не стемнело. Обычно к тому времени, когда мама возвращалась домой из суда, пора было ужинать, а сейчас всего без четверти четыре. Джози только что пришла домой после уроков.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала мама, садясь рядом с ней на покрывало. — Я сегодня отказалась от участия в процессе.

Джози не сводила с нее глаз. Насколько она помнила, мама еще ни разу не отказывалась от сложных дел. К тому же, разве недавно они не разговаривали о том, что она не собирается отказываться от этого дела?

У нее возникло неприятное ощущение внутри, которое появлялось, если ее вызывал учитель, а она в это время не слышала, о чем шла речь. Что маме стало известно, чего она не знала несколько дней назад?

— Что случилось? — спросила Джози, надеясь, что мама не настолько внимательна, чтобы заметить, как дрожит ее голос.

— Об этом я тоже хотела с тобой поговорить, — сказала мама. — Защита включила тебя в список свидетелей. Тебя могут вызвать в суд.

— Что?! — воскликнула Джози, и на какое-то мгновение все исчезло: ее дыхание, ее пульс, ее смелость. — Я не могу пойти в суд, мама, — сказала она. — Не заставляй меня. Пожалуйста…

Мама наклонилась к ней, что было очень кстати, потому Джози была уверена, что в любую секунду может просто исчезнуть. «Сублимация, — подумала она, — переход вещества из твердого состояния непосредственно в газообразное». А потом поняла, что этот термин она выучила для контрольной по химии, которую так и не написала, из-за того что произошло.

— Я разговаривала с детективом, и знаю, что ты ничего не помнишь. Тебя включили в этот список только потому, что ты когда-то, давным-давно, дружила с Питером.

Джози отстранилась.

— Ты клянешься, что мне не придется идти в суд?

Мама заколебалась.

— Доченька, я не могу…

— Ты должна!

— А если мы пойдем и поговорим с адвокатом? — предложила мама.

— И чем это поможет?

— Ну, если он увидит, как это тебя расстраивает, возможно, он хорошо подумает, прежде чем вызвать тебя в качестве свидетеля.

Джози легла на кровать. Несколько секунд мама гладила ее по голове. Джози показалось, что она прошептала: «Прости меня», потом встала и закрыла за собой дверь.

— Мэтт, — прошептала Джози, словно он мог ее услышать» словно он мог ответить.

«Мэтт». Она вдохнула его имя, как кислород, и представила, как оно разлетается на тысячу крошечных частиц, которые проникают в ее красные кровяные тела, а оттуда прямо в сердце.

Питер сломал карандаш пополам и воткнул кусок с ластик в кукурузную лепешку.

— С днем рождения меня, — пропел он себе под нос. о не допел песенку до конца. Какой смысл, если все равно понят но, как она заканчивается?

— Эй, Хьютон, — позвал охранник, — у нас для тебя подарок За ним стоял парень ненамного старше Питера. Он раскачивался на пятках взад и вперед, а из носа текли сопли. Офицер завел его в камеру.

— Обязательно угости его своим именинным пирогом, — сказал офицер.

Питер сел на нижнюю койку, только чтобы показать этому парню, кто здесь главный. Паренек стоял, крепко вцепившись в выданное ему одеяло, и смотрел в пол. Он поднял руку и поправил на носу очки, и только тогда Питер понял, что с ним что-то определенно не так. У него был тот остекленевший рассеянный взгляд, который бывает у ребят с проблемами развития.