Удиви меня - Наталья Юнина

— Расслабься, — выводит меня из себя.

Так и хочется крикнуть ему, что это нереально, когда внутри тебя впервые врезался бронепоезд. Это очень… очень, очень больно. Но, как ни странно, злость и гнев за этот дебильный приказ немного отвлекли меня от боли, а потом рука Сережи протиснулась вниз между нашими телами и его пальцы коснулись клитора. Да, так определенно лучше. Наконец, облегченно выдыхаю, когда недавнее возбуждение постепенно разгорается внизу живота.

— Можешь продолжать, — тихо шепчу я, закрывая глаза. При этом на ощупь нахожу его губы.

Сережа начинает медленно двигаться во мне, уже не вызывая вспышки былой боли. Постепенно я подстраиваюсь под него и уже двигаюсь в такт с ним. Сама не понимаю, как это происходит, скорее всего на уровне инстинктов. Сколько продолжался марафон под названием «полное знакомство тел» — я не знаю. По ощущениям бесконечно долго. Не могу объяснить, что именно, но как только я почувствовала что-то болезненно-приятное, Алмазов напряженно замер и кончил, уткнувшись мне лицом в шею. Ну было бы странно, если бы я улетела сейчас в экстаз. Улыбаюсь как дурочка, поглаживая его спину. Сережа выдыхает и отрывается от моей шеи, быстро чмокнув меня в губы. Осторожно покидает мое тело и откидывается на спину, при этом улыбается в ответ.

Глава 34

Несколько секунд я лежу неподвижно, рассматривая потолок, и пытаюсь сдержать рвущийся из меня смех. Я не знаю почему мне смешно. Как будто в рот попала смешинка, которая не дает мне спокойно вдохнуть. Закрываю глаза и подтягиваю на себя простыню. Самое удивительное, что я не только чувствую, но и слышу, как Сережа тоже посмеивается. Может мы чего-то надышались в процессе? Иначе не знаю, как это объяснить. Но еще более удивительно то, что мне сейчас хорошо. Вот реально хорошо, несмотря на то, что еще несколько минут назад мне хотелось вскочить с кровати с воплями «больно». Позорище, хорошо хоть сдержалась. Открываю глаза, как только чувствую Сережины пальцы на моей шее. Он меня не гладит, а всего лишь убирает прилипшие пряди волос. Черт, я еще и здесь влажная. И вот тут смех все же вырывается наружу.

— Чего ты смеешься? — тихо задает вопрос, при этом сам делает тоже самое.

— Хочу и смеюсь, — поворачиваю к нему голову. — А ты чего?

— Хочу и смеюсь, — повторяет мои же слова, при этом берет и сдирает с меня простыню. — Тебе холодно?

— Нет.

— Тогда зачем накрылась?

— Я вообще-то голая.

— Я тоже и что? — невозмутимо бросает в ответ и перетягивает меня на себя, обнимая одной рукой. Машинально кладу голову ему на грудь, обняв в ответ.

Лежать голыми в обнимку, активно соприкасаясь грудью — как минимум непривычно. Правда, в этом есть своя приятная фишка — я слышу, как бьется сердце Алмазова. Громко и очень-очень быстро. Не могу объяснить почему, но мне нравится этот звук. И даже нравится сейчас лежать на Сереже, несмотря на то, что, если быть откровенной — это не слишком удобно.

— У тебя тахикардия, — первой нарушаю затянувшееся молчание.

— У тебя тоже, — парирует он в ответ, поглаживая мои волосы.

— Не делай так, это слишком расслабляет. А мне еще надо в душ. Вообще хорошо бы прямо сейчас, но пока нет сил встать. Это не из-за брезгливости, — быстро добавляю я, приподнимая голову. — Просто… ну… у меня… короче, сам понимаешь.

— О, Боже, неужели я дожил до момента, когда тебя можно чем-то смутить и ты не можешь произнести вслух, что у тебя кровь между ног?

— Спасибо, что сказал. А там прям кровище? Смотреть что-то не хочется.

— Багровые реки, — усмехаясь, произносит Алмазов.

— Дурак, — несильно бью по его руке, усмехаясь в ответ и вновь кладу голову ему на грудь. — Вообще-то у меня было стойкое ощущение, что в какой-то момент бронепоезд врезался в тоннель, совершенно непредназначенный для этого бронепоезда. Это, между прочим, больно.

— А ты хотела прям охеренно приятно с первого раза? Ну не наглей, я не настолько волшебник.

— Может и хотела, но я ж не дура, в сказки не верю.

— А зря. Девочки должны в них верить хотя бы иногда. Уже не больно или требуется срочная медицинская помощь от доктора Алмазова? — быстро переводит тему, не прекращая гладить мои волосы. При этом голос его, к счастью, без ноток злости или обиды.

— Ты предлагаешь мне залить там все перекисью, а может вообще зашить раневую поверхность? — вновь приподнимая голову, иронично бросаю я. — Давай не выделываться, нечему там заживать. Через два дня уже можно будет продолжать. Хотя стой…

— Что такое, Полина Сергеевна?

— Примерно через три дня у меня должны быть месячные. Значит все меняется. Второй секс будет через… три плюс три — шесть. Итого через шесть дней. Короче, на седьмой день, начиная с завтрашнего утра. А дальше можно каждый день им заниматься. Хотелось бы к приезду родителей все-таки понять, из-за чего люди так помешаны на сексе. Мама с папой приезжают через одиннадцать дней, значит еще три дня можно пробовать заниматься сексом после второго раза, чтобы понять понравится ли мне это или нет. Четыре дня хватит, чтобы раскрыть во мне потенциал и сексуальные чакры?

— Мне хватит нескольких минут, чтобы задушить тебя и не раскрывать никакого потенциала и чакры, — резко переворачивает меня на спину и нависает надо мной. — Лучше закрой рот, говорю серьезно.

— Тебе не нравится, что я говорю?

— Мне не нравится то, о чем ты говоришь. Хватит анализировать и рассчитывать все наперед. Ты вообще способна отпустить себя и поток тупых мыслей из своей головы хоть ненадолго?! — зло бросает Алмазов.

— Не знаю, — растерянно бросаю я, прижимая руки к груди.

— А ты попробуй для разнообразия сделать что-то новое. Если ты еще не поняла, все твои графики, правила и прочая чушь потерпели фиаско. Ты до последнего предлагала мне просто секс, но еще сегодня утром, бесилась от того, что я провожу время с Соней. Это называется ревность, Полина, — шепчет в миллиметре от моих губ. — И ты далеко не дура, чтобы этого не