Удиви меня - Наталья Юнина

— На лодке?

— Да. Не нравится?

— Ммм… не задумывалась об этом. Я никогда не каталась на лодке.

— Все-то у тебя будет впервые. Вот не встретила бы Серожу Брулльянтового, сейчас бы лежала в кровати и жрала печенье, просматривая очередной справочник по терапии.

— У тебя хорошее настроение?

— А что, так заметно?

— Да.

— Ну значит, да. Давай поторапливаться, еще целый час ехать, а с пробками и того больше. Еще в магаз надо сгонять по пути. Спасибо, кстати, за завтрак.

Молча киваю в ответ и тянусь за блинчиком, хватая его одновременно с Сережей.

— А давай на половинку, — подмигивает и делит блин на пополам.

Место, куда привез меня Сережа, было поистине красивым. К своему стыду я и не подозревала, что недалеко от города есть столь живописный уголок. Кататься по озеру, при этом смотреть за тем, как Алмазов гребет — то еще удовольствие. И все бы было хорошо, если бы не одно большое НО. С каждой минутой концентрация моего внимания падает все больше и больше. Я уже почти не слушаю то, о чем так беззаботно рассказывает Сережа. В мыслях только одно — взять ершик и от души засунуть его в трусы. И разодрать там все к чертовой матери. Глубокий вдох — выдох. Не помогает. Ничего не помогает. Умом я понимаю, что это ненормально после первого раза. Там может болеть, тянуть, да все, что угодно, но ведь не чесаться! Перевожу взгляд на пах Алмазова и в который раз гоню от себя мысли, что он мог чем-то меня заразить. Слишком уж короткий инкубационный период. Да и не может ничем Сережа болеть. Ну что ж так чешется, тварь такая! Свожу ноги вместе, чтобы хоть как-то унять дебильный зуд.

— Все хорошо? — так заботливо интересуется Алмазов, что мне становится стыдно за то, что я думаю только о том, что творится у меня в трусах. Почесун там, Серожа, уже реальный почесун. Достань мне ершик и почеши меня, вот тогда будет хорошо. Ну по крайней мере лучше. — Полин?

— Все хорошо, — киваю как болванчик, а сама думаю только о том, что ЭТО может быть. Что могло так быстро проявиться зудом? Вши! Черт, как быстро лобковые вши откладывают яйца? Кол тебе, Стрельникова, за незнание. Ну и где мог Алмазов их нахвататься? Да быть такого не может. — Сережа, а у тебя ничего… не чешется?

— Чешется, — улыбается в ответ, усиленно гребя. Ах ты гад! — Рука. Зарплата же скоро. А что?

— Да ничего, — шумно выдыхаю. — Просто так, — еле выговариваю я, наблюдая за тем, как Сережа гребет к берегу.

Ну Слава Богу. А нет… не к берегу. К кувшинкам. Вот это настоящая красота. Их так много, что на секунды я забываю о жопе, творящейся в моей промежности. А когда Сережа останавливается и убирает весла в сторону, чтобы дотянуться до лилий, меня реально сжирает… нет, не зуд, а совесть. Он мне кувшинки срывает, а я думаю о том, что он меня вшами наградил. Ну ведь реально стерва.

— Они простоят какое-то время, если мы поставим их в воду. У меня в машине есть пятилитровая канистра. Я срежу у нее верх и положим их туда, — кладет мне лилии на платье и улыбается сродни ребенку.

— Красивые. Спасибо, — вполне искренне произношу я, поглаживая лепестки. — Кстати, мне никто не дарил цветов. Ну кроме папы с Димой, но это как бы не в счет. Да и там другие цветы.

— Я не сомневался в этом. Еще? — указывает глазами на кувшинки.

— Нет, этих хватит. Спасибо.

— Тогда давай к берегу, а потом пойдем к базе отдыха. Там есть кафе, где готовят отменный шашлык.

— Ага, — снова киваю как заведенная, а сама понимаю, что никакой шашлык я уже не выдержу. Мне нужен либо ершик, либо лед. А еще лучше к врачу, а точнее гинекологу.

Как мы доплыли до берега и то, как Сережа вырезал импровизированную вазу для лилий я уже не помню. Очнулась я более-менее тогда, когда он схватил меня за руку, чтобы отвести в то самое кафе. Нет, больше я не выдержу.

— Я больше не могу, — отчаянно произношу я, как только мы проходим несколько шагов.

— В смысле? Что случилось?

— У меня… у меня что-то… не в порядке в области… — черт возьми!

— В какой области? Ты чего?

— В области… жпо.

— Что-то с… жопой?

— Женских половых ооо… да блин, жопа у меня в трусах. В смысле жопа масштабная. Там все чешется! Так чешется, что я сейчас умру.

— И как давно у тебя там все чешется? — растерянно бросает Сережа. Кажется, я впервые вижу на его лице растерянность.

— С утра. Но было терпимо, а последние пару часов это… это пипипипиззз. Короче, ты понял.

— А какого хрена ты молчала так долго?! — хватая меня за руку, раздраженно интересуется Алмазов.

— Нормальные девушки о таком не говорят вслух.

— Господи, дай мне сил. Садись, — открывает мне переднюю дверь. — Дай посмотрю, что там у тебя.

— Я тебе посмотрю! Отвези меня в ближайшую клинику, в папиной я позориться с таким не буду.

— Господи, как же с тобой тяжко.

Ничего не говорю в ответ. Молча закрываю глаза, впивая до боли ногти в собственную кожу.

— Ну и что это может быть? Есть предположения?

— Есть, но единственное предположение тебе не понравится.

— Ну и?

— Кроме как… вши, идей больше нет.

— Ааа… то есть я тебя наградил мандавошками? — усмехается в голос. — Охренеть.

— Я такого не говорила.

— Но подумала. Задницу бить я тебе сейчас не буду только потому, что у тебя и так жопа. Пристегнись.

Пожалуй, так долго я еще не была у врача. Но, в момент, когда мне купировали зуд, мне стало все равно. Экспресс анализы, опросы. Да по фиг, когда в трусах хорошо. Правда, единственное предположение врача, о котором я почему-то не догадалась, привело меня в уныние. К гадалке не